Русальная неделя
Шрифт:
— А вот дочка меня вообще касаться не должна. Елена Афанасьевна — невеста Троекурова. Пусть он и парится… Так. Стоп.
Я произнес фамилию «Троекуров» и вспомнил рассказ горе-киллера, которого подослал ко мне оскорблённый жених. О том, как из Днепра выловили тело предыдущего губернатора со следами насильственной смерти посредством русалки. О том, что Троекуров-старший якобы знается с нечистью. О том, что он в принципе местный дон Корлеоне, и всю власть в губернии держит в стальном кулаке.
Спрашивается, не его ли происки — поднятый
Я понял, что не отказался бы поговорить по душам с этим человеком. Но прямо сейчас останавливало несколько соображений.
Где имение покойного Давыдова, а где Троекуров? На хрена бы сдался главному столичному мафиози медвежий угол на задворках губернии? Или напавший на моего адвоката упырь — месть за сына? Ох, тоже сомневаюсь. Запугал я Троекурова-младшего крепко, вряд ли он папаше хоть словом обмолвился о том, что произошло. А если бы и обмолвился, вряд ли бы упырь явился к моему поверенному. Уж скорее, притопал бы прямиком ко мне. Да не один, а с колдуном — чтобы ушатать наверняка и два раза не ходить.
В общем, с Троекуровым знакомиться пока рано. Займёмся теми, кто поближе.
— Ты ещё здесь? — Я перевёл взгляд на Захара.
— Бегу, — подхватился тот.
И исчез за дверью.
Я отодвинул от себя тарелку.
— Спасибо, Фёдор! Скажи-ка. А Урюпин — один работал, или помощники у него были?
— Сердечно! Сердечно рад вас видеть, многоуважаемый Владимир Всеволодович!
Яков Брейгель снова встретил меня на улице, опрометью выскочив из мастерской. Энергично затряс мою руку.
— Что там у нас с костюмом?
— Готов! Разумеется, готов! Ви таки не поверите — я прямо сейчас собирался к вам в имение, чтобы лично его привезти.
— Не поверю.
— Простите, что?
— Говорю — не выглядишь ты собирающимся в дорогу.
Брейгель был одет в затрапезную рубаху и фартук поверх неё. Из кармана на фартуке торчали здоровенные ножницы, руки были испачканы мелом.
— Ви таки меня оскорбляете! Сию секунду, вот сей же час собирался отправиться к вам! Такой дальний путь — в мои-то годы.
— А сколько вам лет?
— Ах, ну что за странный вопрос? Я ведь не барышня на выданье, чтобы вам было интересно. Прошу, прошу за мной!
Брейгель вцепился в мой рукав и потащил в мастерскую. Костюм дожидался меня надетым на подобие манекена.
Сложно сказать, чего я ждал от Брейгеля. Самый правильный ответ — ничего не ждал. Заказал да забыл. Что сошьёт, то и сошьёт, на завсегдатая «Голубой устрицы» похож не буду — и то ладно.
Костюм меня удивил. На манекене он смотрелся круто. А когда я его надел, градус крутизны вообще улетел в облака. Брейгель каким-то волшебным образом ухитрился исполнить костюм в рамках
Чёрный бархат не сковывал движений. Длинные полы кафтана не мешали. Вместо золотого шитья и позументов, которыми щеголяли местные — два ряда серебряных пуговиц. Да не простых, а украшенных головой того зверя, который смотрел на меня с рукояти фамильного кинжала Давыдовых.
— Это-то откуда? — изумлённо глядя на пуговицы, спросил я.
Брейгель довольно улыбнулся.
— Я ношу звание лучшего портного в губернии не потому, что у меня красивые глаза! Разумеется, я не мог не обратить внимание на ваш великолепный ножик.
— Это кинжал.
— Да-да, конечно.
— И хочешь сказать, что за один раз ты вот так детально всё рассмотрел?
— Разумеется! Я очень внимательный человек.
— Я тоже. Поэтому не ври, здоровее будешь. Где ты взял образец? Ну?!
— Ничего-то от вас не скроешь, ваше сиятельство. — Брейгель вздохнул. — Ни для кого в этом городе не секрет, что ваш уважаемый дядюшка время от времени испытывал крошечные финансовые затруднения. И кое-что из имущества Давыдовых попадало в ломбард. Мне однажды повезло выкупить серебряный подстаканник.
— Покажи.
— Не могу, это приданое моей дочери.
— И что? От того, что я посмотрю на подстаканник, жених сбежит? Покажи.
Брейгель посопел, но спорить не решился. Притащил.
Ну… Не сказать, что я такой уж знаток антиквариата. Но почему-то сразу понял, что передо мной редкая и дорогая штука.
Вокруг тяжёлого дна плелась ажурная вязь из чернёного серебра. Рядом с массивной ручкой, с двух сторон, орнамент окружал головы причудливого зверя с изумрудными глазами. Того самого, фамильного.
Я взял подстаканник в руку. Нормальная такая штука. Увесистая. Двинешь — мало не покажется.
— И почём ты его выкупил?
Брейгель закатил глаза.
— Ах, очень дорого! Этот аферист слупил с меня два империала! Если бы не дочь, которой чрезвычайно понравилась эта аристократическая вещица, я бы ни за что…
— Ясно. За империал отдашь?
Глаза Брейгеля довольно сверкнули. Хотя он, конечно, тут же заныл:
— Купив за два, уступить за один? Что ви? Как можно?!
— Никак. Ладно. На «нет» и суда нет.
Стоит ли говорить, что за империал Брейгель подстаканник отдал. Купил его наверняка дешевле, но торговаться дальше мне было лень. Не за этим сюда пришёл.
Для чего мне понадобилось имущество покойного графа Давыдова, сам себе объяснить бы не смог. Но вот для чего-то понадобилось. Понял вдруг, что эта вещь — моя, и хоть ты тресни. Будто зазудело что-то, когда её увидел. А купил — перестало зудеть.
Когда я в новом костюме завалился в приёмный пункт, где обменивали кости, приемщик меня не узнал. Вытаращился, как на привидение. Пробормотал: