Русалочка
Шрифт:
– Госпожа!
– Чего тебе?
– Не волнуйтесь. Все получится.
Колдунья поднесла к лицу руку и предприняла очередную попытку разогнуть скрюченные пальцы. Как ни странно, ей это удалось. Древнее лицо впервые озарила улыбка. И эта улыбка показалась русалочке прекрасной.
– Не знаю, получится ли у меня даже перемешать в жбане волшебное зелье...
– Получится!
– убежденно поддержала русалочка. – Все будет о’кей!
– Болтает - не запнется, как русскому научилась! Кой бес тебя занес в Россию? Нет, чтобы полюбить республику
– Там классно, - уперлась принцесса.
– Классно? А ну-ка расскажи, как там классно?
– старинное лицо волшебницы продолжало излучать неземную улыбку.
– Если вы все знаете наперед, зачем спрашиваете?
– Ну, я не все знаю наперед. Самое главное знаю, а по-мелочам… На кой мне перегружать старую голову?
– В Петербурге живет датский принц Гамлет… - начала русалочка.
– О! – изумилась колдунья (так взрослые подыгрывают байке трехлетнего ребенка).
– Вот этого я не знала. В Петербурге живет настоящий принц?
– Да, - подтвердила русалочка.
– Его зовут Вова. Вова встречается с Кристиной. Но у Кристины мама – акула. Если я их не спасу, мама съест датского принца, а Кристина покончит с собой.
– О!!! – Колдунья театрально всплеснула руками. – Откуда тебе все это известно?
– Так написано! – отчаянно воскликнула русалочка. От нее, конечно, не укрылось это снисходительное «сю-сю» в тоне старухи.
– Вы что, не верите Вильяму Шекспиру и Гансу Кристиану Андерсену?
Колдунья озадаченно почесала репу.
– Если им не верить, кому вообще верить? – спросила принцесса.
– Действительно… - Колдунья была сражена.
– Чтобы спасти их любовь, я стану Кристиной, госпожа.
– ... Слушай, я, пожалуй, отказываюсь иметь с тобой дело. – Подумав, решила колдунья.
– Да, да! Ступай-ка поумней, научись отличать жизнь от сказок, а годиков через пятнадцать заходи, посмотрим.
– Пятнадцать годиков! О чем вы говорите? Тут каждый день на счету. Каждое мгновение может случиться непоправимое. Не хотите помочь - не надо. Значит, я сама, со своим хвостом - смеху-то будет!
– выползу на берег и через пять минут задохнусь, - пригрозила русалочка. – Зато я буду знать, что сделала всё возможное. А вот вы про себя этого сказать не сможете, вы палец о палец не ударили, чтобы спасти любовь русалки и принца. Тоже мне волшебница…
– Ты меня шантажируешь что ли?
– А как мне еще вас убедить?
Колдунья беспомощно скрипнула последними зубами и глубоко задумалась. Так глубоко, как глубоко было спрятано ее логово. Странная перепала ей профессия, приходилось вечно повторять одно и то же: клиенты, доходившие в своих грезах до исступления, на разумные доводы не реагировали, - может, поэтому ее ворчание с годами выродилось в чистую формальность.
– Один вопрос я себе задаю, - в конце концов, произнесла колдунья: - почему влюбилась самая младшая и хилая, самая бледная и тощая,
– Какой же на вас грех, госпожа, если я сама решила?
– Папенькина дочка! В море ей скучно! Холодно ей! Одиноко! Зажралась ты, вот что я скажу, перелюбили тебя.
– Ладно ворчать, госпожа. Все равно, ничего не изменится.
– А какая красавица! Какая красавица!
– Была б уродиной, мы бы не встретились.
– С тобой невозможно, дитя...
– Я не дитя, сколько вам повторять. Мне пятнадцать лет. Лучше, зелье варите и не отвлекайтесь.
– Зимой вода у них покроется коркой льда. Ты не сможешь вернуться, - мрачно предупредила колдунья.
– Я и не собираюсь возвращаться.
– Это сейчас не собираешься. Большинство русалок на земле превращались в калек и каялись в том, что посмели изменить судьбу без ведома того, имени которого я тебе не могу назвать, - сакральным тоном изрекла колдунья. – Теперь-то они рады бы вернуться, да никак.
– А вы уверены, что я меняю судьбу без ведома Того, имени которого вы не можете назвать? Папа говорит, что никто не в силах даже пальцем пошевелить без ведома Того, имени которого он тоже не мог назвать.
– Ишь, мудреная подросла! Если такая умная, подумай, что чудеса сверху не падают и снизу не растут - всюду необходима жертва. Ничто не бывает даром. Я не могу гарантировать, что у нас все склеится гладко, что ты не станешь глухой, немой, слепой или безногой.
– Разве кто-нибудь может это гарантировать?
– Нет, - согласилась старуха, - никто ...Когда ...Когда мы начнем превращать твой хвост в ноги девочки, - дрожащим голосом произнесла колдунья, - будет больно, словно тебя разрезают острым-острым ножом.
– Значит, так тому и быть, - не моргнув глазом, ответила принцесса.
– Ты не сталкивалась с настоящей болью, дитя, поэтому так говоришь.
– Я не дитя. И для меня нет ничего больнее, чем жить без любви.
– Но далеко не факт, что на земле, тебя полюбят.
– Это не главное. Я сама, сама буду любить, что еще надо для счастья?
– Для счастья, может, и ничего. Но чтобы тебе остаться на земле, тебя должен полюбить парень. Или ты превратишься в морскую пену, такова наша религия.
– Мне все равно, во что превращаться. Люди верят, что из морской пены выходит богиня любви, - как вам такая религия? Значит, я превращусь в богиню любви.
– То, что люди обычно называют любовью и во что верят, – всего-навсего груда бессмысленного страдания.
– Любая жизнь – груда бессмысленного страдания. А жизнь без любви – вообще ад.
– Тебе пятнадцать лет, откуда ты такого понахваталась?
– Ну, я сидела там, глубоко в море, было много свободного времени, никто не отвлекал. Чтобы понять жизнь не обязательно жить девятьсот лет – надо ее просто понять.