Русская Америка. Слава и боль русской истории
Шрифт:
«…А для сего тот компанион Шелихов, естли вышнему правительству… угодно будет на первой случай наградить командированием для компании хотя четырех опытных и добраго поведения штурманское искусство совершенно знающих, то содержание сим надежным людям берется он, Шелихов, производить от компании…
Кроме сих, имеет компания самую ж надобность в судостроительном мастере искусном… боцмане и якорном мастере, все ж они необходимо нужны компании… более в Америке, где и завестися должна компанейская верфь…», и т. д.
Отмечая,
Шелихов, как видим, окончательно вырабатывался в ведущую, крупнейшую системную фигуру на Тихом океане и в Русской Америке, опирающуюся на трёх «китов»: 1) устойчивое финансовое положение; 2) огромный накопленный опыт, знание местных условий и людей; 3) возрастающую государственную поддержку.
При его энергии был более чем возможен быстрый качественный русский рывок в обеспечении интересов России не только в северной части Тихого океана и в Северо-Западной Америке, но и существенно южнее – даже до Сандвичевых островов.
УВЫ, до нового царствования, когда он был бы, скорее всего, новым императором Павлом понят в полной мере, Шелихов не дожил. Он умер 20 июля (старого стиля) 1795 года, и умер всего-то сорока восьми лет от роду, в Иркутске, скоропостижно и неожиданно. Погребли его подле алтаря соборной церкви в иркутском Знаменском девичьем монастыре. На мраморном монументе, украшенном медным компасом, якорями, картами и шпагой, была высечена эпитафия Гавриила Романовича Державина:
Колумб здесь росский погребен,Проплыл моря, открыл страны безвестны…И зря (видя. – С.К.), что всё на свете тлен,Направил парус свойВо океан небесныйИскать сокровищ горних, не земных…Сокровище благих,Его ты душу упокой.На другой стороне – стихи поэта Ивана Ивановича Дмитриева:
Как царства падали к стопам Екатерины,Росс Шелихов, без войск, без громоносных сил,Притёк в Америку чрез бурные пучиныИ нову область ей и богу покорил.Не забывай, потомок,Что росс – твой предок был и на востоке громок.Это была оценка сделанного, но Шелихов
К концу XVIII века ломоносовская мечта сбывалась, и – не в последнюю очередь трудами Шелихова. И вот человек, названный самим Державиным «Колумбом росским» – явно с отсылкой к Ломоносову, лежал под могильным камнем. Пора была горячая, пионерская, а многие планы и замыслы откладывались, а то и рушились.
Причём со смертью Шелихова получается настолько неясно, что к ней не мешает присмотреться внимательнее, основываясь, в частности, на сведениях декабриста барона Штейнгеля.
После декабря 1825 года интеллектуальный градус в Сибири быстро и зримо возрос за счёт того, что «во глубине сибирских руд» в немалом числе появились блестящие столичные умы, сосланные в Сибирь императором Николаем I. Был среди них и Штейнгель, который и до ссылки знал Восточную Сибирь хорошо, поскольку за двадцать лет до участия в восстании служил там.
Зная Сибирь и Дальний Восток, Штейнгель был хорошо знаком и с историей Шелихова, а также с близкими к нему людьми. И от многолетнего сотрудника Григория Ивановича, занимавшегося его «американскими» делами в качестве правителя русских поселений «Северо-Восточной компании» (позднее – одного из директоров Российско-американской компании), Евстратия Ивановича Деларова, Штейнгель услыхал следующий, по его определению, «анекдот». Но пусть слово «анекдот» современного читателя не смущает – во времена Штейнгеля, Деларова и Пушкина им обозначался вполне реальный рассказ о каком-то приметном событии…
Итак, в 80-х годах XVIII века Шелихов в очередной раз отправился в свои американские «вотчины», оставив жену дома. Она тут же закрутила роман с неким чиновником, собралась идти за него замуж и распустила слух, что муж, «вышед из Америки в Камчатку, умер». Брат Шелихова Василий матримониальным планам невестки и распространению слуха не препятствовал, а даже способствовал.
«Но вдруг, – повествовал со слов Деларова Штейнгель, – вовсе некстати, получено было письмо, что Шелихов жив и вслед за оным едет из Камчатки в Охотск. В сём-то критическом положении жена решилась по приезде его отравить»…
Шелихов ситуацию упредил и хотел расправиться с виновными круто. В передаче Деларова и Штейнгеля, отговорил Шелихова от расправы другой близкий его сотрудник – приказчик Баранов. Последнее имя нам ещё не раз встретится, ибо Александр Баранов стал впоследствии второй – после Шелихова – героической легендой Русской Америки. Баранов якобы и убедил хозяина «пощадить своё имя».
Интерпретация Деларова (или – Штейнгеля) в каких-то частностях оказывается явно неточной. Так, Баранов стал работать у Шелихова лишь с августа 1790 года, а не с 80-х годов. Но купечествовал он в Иркутске с 1780 года, с Шелиховым был, естественно, хорошо знаком, и отношения у них были, конечно же, доверительными. Поэтому датировка Деларова может быть признана в общем верной.