Русская армия. Сражения и победы
Шрифт:
В 1699 году был объявлен призыв 32 000 даточных – первый в России рекрутский набор. Одновременно принято на русскую службу с большим преимуществом (главным образом в смысле окладов) много иностранцев, которым отведено большинство командных должностей в новой армии. Только что закончившаяся война Франции с «Аугсбургской Лигой» освобождала как раз многих профессионалов шпаги, среди которых наряду с авантюристами попадались и люди высоких качеств.
«Потешные»
Взятие Азова. В центре, на конях, царь Петр I и воевода А. Шеин. Гравюра А. Шхонебека
Царь Петр I Алексеевич в ботике на Яузе-реке. Художник А. Д. Кившенко
Весной и в начале лета 1700 года из сверхкомплекта четырех старых полков и новопризванных даточных сформировано 29 пехотных полков, составивших три сильные дивизии, и 3 драгунских.
В продолжение всей своей истории Россия стремилась к свободному морю, как лишенное света растение стремится к солнцу. Русь родилась на волнах – в варяжской ладье, – ее национальная политика не могла не быть политикой в первую очередь морской. Щит Олега на вратах Царьграда является символом этой политики и сопряженной с нею великодержавности. «Морская традиция» была оставлена в упадочную пору русской государственности. В середине XIV века западный наш враг утвердился на Финском заливе, превратив «варяжское море» в шведское внутреннее озеро; «русское море» стало турецким внутренним озером. Россия была отрезана от обоих своих морей – северного и южного.
Возрождение российской великодержавной идеи при Иоанне III и блистательное ее развитие при Грозном не могло не привести к возрождению основного закона нашей великодержавности – «морской традиции» в политике. Вот причина Ливонских войн. Кровь Рюрика сказалась через семь столетий в предпоследнем, и самом ярком, из его венценосных потомков.
Петр понимал, что лишь выходом к морю можно вернуть России ее великодержавность. Архангельск и недавно приобретенный Азов не могли иметь значения для развития сношений с заграницей вследствие своего слишком окраинного положения.
Завоевание Черноморского побережья Петр I считал менее срочным, чем приобретение «окна в Европу» на Балтийском море. Прежде всего борьба с такой могучей державой, как Оттоманская Порта того времени, была немыслима без союзников. Союзники же по этой борьбе – Австрия и Польша – отказывались от продолжения «Азовской» войны. Австрия была озабочена вопросом о только что открывшемся испанском наследстве, Польша, по смерти Собесского, не видела выгод в походах на Молдавию. Затем, даже в лучшем случае, то есть конечном одолении Турции, пользование Черным морем представляло много неудобств. Выходы из него были в турецких руках, и выводило оно в конце концов в Средиземное море, то есть в страны латинской культуры.
Питая отвращение к иезуитам и опасаясь, не без основания, роста их влияния в России, Петр не желал завязывать особенно тесных сношений с латинянами; царевна Софья была сторонницей латинской культуры и иезуитов. Петр же решил «искать света» на севере – у голландцев, бывших его первыми друзьями, и англичан. Для этого необходимо было овладеть Балтийским побережьем,
Царь Петр I Алексеевич. Художник Г. Кнеллер
Выступая на арену большой европейской политики, молодая Россия не имела никакого опыта в этом деле. До сих пор внешние сношения Московского государства ограничивались почти одной Польшей. Понятия о других странах были характера полубаснословного. Знали, что на севере живет шведский король, с которым мы часто воевали, а на юге – турецкий султан, поганой веры. Время от времени отправлялись пышные посольства римско-немецкому цесарю и принимались таковые от него. Про «аглицкого» короля знали, что он живет за морем и царствует «не по Божьему соизволению, а по мятежных человеков хотению» – чином, стало быть, будет пониже цесаря. Из остальных иноземцев лучше других знали итальянцев – мастеров на все руки – зодчих, живописцев, музыкантов и лекарей – и голландцев – мореплавателей и торговцев, живших на Немецкой слободе.
Взаимоотношения иностранных держав были нам совершенно неизвестны. Отправляя в 1701 году Толстого, нашего первого посла в Турции, Петр наказывал ему узнать, «какое европейское государство турки больше уважают, какой народ больше любят». О количестве войск и кораблей у иностранных «потентатов» сведений не имелось. «Великое посольство» Лефорта (1697–1698) значительно расширило кругозор государя, принимавшего в нем участие под именем Петра Михайлова, и его спутников. Еще до того Петр узнал много полезного от иностранцев, живших в России. Дружба с голландцами Брандтом и Тиммерманом, создателем «дедушки русского флота», пробудила симпатии Петра к Голландии и привела к предвзятой неприязни ко врагу Голландии – Франции Людовика XIV.
В 1692 году победа англоголландского флота над французским при Хуге была отпразднована у нас иллюминацией и пушечной пальбой в Преображенском потешном городке. А какое дело могло быть Московскому государству до Франции? Франко-русские отношения, таким образом, испортились раньше, чем успели завязаться.
Положение же дел в Европе представлялось в следующем виде.
Со времени Итальянских войн конца XV и начала XVI века характерной и постоянной чертой европейской политики – ее главной пружиной – являлось соперничество Франции с Австрией – христианнейшего короля с римским императором.
Союзниками Франции в этой вековой борьбе были Турция и Швеция. Традиции франко-турецкой дружбы восходят ко Франциску I и Сулейману Великолепному, а франко-шведской – к Густаву Адольфу и кардиналу Ришелье.
Эти два союзника королевской Франции являлись как раз нашими естественными противниками:
столкновение России с ними при возобновлении процесса ее государственного развития было неизбежно, начертано на географической карте. И это обстоятельство определило характер франко-русских отношений на весь XVIII век. Вот причина неизменной русофобской политики Бурбонов, традиции которой, несмотря на исчезновение самой причины, сохраняются французскими роялистами и поныне. Появление России на международном ристалище и возобновление ею своей национальной и традиционно великодержавной политики явилось для Франции событием в высшей степени нежелательным, как ослабляющее ее союзников и лишающее ее их поддержки.