Русская дива

Тополь Эдуард Владимирович

«Надо встать, — подумала Анна. — Надо встать и послать его к чертям собачьим. Нет, еще грубей — матом, чтобы отрезать сразу и навсегда! «По линии Раппопорта и по линии отца»! «Сохранить работу»! Какая сволочь! Ну, Аня! Встань, плюнь в его гэбэшную морду и уйди красиво!..»

Но какая-то сила, а точнее, гипноз той организации, которую представлял этот Барский, удержали ее в кресле. А он снова расценил ее молчание по-своему, улыбнулся самодовольно и чокнулся своей рюмкой о ее рюмку:

— За дружбу, Анна Евгеньевна. Я уверен, что вы правильно решите эту задачу. Вот моя визитка. Можете звонить мне в любое время. А что касается этого… ну, вызова израильского, то вы его выбросьте от греха подальше. Ладно?

И он прямо, в упор посмотрел Анне в глаза. Не то предупреждал, не то уже отдавал приказ.

3

Анна

вышла на улицу и только тут почувствовала, как устала. Было такое ощущение, словно она только что с трудом вынырнула из-под свинцовой океанской волны — обессиленная и оглушенная. А здесь, на берегу весенней московской жизни, никто и не знал о существовании того давящего подводного мира. По мостовой катили и гудели машины; на углу Пушкинской улицы и Страстного бульвара шестнадцатилетние девчонки в коротких платьях ели эскимо; у кафе «Лакомка» прохожие раскупали раннюю в этом году мимозу; возле кинотеатра «Россия» очередь змеилась на новый фильм с Вячеславом Тихоновым; под окнами «Известий» толпа зевак рассматривала фотографии мировых событий и очередную карикатуру на Джимми Картера с подписью: «На службе сионизма». А на Пушкинской площади бренчала гитара, и молодежь толпилась под памятником в ожидании свиданий. Мимо них по улице Горького шла яркая, праздная, весенняя толпа — москвичи, иностранцы, туристы из провинции.

Еще недавно, всего пару часов назад, Анна была такой же, как они, — со своими друзьями, с трудной, но интересной работой и весенними надеждами на что-то новое, летнее, романтичное. И все это — даже ее разговоры в тюремных изоляторах с преступниками, которых она бралась защищать в суде, — было ее, частное, на что никто не смел посягать. В этой своей жизни Анна жила легко, как рыба в воде: гоняла по Москве свою машину, тратила свои деньги, гуляла со своей собакой, ходила к своему гинекологу, общалась со своим кругом знакомых. Но, оказывается, нет! Оказывается, все это время кто-то следил за ней: Кузяев заносил в картотеку ее проигранные и выигранные ею судебные процессы, а КГБ и Барский — ее любовные романы, знакомства, связи и, может быть, даже аборты. Чтобы в нужный им момент опустить в воду сачок, вытащить ее и всадить ей под жабры тонкую, почти незаметную булавку-микрофон, а потом опять бросить в воду и сказать: плавай, плавай, но помни, что теперь ты — наша, ты одна из нас и мы будем диктовать, как тебе жить, что думать, с кем встречаться и с кем спать…

Анна не заметила, как перешла через улицу к Пушкинской площади, села на скамейку и закурила. Она не знала, следят за ней сейчас или нет, да и не хотела знать. Пошли они в!..

Хипповатый парень с горбатым еврейским носом бренчал на гитаре трем девчонкам модную «Из окон корочкой несет поджаристой», весенняя толпа плыла в обе стороны, но все они были для Анны уже из другого, свободного мира — они флиртовали, ели мороженое, нюхали мимозы, смеялись, играли на гитаре и вообще — жили естественно и просто, как хотели. Впрочем…

Анна вдруг подумала, что нет — наверно, и в этой толпе есть меченые. Может быть, даже десятки меченых. Она сунула руку в сумочку за новой сигаретой и наткнулась пальцами на жесткий маленький картонный квадрат. Ее пальцы замерли на миг, а потом вытащили визитку:

Олег Дмитриевич Барский

Телефон [phone]

И — все. Ни названия организации, ни должности, ни адреса. КГБ везде и нигде. Мерзавцы! Сразу, с первой минуты, послать ее в нокаут! «Вы поддерживаете связь с Раппопортом?» Но дело, конечно, не в Максиме, который уже стал легендой московских евреев. Дело в ее муже. «Могу я поручиться, что товарищ Сигал не закончит решение этой проблемы в Тель-Авиве?» Вот в чем корень! Им позарез нужно, чтобы Аркадий с его мозгами нового Эйнштейна возглавил какой-то очередной проект, но они хотят связать и его и ее сотрудничеством с КГБ. А иначе они будут шантажировать ее романом с Раппопортом и темным бизнесом ее отца. Но что они могут сделать старику-алкоголику да еще бывшему зэку? Скорее всего, ничего, и, значит, здесь этот Барский блефует. Остается Максим Раппопорт. И это действительно серьезно, тут у них такие козыри, что, не дай Бог, можно легко загреметь по статье 88 за пособничество в нелегальных валютных операциях. И следовательно, спокойно, Анна Евреевна, сейчас нужно стать адвокатом самой себе. Итак, закурим…

Конечно, ее роман с Раппопортом был нарушением неписаного закона профессиональных адвокатов —

не переходить с клиентом на «ты» и уж тем более — не вступать с ними в интимные отношения! Еще в университете профессор Шнитке со своим жутким гомелевским акцентом кричал им на лекциях: «Адвокат не имеет эмоций! Адвокат не имеет души! Адвокат не имеет пола! Ви поняли меня, дети? Это вам не десять заповедей Моисея. Когда люди нарушают заповеди, они могут пойти в церковь и замолить свой грех. Но когда адвокат нарушает заповеди Шнитке, он перестает быть адвокатом и никакой Бог тут не поможет! Ви поняли меня, дети?»

Она поняла. И никогда не нарушала заповеди профессора Шнитке — ни разу и ни с кем. Кроме единственного клиента по фамилии Раппопорт. Для Раппопорта она сделала исключение. Потому что в нем была та самая мистическая сила эротического притяжения, которую она испытала с тем, первым, мужчиной. И, как и тот, первый, этот Раппопорт промчался сквозь ее жизнь, что называется, навылет.

— Здравствуйте. Моя фамилия Раппопорт, с тремя «п», — сказал он, стремительно войдя в ее кабинет и блестя тем мягко-иронично-озорным блеском глаз, по которому Анна всегда отличала зерна таланта от плевел посредственности. — Я из нелегальной экономики, и в прокуратуре на меня два дела, Вы будете меня защищать. Цена меня не волнует, ваши служебные расходы — тоже. Если вам нужны ассистенты, консультанты, специалисты в любых областях — все будет оплачено. Ваша задача выиграть процесс…

— Все расчеты с клиентами в нашей коллегии идут через кассу, — сухо сказала Анна.

— Конечно. Я уже уплатил.

— Что вы уплатили? — не поняла она. Их кассирша никогда не брала у клиентов даже копейки без визы адвокатов.

— Тысячу шестьсот рублей. За ознакомление с делом.

— Сколько-о??? — ахнула Анна — их максимальная ставка за ознакомление с делом была тридцатка.

Раппопорт поставил на стол тонкий черный «атташе» с цепочкой, которая была пристегнута к браслету на его левом запястье. Пижон, подумала Анна. А он тем временем отстегнул браслет, нагнулся и поднял с пола емкий квадратный, из светлой кожи саквояж. Этот саквояж он тоже поставил на стол, открыл блестящие замки-защелки и стал вытаскивать толстые, аккуратно переплетенные тома.

— Что это? — спросила Анна.

— Это копии документов, которые имеет на меня прокуратура. Шестнадцать томов по первому делу, и еще двадцать два я привезу, когда вы ознакомитесь с этими. Вы бы не стали делать эту работу за тридцать рублей, правда?

— Но как они могли принять у вас деньги до моего согласия?

— Анна Евгеньевна, моя фамилия Раппопорт, с тремя «п». И это все объясняет…

И так было всегда. Этот человек был гением бизнеса, казалось бы немыслимого в условиях плановой экономики и диктатуры КПСС. Тридцати девяти лет, среднего роста, плотно сбитый в плечах, с короткой стрижкой темных волос и большим носом с горбинкой, он весь был сгустком веселой энергии, воли и талантливой изобретательности, направленной только на одно: аферы. Или, говоря языком уголовного кодекса, экономические преступления в особо крупных размерах. Здесь было все: золотые прииски Колымы, черная икра Каспия, старинные иконы русского Севера, подпольные цеха ширпотреба в Закавказье, джинсовая ткань для одесского самопала джинсов и даже мочевина для выделки кожи. Но ни в одном из тридцати восьми томов документов, собранных против него Прокуратурой СССР, не было ни одной бумаги, действительно изобличающей именно его, Максима Раппопорта, в преступлении. Другие жулики, авантюристы — цеховики, главные бухгалтеры трестов, ответственные плановики, директора предприятий и даже министры — воровали, утаивали продукцию, переправляли ее с юга страны на север, и наоборот, и рано или поздно по пьяни, по глупости или по жадности попадали в поле зрения прокуратуры. А на допросах всегда всплывало имя Раппопорта — главного консультанта, придумавшего всю аферу. Но нигде, ни на одной бумаге не было его подписи или записи о получении им даже одной копейки. И это было его принципом.

— Понимаете, Анна Евгеньевна, — объяснял он Анне сразу после того, как она прочла первые шестнадцать томов его дела. — Когда имеешь дело с этой публикой, нужно с самого начала знать, что это плебеи и что они обязательно сгорят на водке, бабах или просто на глупости. А моя фамилия Раппопорт, и каждая буква, даже лишнее «п», мне дороже всего золотого запаса Советского Союза. Поэтому я только консультант. Мои руки никогда не прикасались ни к одной деловой бумажке! Так что вы обязательно выиграете это дело, даже не сомневайтесь!