Русская драматургия ХХ века: хрестоматия

Коллектив авторов

Близка ночь. Сатиры мало-помалу прекращают игры и музыку и ложатся спать в траву. С востока показывается луна. Сумрак заменяется синеватым светом. Только деревья еще черней, сплошные и тяжелые. На сцену выходит Нимфа, убранная в большие и пышные цветы, белые и желтые. Она с голыми руками.

[Нимфа томится, вспоминая об особенных ночах в своей жизни: «Их только две таких у нас бывает». Свои страдания она сравнивает с мучениями менады, ожидающей приближения ночи. В ее любовных переживаниях опасно смешивается чувства матери к сыну и женщины к возлюбленному.]

Нимфа

(…) Те – Гекаты Бескровные колдуньи в волоса И черные и душные своей Владычицы

старались ли упрятать Поспешнее и глубже змей своих И желтые яды… чем это сердце Через глаза горящие глядеть В невидные глаза, и на свободе С другим сливаться сердцем, и его Тревогою безвольной заражать?

[Монолог нимфы слышат Сатиры и хотят узнать, не их ли эта женщина, но выясняют, что это не менада.]

Тонкий голос

Не менада… Ореада… На свиданье собралась, Вся цветами убралась.

Другой тонкий голос

С кифарэдом, с кифарэдом… Вот и он из рощи следом…

СЦЕНА ШЕСТНАДЦАТАЯ

ПЫЛЬНО-ЛУННАЯ

Фамира и Нимфа. Хор невидимый и рассыпанный по траве и кустам. Фамира хочет подойти к Нимфе, но, смущенный ее нарядом, отступает, потом, справившись с собою, подходит к ней и хочет обнять ее. Но Нимфа стоит неподвижна. Она вся ушла в глаза.

[Фамира, поначалу смущенный видом Нимфы, просит прощенья за свою холодность во время ее исповеди. Аргиопэ поздравляет его с победой, но кифарэд говорит, что турнир не состоялся, что он отступил, что на музе он не женится.]

Нимфа (саркастически)

А песни, а мечты твои… Когда Мерещились и розовые пальцы, И яхонты тебе…

Фамира

О, я стыжусь Минутного похмелья. Поцелуи Волнуют кровь, и сладко, но от них Гармония бледнеет, и в досаде Она ломает руки и бежит В дремучие леса – к косматым корням И филинам глухим… Я не женюсь…

[Сатиры, прячущиеся в траве, восхищаются речью «скрипача», но отмечают, что его слова больше подходят «для луны»: «Все будто ей рассказывает сны / Витиевато, темновато, – / Вобще – цветок без аромата».]

Нимфа

О кифарэд! Скажи мне, в чем же это Особенное счастье! И меня Красивее ли муза?

Фамира

Не заметил. Я на закат смотрел, как розы там Небесный путь засыпали, а ноты Со струн ее кифары на стезю Вздымались и дымились… Это были Не вы и вы – не знаю, но грубей Была б и тень. Иль это души были, Не жившие еще? Иль формы их, Слепив, разбил ваятель, чтоб потом В отчаяньи зарезаться? Они, Там розовый заняв и горний путь, Созвездия сперва образовали, Потом Змеей и Рыбой хоры их И Обручем, и Лирой тихо-тихо Задвигались, и нежная звезда За нежною звездою загоралась Над каждым из мечтаний – и кружилась, И таяла

в эфире вместе с ним, Не изменяя ритму. Только точки Воздушные остались под конец, Да жадные глаза, чтоб золотыми Соединять их нитями сквозь слезы. Ты скажешь – бред?.. Да, до сих пор себе Не объясню я, что со мною было: Глядел ли я иль слушал? Облака ль Там надо мной звучали, или струны Рождали в небе формы, а закат Был только нежной гаммой?..

[Его слова по-своему комментируют прячущиеся в траве сатиры, отмечая, что у него можно учиться «побеждать» женщин: «Где разобрать не можешь ничего, / Там женщина и видит божества».

Фамира продолжает свой лирический, исповедальный монолог, обращенный к присутствующей Нимфе. Сатиры вставляют свои реплики.

Во время этой паузы Фамира смотрит на небо, точно стараясь что-то припомнить. Нимфа смотрит на Фамиру горящими глазами, обмахиваясь, как веером, каким-то большим и бледным листом.]

Фамира (повторяет)

О, закат Был только нежной гаммой. Безраздельным Я счастием владел. И не во сне… Я чувствую, как к пальцам приливает Из сердца кровь – там золотые пчелы Соскучились по струнам… Сердце мне Они давно щекочут бесполезно, Но я не дам им воли. В улей их, Пусть ладят дом, – искусный, золотой И сладостный…

[Фамира вернулся без кифары. Он говорит, что побежден, но не потому что не состязался, а вероятно потому, что соприкоснулся с божественным искусством, пережил теургический катарсис откровения небесной Красоты, Гармонии, услышал мифологическую Музыку Сфер и этим счастлив как человек и художник.]

Нимфа

А турнир, А очередь… Ты побежден, Фамира?

Фамира

Я не играл. Не думай, чтобы их Боялся я. Но бесполезны судьи Меж музою и человеком. О, Я побежден – ты видишь: нет кифары. Пусть там они судьбу мою решат, А струны мне Силен вернет с вердиктом Или, скорей, со счетом за мое Блаженство, мать, за сладость неуспеха.

СЦЕНА СЕМНАДЦАТАЯ

ЯРКО-ЛУННАЯ

Силен приходит довольно поспешно. За поясом по-прежнему чаши, за спиной снова полный мех, в руках кифара. Фамира, Нимфа, Силен, притаившийся Хор. Фамира, увидев Силена, невольно вздрагивает.

[Силен отдает Фамире кифару, которую тот называет «подругой» и спрашивает, не пели ее струну для Силена. Фамира как бы не узнает кифару, не решается коснуться ее струн. Старый Сатир, зная, что осуществляется возмездие, пытается успокоить кифарэда, предлагает ему другую систему ценностей.]

Силен (ворчливо)

Да, только и заботы, Должно быть, у Силена, что пугать Ворон его кифарой знаменитой…

Фамира берет лиру, но рассматривает ее с удивлением, жесты его странны; он не решается коснуться струн.

Что ж ты глядишь? Подруги не узнал.

Фамира опускает лиру.

(Интимно и приближаясь к Фамире.)