Русская гейша. Во имя мести
Шрифт:
«Надо же, как хорошо оплачивается работа химика!» – иногда удивлялась я.
Но в том безоблачном состоянии счастья особо над такими вещами задумываться не хотелось.
Правда, узнав Петра лучше, я стала невольно отмечать некоторые странности его поведения. Иногда он приходил домой в каком-то ненормально возбужденном состоянии и начинал говорить о вечной битве добра и зла, о месте человека в этой войне и о выборе своего пути. Я обычно внимательно его выслушивала, но период возбуждения, как правило, сменялся апатией. Петр, выговорившись, замолкал, уходил на кухню и там долго сидел в одиночестве. Я не мешала его уединению, но не находила себе места от беспокойства. Мне казалось, что нашему счастью что-то грозит. Но на все
В конце февраля, буквально за пару дней до нашего отъезда, Петр пришел не один.
– Познакомься, Таня, это мой большой друг Тэрамуро Юкио. Он тоже химик, работает на нашем предприятии.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровалась я.
Парень был явно японец, но вполне сносно изъяснялся по-русски. Пока я готовила чай и закуски, они без умолку говорили о какой-то решающей битве, о каком-то «зарине» и о торжествующей истине. Их глаза горели, выражения лиц были одинаково восторженными. Видимо поэтому они походили друг на друга, как братья, хотя Юкио был ярко выраженного восточного типа, а Петр – славянского.
– Хорошо, что вы познакомились, – удовлетворенно сказал Петр, когда проводил гостя. – Увидев тебя, Юкио уже без тени сомнения предложил нам пожить на все время командировки в его квартире.
– В Токио? – обрадовалась я.
– Нет, – Петр слегка замялся. – В столице префектуры Окинава. Это город Наха. Тебе там понравится, вот увидишь! Я там был пару дней. Ведь это субтропики и вечное лето! Сам город очень разнороден. Много памятников архитектуры, отличные пляжи. Будешь там, как на курорте! Ведь Окинава – это один из островов архипелага Рюкю, и кругом океан.
– А ты? – с недоумением спросила я.
– Понимаешь, малышка, я буду работать в Токио, но немного. И большую часть времени проводить с тобой. Зато не нужно тратиться на жилье!
Я удивилась, но промолчала. По идее Петру должны были предоставить служебную квартиру.
«Хотя, – подумала я, – ведь мы не расписаны, так что его с женой никто не ждет».
Из светло-зеленой записной книжки с изображением горы Фудзи на обложке:
« Жизнь подобна коробку спичек. Обращаться с нею серьезно – глупее глупого. Обращаться несерьезно – опасно».
«Жизнь похожа на олимпийские игры, устроенные сумасшедшими. Мы должны учиться бороться за жизнь, борясь с жизнью…»
«Жизнь подобна книге, в которой недостает многих страниц. Трудно назвать ее цельной. И все же она – цельная».
«Жизнь – сложная штука. Сделать сложную жизнь простой способно только оружие. Потому-то цивилизованный человек, обладая мозгами людей каменного века, и предпочитает убийство любой дискуссии».
И вот мы на месте! В Токио пробыли день, но я так устала и перенервничала, что плохо воспринимала окружающие красоты. Петр находился в приподнятом настроении, и не успели мы приехать из аэропорта в город, как сразу потащил меня в Гиндзу [2] . Ему хотелось купить мне что-нибудь. Я плелась за ним, обозревая множество витрин с выставленным товаром и без конца отказываясь от его безумных предложений купить это или то. Но он все-таки приобрел для меня в одном магазинчике перламутровую заколку для волос, которая была выполнена в виде изящной бабочки. Потом мы перекусили в маленьком кафе с европейской кухней, и Петр повел меня к какому-то древнему на вид зданию.
2
Гиндза – район Токио, в котором сосредоточены
– Кабукидза! – гордо сказал он, махнув рукой в сторону здания.
– И что? – устало спросила я.
– Глупышка моя! – расхохотался он. – Это знаменитое здание театра Кабуки. Я, по правде говоря, все еще удивлен, какой ненормальный решился открыть в вашем провинциальном городке такой театр. Ведь это необычайно сложное искусство! По правилам актеры должны изъясняться только на старояпонском языке. Хотя в Кабукидза есть специальные наушники на местах, и в них идет синхронный перевод на английский.
– Да разве у нас настоящий театр? – отмахнулась я. – Так, стилизация! У нас и спектакли-то шли не больше часа, а реально они должны продолжаться никак не меньше трех. Мы никогда не могли осилить пьесу целиком, поэтому представляли обычно только один акт.
– Может, зайдем на представление? – оживился Петр.
– Нет, в другой раз, – взмолилась я. – У меня уже сил нет!
Перелет, погода более теплая, чем в Москве, но очень сырая и ветреная, шумный, чужой и нарядный город с непривычными для глаз пестрыми красками, звуковой фон незнакомой речи – все это действовало утомительно. Хотя многие говорили на английском, поэтому абсолютный вакуум я не чувствовала.
Мы переночевали в гостинице, причем я даже не помнила, как заснула, и на следующий день улетели в Наха. Выйдя из самолета, сразу попали в летний, сияющий ярким солнцем мир субтропиков. Дом, где жил Юкио, находился на окраине города возле большого парка. Он внешним видом походил на серые панельные пятиэтажки, которых так много в России. Квартира располагалась на втором этаже. Лифт отсутствовал. Мы поднялись, открыли двери и вошли. Квартира была двухкомнатной, небольшой и почти пустой. В спальне прямо на полу лежал квадратный матрас, застеленный ярким, расшитым узорами покрывалом. На нем я увидела два валика и поняла, что они заменяют подушки. В гостиной пол застилали разноцветные циновки, и стоял очень низкий деревянный столик. В стене находилась полукруглая ниша, в которой возвышалась керамическая ваза, расписанная цветами и бабочками. Встроенные шкафы-купе казались просто деревянными стенами, и я их сразу даже не заметила.
– Ну вот и наше жилье! – радостно сказал Петр и снял ботинки у двери.
Через несколько дней я привыкла и даже обустроилась в этом пустом пространстве. Разложила вещи по шкафам, купила несколько стилизованных нарядов, красивый сервиз из тончайшего просвечивающего на солнце фарфора и чай разных сортов. Я уже чувствовала себя спокойно, и мне даже нравилась роль молодой жены. Петр улетел на три дня в Токио, предварительно купив мне мобильный телефон для связи. Для меня это было диковинкой, и я весь вечер его изучала. Хорошо, что инструкция была не только на японском, но и на английском.
Петр вернулся ближе к вечеру, но не один, а с тремя друзьями. Стройный симпатичный парень по имени Тору и хорошенькая смешливая девушка, ее звали Манами, были токийцы, а Степан – русский. Он выглядел, как хрестоматийный богатырь, широкоплечий, мускулистый, высокого роста, но с милой и какой-то застенчивой улыбкой. Я приняла их, как настоящая хозяйка, накрыла столик и пригласила присесть. Токийцы общались с нами только на английском. Петр находился в крайне возбужденном состоянии. Таким я его еще не видела. Они начали обсуждать какие-то свои дела, а я вышла на балкон и стала смотреть на сочную зелень парка, подсвеченную редкими фонарями-шарами. Скоро ко мне присоединился Степан. Он сказал, что говорить о делах ему наскучило и лучше полюбоваться на прекрасный вечер в компании прекрасной девушки. Я улыбнулась, глядя в его светло-карие блестящие глаза, и мы начали непринужденно болтать о всяких пустяках. Как выяснилось, он работал по контракту в Токио в той же области, что и Петр. Но про это он рассказывал нехотя и очень уклончиво.