Шрифт:
Глава 1.
Февраль 1861 года в России этой реальности оказался самым обычным месяцем. Никаким ни «роковым», ни «судьбоносным», ни «переломным». Освобождение крестьян шло уже как шесть лет, постепенно и абсолютно спокойно, «без нервов». Кто хотел выйти из крепостного состояния, – делал заявление на сходе или оповещал старосту или помещика и, здравствуй воля вольная. Правда надела лишался такой свободолюбивый гражданин, оставалось у дома максимум полдесятины огорода, но зато свобода. За шесть лет «ползучего» раскрепощения не было ни одного случая саботажа, «торможения» крестьян в «крепости».
То, что Константин Николаевич, несмотря на годы молодые «крутенёк», куда там покойному царю-батюшке Николаю Павловичу, срабатывало прям таки «волшебно». Помещики, за саботаж раскрепощения, убоялись вовсе не петровской палки и плахи, вытащенных «американским» императором из запасников Эрмитажа, а ссылки в «солнечную Якутию» и лишения дворянства по нисходящей – вплоть до внуков-правнуков.
Константин Неистовый из Америки привёз практику коллективной ответственности, поражая в правах целые семейные кланы, наплевав на знатность рода и прошлые заслуги перед державой, что преизрядно нервировало «цвет империи». Но «калифорнийские опричники» не дремали, брали под арест любого, кто оказывался заподозрен в «государственной измене». Константин, вернувшись из дальних странствий, ещё великим князем будучи, уговаривал Николая приравнять расхищение казны к измене Родины. Тогда попытка второго сына императора предотвратить воровство столь оригинальным способом успехом не увенчалась, но когда Александр отказался от трона в пользу младшего брата, «верхушка» напряглась. И, как оказалось, не зря.
Слухи поначалу по России ходили разные, но распускавших язык, что, дескать, сыновья возжелали «царствовать и всем владети» и потому «притравили» зажившегося Николая Павловича, а Александр получил мол, от Константина «в утешение» сто миллионов золотом с калифорнийских и сибирских приисков и польский престол, пресекались жёстко. Три с лишним сотни семей чиновников, офицеров, разночинцев, с детьми, внуками, отправились на вечное поселение на реку Лена. Жалели их уцелевшие страшно. Ведь не карбонариев каких перевёл в ранг государственных крестьян грозный самодержец, а исключительно благонадёжнейших и добропорядочнейших отцов семейств. А что немного у таких отцов-молодцов «к рукам прилипало» – так какая же это измена?
Император Константин в первые же месяцы царствования развязал войну с Северо-Американскими Соединёнными Штатами, объявил всю Россию на военном положении и пользуясь этим, нещадно гнобил казнокрадов и болтунов. Такие неоправданные строгости, в том числе и ограничение выезда за границу, ведь война то шла за океаном, не коснулась ничуть исконной Руси-матушки, пугали сановников до дрожи. Нередко до обмороков и сердечных приступов доходило во время приёмов у государя.
Однако ж романтически настроенная молодёжь, в отличие от присмиревших родителей, рвалась за океан в далёкую и прекрасную Калифорнию, живописные виды коей, продуманный великий князь с 1848 года запечатлевал и отсылал в фотографических картинах в Санкт-Петербург.
И вот новой повод покинуть отчий дом у юных искателей приключений – на сей раз задрались две половинки расколовшейся Америки: Север пошёл против Юга.
Россия высказалась за поддержку отделившихся южных штатов, объявила набор в «Добровольческий корпус» предназначенный к защите Юга, подвергшегося неспровоцированной агрессии негодяев северян. Константин даже простил адмиралов Корнилова,
Опальные моряки отбыли на американскую войну в качестве волонтёров, то ли надеясь искупить кровью вольнодумство, то ли в чаянии перебраться на жительство в Калифорнию. А может по примеру колонистов поляков – попросить гражданства Конфедерации, там заделаться адмиралами и в награду за подвиги негров получить в услужение и огромные хлопковые плантации…
Деловые люди давно желали вложиться немалыми капиталами в заокеанские губернии, но Константин предпочитал денежных подданных толкать на освоение сибирских просторов. Мол, на Аляске, в Калифорнии и Орегоне, отвоёванном у САСШ по итогам Русско-Американской войны 1855-1857 годов, денег и так хватает – и золотые и серебряные прииски работают без часа простоя.
Даже именным указом создан монетный двор Американского наместничества, где чеканят серебряные рубли и золотые червонцы. Русской Америке не деньги нужны – люди! Потому Российско-Американская компания и держала представительства в половине губерний, бедноту принимая, ссужая денег на переселение.
О несметных богатствах императора и его компаньонов, старообрядцев-аввакумовцев, легенды ходили чище чем о Жар-птице и неразменном рубле. Приехавший на побывку из Калифорнии Николай Васильевич Гоголь, намеревался увезти в Русскую Америку писателей, поэтов, художников и композиторов, дабы те, напитавшись романтикой дальних странствий, воочию увидев необъятные просторы империи Российской, раскинувшейся аж на двух континентах, создали величайшие произведения…
– Александр Михайлович, – канцлер сердито воззрился на суверена из-под очков, – да не хмурьтесь так. Прямо дрожь пробирает, вы словно учитель строгий и суровый. Ну надо вам побывать с визитом в Ричмонде. Понимаете, – ОЧЕНЬ надо. Сам бы с превеликим удовольствием пересёк океан. Но – увы…
– Ваше величество, – Горчаков досадливо поморщился, – столько в Европе дел неразрешённых.
– Полно, канцлер, в прусско-датскую драку мы не полезем. Чёрт с ними с тевтонами, пускай отгрызают кусок от старушки Дании, строят там Кильский канал, или как там его назвать решатся, не суть. Мы промолчим.
– Но, почему? Вы же моряк, генерал-адмирал флота Российского и считаете тот будущий канал чрезвычайно важным для переброски эскадр. Или же приняли решение сделать Пруссию основным союзником? Ваше величество, если я, как канцлер, узнаю об изменении вектора российской политики последним!
– Не горячитесь, Александр Михайлович. Экий вы порох! Поди не раз и не два дрались в Лицее с Александр Сергеичем то? Было дело, признайтесь?
– Ах, Константин Николаевич, всё-то к шуткам сводите.
– Серьёзно, Канцлер. Сейчас совершенно серьёзно. Да, отдать пруссакам Шлезвиг-Гольштейн, значит усилить Берлин. Но тут другое интересно. Представьте, начнёт немчура копать канал, возжелает флот сильный построить, так оно и прекрасно. Во-первых на армию меньше потратятся, а во-вторых сильная Пруссия в сердце Европы, сей факт означает, что Франция будет с нами дружить и дружить. К вашей величайшей радости, мой франкофил!
– Уели старика, ваше величество! Уели.
– Какой же вы старик, Александр Михайлович. Мужчина в самом расцвете сил! Орёл, можно сказать!