Русская комедия
Шрифт:
Трудно найти более впечатляющую картину, чем та, когда сотни волжских удальцов плывут вниз по течению до Астрахани или же вверх — до Москвы. Мели и воронки, волны и дожди, штормы и штили — всё нипочем для удальцов. Один читает журнал, другой решает кроссворд, третий просто покуривает. Словно не борьбу ведут с грозной стихией, а у себя на диване полеживают.
А над ними кружат с удивленными криками чайки и перелетные птицы. Гудят приветственно катера, теплоходы и танкеры. Неистово машут руками и флагами бесчисленные толпы на берегах.
Надо
И так — день за днем, ночь за ночью. Но вот и Астрахань. Или же Москва. Берег украшен флагами, гирляндами, трибунами. Звучат речи, гремят оркестры, стреляют бутылки шампанского. Утомленные, но довольные садятся волжане за праздничный стол. Делятся впечатлениями, вспоминают самые яркие эпизоды, заново переживают моменты, когда тонули, но чудом вынырнули.
Ну и, конечно же, без конца, да можно сказать, и без начала звучат тосты в честь родной великой реки:
— За Волгу-матушку! В кредит! Как пить дать!
…На крутой берег реки вывел Лука Самарыч и юных потомков колдыбанских удальцов. Сначала они решили переплыть великую реку поперек. Туда и обратно.
Первым нырнул ласточкой прямо с обрыва бесстрашный сорванец Антоша. Нырнул, вынырнул и машет взволнованным зрителям рукой. Сейчас, мол, ать-два — и на том берегу. Лихо взял старт сорванец, но… не тут-то было.
Волга — это вам не Эгейское море и не Индийский океан. Там-то вода — как парное молоко, а здесь — как из морозильной камеры. Бр-р-р. Храбрится Антоша, да зубы стучат, уши отваливаются, весь синий, как те чернила, которыми он контрольные на двойку пишет.
А стихия злорадствует: это тебе, юный свин, не девочек за косы таскать, не на отличниках верхом кататься, не училке гвозди в стул вставлять.
Короче, доплыл юный удалец только до буйков, и пришлось его с дистанции снять и горчичниками отхаживать. По десять горчичников — на спину и на грудь, по горчичнику — на пятки и на лоб, а сто горчичников на заднее место, в два слоя.
— Кто же в трусах сейчас плавает, моветон ты этакий? — посмеивается над неудачником фасонистый Альбертик. Облачается он в чемпионский американский комбинезон с подогревом — для подводного плавания. Разбегается, делает в воздухе красивое сальто-мортале и, вынырнув из воды, поднимает вверх по-заграничному два пальца: дескать, «виктория», то есть победа, у нас в кармане. Но…
Волжскую стихию импортным подогревом не проймешь. Вмиг сели американские батарейки, и доплыл юный пижон-удалец лишь до фарватера, а там замигала на его шлеме экстренная сигнализация. Мол, «виктория» не получается, а получается SOS.
На берег Альбертика. И пилюлями его, и микстурами, и настойками. А в заднее место — сто уколов, на случай
Стихия довольна: это тебе, юный павлин, не девочек в кафе на родительские денежки водить, не сигары у папы потаскивать, не училку американскими сувенирами подмасливать.
— Ха-ха, плейбои! — смеется над одноклассниками Жанночка. — Разве трусы и комбинезон — снаряжение для такого ответственного мероприятия, как рекордный показательный заплыв? На вас же публика смотрит…
И надевает, натурально, шубку. Натурально, натуральную. Из голубой норки. И воздушный поцелуй публике, как топ-модель, шлет. Сейчас, мол, мы через Волгу, словно по столичному подиуму: туда-сюда — и все дела.
Но великая река при виде шестиклассницы в мехах совсем похолодела. У Жанночки соответственно — сразу жар.
Под сорок два. Да к тому же маникюр облез. И что хуже всего — покрылась Жанночка гусиной кожей. Столько дорогих кремов на себя перевела, и, выходит, зазря? Все равно, выходит, — гадкий утенок.
Короче, хоть и заткнула Жанночка парней за пояс, доплыла чуть ли не до середины Волги, но там все-таки не выдержала и разревелась.
Пришлось под Жанночку сто пуховых перин стелить. И столько же перин — сверху. А поскольку Жанночке уколы в задик ну никак нельзя, потому что ей на конкурсах красоты выступать, то пришлось бедной девочке в качестве лечения сумочку купить. Натурально, из натуральной крокодиловой кожи. Только тогда гусиная кожа у Жанночки прошла.
Стихия торжествует: это тебе, юная стрекоза, не с мальчиками на школьных дискотеках целоваться, не женатым мужчинам по телефону названивать, не училку старой девой дразнить…
Но рано ликует стихия. Вот уже чешет свой суперзатылок Лука Самарыч.
— А мы тебя сейчас, сестренка, по-колдыбански, — говорит он.
И приказывает посадить на катер сопровождения мороженщицу. «Продукция в ассортименте? Тогда валяй!»
— А ну, кому мороженое? — только и ждала та команду. — Пломбир! Эскимо! Крем-брюле! Налетай, пока сама не съела!
Как услышали ребята про такой мороженый пир, так сразу забыли и про температуру, и про кашель, и про гусиную кожу. Как газанут вплавь за катером — тот еле успевает обороты прибавлять. Мчит на пределе сил, а ребята только еще больше в азарт входят. Пломбир в зубах — силы откуда ни возьмись.
Не заметили, как до правого берега доплыли. «Будьте добры, эскимо!» — и обратно, словно играючи. «А теперь, пожалуйста, крем-брюле!» — и снова — туда. «Ну и фруктовое давайте на закуску», — и опять обратно.
Вот и финиш. Вспотели немного, упарились, но зато какой кайф — будто контрольную по алгебре вдруг на неделю перенесли.
Ну а теперь, когда сила молодецкая разыгралась… даешь рекордный суперзаплыв вверх по течению!
Оркестры играют традиционную музыку речных вокзалов — «Марш славянки». Теплоходы издают салют-гудки. Удалые юные колдыбанцы ныряют с украшенной флагами и цветами вышки. Вперед, до Москвы!