Русская корлева. Анна Ярославна

Антонов Александр Ильич

— Славная Армель, я ни в чем не усомнился. Все чистая правда, что ты поведала. И я благодарен тебе от имени Франции за то, что ты так преданно служила королю и церкви, — горячо отозвался Роберт и, как несколько дней назад, поцеловал ее в губы.

— Я так боялась, что ты не поверишь! Пресвятая Дева Мария, ты со мной! Как же я трепетала в ту ночь! — нервно восклицала Армель.

Анастасия больше не сомкнула глаз после того, как спустилась ночью к протоке. Сон и все, что она увидела в живой воде, сходилось. Сие бросало Анастасию то в жар, то в озноб. У судьбоносицы не осталось никаких сомнений, что все добытое ею обернется жестокой явью. Но когда сие случится, она не могла сказать. Однако и утаить от Анны свое

видение она не могла. И лишь только забрезжил рассвет, Анастасия отправилась к королеве. Анна еще спала. Чуткая Малаша, вскинув голову, даже не хотела впустить Анастасию в спальню:

— Тетушка, родимая. Наша матушка почивает. Она вчера умаялась и долго не могла уснуть, лишь под утро сон сморил ее. Уж не знаю, как нам и быть…

— Малаша, не переживай. Королева тебя не попрекнет за то, что пустила меня. — И Анастасия скрылась за дверью.

Анна и правда крепко спала. Анастасия присела рядом, взяла ее теплую с бархатной кожей руку и стала нежно гладить, что-то приговаривая. Прошло достаточно много времени. По яркости света Анастасия поняла, что из-за окоема появилось солнце. И Анна открыла глаза. Увидев Анастасию, спросила:

— С чем пришла, судьбоносная? С бедой, поди? Я ведь несколько дней в томлении пребываю и места себе не нахожу.

— Истинно, Ярославна, с бедой. Да и скрыть того не могу, дабы худшим не обернулось.

— Ну, откройся. — Анна села в постели. — И откуда на нас идет лихо бедовое?

— Пока не ведаю, как на духу сказано, Ярославна. — И Анастасия слово в слово передала все, что видела во сне и на живой воде. — Ничего я не прибавила, не убавила, сердешная.

Анна ни звуком не перебила ее, лишь с лица сошел румянец ночи и она стала бледная, как белизна подушки. После долгого молчания спросила:

— Что же нам делать, родимая?

— Нам с тобой не дано повелевать судьбами, ни своими, ни близких, — ответила Анастасия. — И потому молю тебя только об одном: встань на колени перед своим семеюшкой и упроси его венчать на королевство сына Филиппушку. Стезя Филиппа нам ведома, она не обрывается, вот и иди с этой верой.

— Но поймет ли здравствующий государь, зачем венчать сына, ежели не откроюсь?

— Должен понять.

— Ой, боюсь я, Настена.

— Тогда мы встанем пред ним вдвоем. И я дам понять воину, что то воля Всевышнего.

— Уповаю на тебя, судьбоносная.

Анна потянула к себе за руку Анастасию, прижалась к ней и заплакала. Не сдержалась и Анастасия. Так, обнявшись и проливая слезы, две россиянки просидели, может быть, не один час, а когда высохли слезы, оделись и пошли в покои короля.

Он уже был на ногах и все чего-то беспокойно ждал. И это ожидание его не обмануло. Едва увидев Анну вместе с Анастасией, он подумал, что зеленоглазая вновь прозрела в ясновидении и несет с собой некую недобрую весть. Однако, выслушав Анну, Генрих счел, что все сказанное ею чистая блажь. И то, что Анастасия заверяла его, будто сие — веление судьбы, он тоже принял за блажь и чуть было не выгнал ее из спальни.

Анна никогда не видел Генриха в таком нервном возбуждении и сочла за лучшее оставить короля в покое.

— Может быть, мой государь, мы поведали нелепицу, ты нас прости. И потому забудь о сказанном нами, — попыталась Анна успокоить Генриха.

Когда он наконец улыбнулся, королева потянула Анастасию за руку, они опустились на колени и застыли со скорбными лицами, скрестив на груди руки.

Глава двадцать пятая. Коронование Филиппа

Восьмилетний отпрыск Капетингов и Рюриковичей, принц Филипп еще ничего не ведал о предстоящих переменах в своей судьбе. Он жил пока без забот и огорчений. Широкоплечий и крепкий, как отец, синеглазый, лобастый, с пшеничного цвета волосами, как матушка, он был подвижен и все время к чему-то

стремился. Так же, как матушка, он в пять лет сел на коня, а в семь, как батюшка, поднял меч. В восемь лет Анна положила перед сыном книгу, и в нем проявилась матушкина страсть к чтению. Это было Евангелие, привезенное Анной из Киева, и Филипп с ее помощью научился по нему читать. Позже это Евангелие с надписью славянской вязью «Анна Королева» будет передано в дар аббатству святого Криспина в Суассоне и несколько веков будет читаться на богослужениях при венчании королей, потомков Гуго Капета и Ярослава Мудрого, достойных государей.

Никто еще не мог сказать определенно, каким мужем вырастет отрок Филипп, но все, что он делал с малых лет, вся его неутомимая страсть к узнаванию, к участию в посильном ему говорили о незаурядности его ума, о милосердии его души и о покладистом, а порою твердом нраве. Всему этому радовались Анна и Генрих и надеялись, что он будет достойным королем Франции. А радение Анны за судьбу сына и мудрое увещевание короля Анастасией сделали свое дело.

Генрих согласился короновать Филиппа при своей жизни. Но далось ему это нелегко. Прошло уже полгода с того утра, когда Анна и Анастасия стояли перед ним на коленях, чего раньше никогда не бывало. Их бледные лица были похожи на печальный лик Богородицы, руки скорбно прижаты к груди. Их позы смутили Генриха больше, чем слова Анны, кои она произнесла, едва появившись в спальне. Они еще звучали в ушах Генриха: «Мой государь, пришел знак судьбы венчать нашего сына Филиппа на королевство Франции. Исполни ту волю». И хотя еще все протестовало в нем, он сказал:

— Волю судьбы я готов исполнить. Но будет ли на то воля наместника Иисуса Христа, преемника князя апостолов, папы римского?

— С нами Всевышний, и мы добьемся позволения, мой государь, — твердо ответила Анна.

И тогда Генрих приблизился к Анастасии и строго спросил ее, вложив в одно из слов истинное назначение этой женщины при королеве:

— Не ты ли, судьбоносная, увидела тот знак? Отвечай.

— Я, государь-батюшка, — ответила Анастасия и при этом смотрела в глаза Генриху так пристально, что в его душе растаяло последнее сомнение в необходимости короновать сына. И он просто и обыденно сказал:

— Что ж, будем готовиться к обряду. — И тут же повысил голос: — Да встаньте, встаньте! Я не Господь Бог, чтобы припадать предо мной на колени.

Анна поднялась быстрее Анастасии и обняла Генриха:

— Спасибо, мой государь. Ты освободил наши души от тревоги. Даст Бог, все будет хорошо.

И наступили дни подготовки восьмилетнего принца Филиппа к коронованию. Как и предполагал Генрих, на пути короля и королевы возникло множество препон, кои удалось преодолеть с великим трудом. Главное — надо было получить благословение папы римского. В эту пору, как и предсказал примас Гелен Бертран, им был уже Стефан Девятый. Он простоял при Генрихе духовным отцом около трех лет. Когда его отозвали в Рим, он оставил свою жену и дочь в Париже, а в пути долго замаливал грехи связи с арианкой. С помощью вдовы покойного императора Генриха Третьего, Агнессы, грехи будущему папе были отпущены, его восстановили в сане кардинала, он был обласкан Ватиканом и всеми кардиналами и подвигнут на престол римской церкви. Папа Виктор Второй к этому времени был низложен. И спустя восемь дней после его низложения, в августе 1057 года, собрался конклав [30] и кардиналы единодушно избрали Стефана понтификом римской церкви.

30

Конклав — собрание кардиналов, созываемое после смерти или низложения папы римского для избрания нового папы.