Русская корлева. Анна Ярославна
Шрифт:
— Я благословляю его, — промолвила Ирина.
Принц Гаральд выслушал свою прекрасную принцессу с радостной улыбкой и ответил с поклоном:
— Я готов мчаться хоть на край света. Но позволь, моя королева, остаться в Киеве и защищать тебя.
Елизавета тоже любила Гаральда, и ее выразительные глаза смотрели на него с нежностью. Но, будучи человеком твердого нрава, она отказала витязю:
— Нет, принц Гаральд, исполни все же нашу с матушкой просьбу. Только на тебя мы можем положиться, что мой батюшка вовремя придет к Киеву.
— Я все понимаю, моя королева, и исполню, как
Гаральд приложил руку к сердцу и поспешил в воеводские палаты собираться в дальний путь.
В этот же час княгиня Ирина отправила трех воинов вслед воеводе Глебу Вышате. Да не медля она созвала совет городских старейшин-старцев градских. Знала она, что многие из них — бывалые воины и воеводы — били печенегов еще в княжение Владимира Красное Солнышко. Старцы собрались в гриднице скоро. И сказал в ответ великой княгине боярин Стемид Большой, ходивший при князе Владимире в Царьград:
— Стояли мы в Белгороде против печенегов, когда князь-батюшка Володимир в Новгород ушел. Тако же было — помощи ниоткуда. Ан выстояли. И жарынь была такая, и брашном [9] оскудели. И ноне выстоим, ежели киян на стены позовем да из ближних селений старых ратников соберем, смердов кликнем.
И славный Путята, боярин и воевода, свое мудрое слово сказал:
— Токмо не мешкая нужно припас в городе пополнить, брашно свезти в стольный град со всей ближней земли, животине корма запасти, о воде позаботиться. Тут мелочей нет, все важно.
9
Брашно — еда, кушанье, яства.
Княгиня Ирина, крепкая северянка, обликом похожая на воина, слушала старцев внимательно, каждому их слову давала свою цену и уже готова была распоряжаться по их советам. Но не только великая княгиня слушала старцев. Позади трона, на коем сидела Ирина, стояли ее сыновья и дочери, придворные бояре. И среди них самой внимательной была княжна Анна. Она ловила каждое слово старцев, и делала сие не праздно. Особую цену она придавала речи воеводы Путяты. Он же говорил:
— Вели, княгиня-матушка, горожанам сегодня же носить на стены камни с днепровских берегов и с речки Почайны. Вели смолу свозить, что есть в округе. Еще жерди-слеги в лесу рубить, запас их в дело привести — и все на стены. Воду чтобы в чаны запасли на каждом подворье. Да чтобы о прохладе люди забыли, жарко, рьяно все исполняли.
И княжна Анна сообразила, что и для нее есть место среди защитников города. И не только для нее. В Киеве много отроков и отроковиц ее возраста. Она позовет их и нынче же поведет на берег Днепра собирать камни, носить их на стены. А придет час, и вместе со сверстниками пойдет охотиться за горящими стрелами, кои печенеги горазды пускать при осаде городов. Путята и об этом предупреждал. Душа Анны уже горела жаждой действа.
Княжна поискала Настену. Но ее ни в гриднице, ни на дворе не было. «Куда ее нелегкая унесла?» — возмущалась Анна. В последнее время Анне с Настеной было нелегко. Та стала вдруг какая-то своенравная, упрямая, все делает по-своему.
— Кем она для тебя будет? — спрашивал князь Ярослав дочь.
— Никем, батюшка. Просто мы с ней по нраву сошлись. Она мне товарка, и мы с ней как сестры.
— Того не должно быть. Ежели останется дворовой девкой, пригрею. А по-иному не быть. Пусть в Берестово отправляется.
— Нет, батюшка, мне не нужна такая Настена.
— Вот и я о том.
— Но и в Берестово я не отпущу ее.
— Опять ты батюшке перечишь, — посуровел Ярослав.
— Да не перечу я, батюшка любый. Она мне ой как по душе. И оставь ее при мне товаркой.
— Нет такого чина в домашнем обиходе.
Анна могла бы убедить отца оставить при ней Настену как товарку, рассказав о ней правду. Даже строгий Ярослав не дерзнул бы лишать дочь Настены, скажи Анна: «Да, батюшка, Настена несет мою судьбу. Сие открыла мне София Премудрость». Но Анна не могла выдать эту тайну. Княжна и Настена скрепили ее целованием креста пред ликом Божьей Матери. Они поклялись нести заветное в себе до конца дней своих. И все-таки Анна нашла ключ к сердцу отца.
— Батюшка, Настена книжна и письменна в чужой речи. Она читала мне греческие писания и толковала их. — Анна немного преувеличивала, но малая ложь во спасение товарки, как сочла княжна, не грех. — И пусть она станет при мне поводырем в книжной мудрости.
Ярослав был покорен доводом дочери. Сам почитающий книжную премудрость превыше всего, он охотно согласился с дочерью. И Настене определили при княжне место книжного поводыря. Однако Ярослав, будучи дотошным, спросил Анну:
— А тебе, родимая, книжность легко дается?
— Да, батюшка. Она укладывается во мне, как вишня в кузовке.
— Ну говори.
Анна лишь на миг подняла глаза к расписанному узорами потолку и словно увидела там письмена. На лице ее вспыхнул румянец, она заволновалась, но прочитала их твердо и звонко:
— «И вошел Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих тварей, и говорил им: «написано: «дом Мой домом молитвы наречется»; а вы сделали его вертепом разбойников».
Ярослав слушал Анну внимательно и улыбнулся: дочь допустила ошибку. Сказано у Матфея: когда Господь прогнал торжников из храма, то он изгонял продающих голубей, но не тварей. Однако Ярослав не поправил дочь, он согласился с тем, как она увидела деяния Христа. Лишь промолвил:
— Покажи мне свою товарку Настену.
— Спасибо, батюшка. Я так ждала этого часа. Ноне же и к приведу. Да уж не испугай ее грозными очами, родимый.
— Или из робких она? Я таких не люблю.
— Ой нет, батюшка. Она куролесица… — И тут же Анна спохватилась, поняла, что лишнее у нее выпорхнуло, поправилась: — Боевитая она, Настена, батюшка.
Слово, которое обронила Анна, понравилось князю. Улыбаясь, он сказал:
— Куролесица — это хорошо. В дрему тебе не даст впадать.