Русская красавица. Кабаре
Шрифт:
– Что это?! – прима поначалу даже не поверила своим глазам, потом присмотрелась повнимательнее, узнала в опухшем после перепоя лице спящей – физиономию ненавистной проводницы, и понеслась… – Что это, я вас спрашиваю?! – набросилась она на Валюшу.
– Это Лиза, проводница…
– Почему ЭТО спит там, где мы кушаем?! – с выражением беспросветного ужаса спросила она… Ощущение, будто речь шла не о спящем, а о, скажем, испражняющемся человеке…
– Потому что каждый проводник должен спать в своем вагоне, а Лиза – проводник вагона-ресторана, а тут больше негде лечь… – еще не понимая, что приму попросту переклинило, Валюша пыталась как-то объясниться…
Перепалка,
– У, наглючая! – Зинаида не собиралась оставлять инцидент без внимания. – Мужчины в зале, а она … И не смутилась даже… Что за разложение моральной обстановки в поезде?!
Валюша стояла, опустив глаза, и совершенно не знала, что предпринять.
– Передайте своей подруге, – зыркнула на неё Зинаида, – Что она здесь больше не работает. Уж я позабочусь, поверьте…
Дожидаться, пока она начнет заботиться, не стали, а попросту перевели Лизку работать в задние вагоны – с глаз чрезмерно моральных артистов долой. Потеряв из виду раздражитель, Зинаида успокоилась, и совершенно забыла о том инциденте. А Лизка вот не забыла. Потому что, всякий раз, собираясь зачем-то пройти в другой конец поезда, она вынуждена была просить подруг разузнать, где Зинаида. И ждать, ждать, бесконечно долго ждать, пока прима скроется в недрах своего купе, закроет дверь и предоставит Лизке возможность спокойно пробежать по вагону.
– Попадешься Зинаиде Марковне на глаза – уволю! – ясно сказал Лизке Передвижной, и бедняжка вынуждена была теперь прятаться. И где?! В собственном поезде, который ей давно уже стал родным домом… В этом составе Лизка работала уже три года, и больше девяти месяцев в году жила в поезде…
И вот, после всей этой истории, отправилась я как-то в штабной вагон – не помню уже, зачем… Кажется, что-то с бумагами надо было согласовать. Покровительствующая мне Зинаида увязалась следом, чтобы вставить свое веское «фи» Передвижному, в случае его со мной несогласия.
Едва открыв дверь тамбура, я оторопела от увиденного.
Не произнося ни звука, упрямо, словно мышь, пытающаяся запихнуть в норку не входящий туда кусок пищи, Передвижной толкал сопротивляющуюся Лизку в свое купе. Та тоже молчала, лишь расширенными глазами вращала бешено, и растопыривала руки-ноги, чтобы не сдаться в плен.
– Что за заминка? – уже громыхала нагоняющая меня Зинаида. Мы с Передвижным обменялись красноречивыми взглядами. Совсем не по-джентельменски Передвижной растопырил ладонь и, резко надавив на лицо жертвы, втолкнул обалдевшую от такого обращения Лизку в купе. После чего, как ни в чем не бывало, задвинул дверь и повернул в замке проводницкий ключ, больше похожий на инструмент какого-нибудь сантехника.
– Что тут у вас происходит? – подоспевшая Зинаида высунулась из-за моего плеча.
– Ничего, – без смущения соврала я, и пропустила приму в штабной вагон.
Разговор был недолгим, окончился вполне положительно и вмешательства примы не потребовал.
– Можете идти, – сообщил Передвижной, изогнув тонкие губы в блеклом подобии улыбки.
Сейчас, столкнувшись с его истинной сущностью, смешно вспоминать, что эта его манера
Впрочем, не о трусости нынешнего Передвижного сейчас речь.
– Бесфамильная, вас можно попросить остаться на секундочку? – тоном учителя, требующего, чтобы двоечник остался после уроков, произнес Передвижной, когда мы с Зинаидой уже повставали со своих мест.
– Разумеется.
Я осталась, пребывая в некотором замешательстве. Передвижной начал как-то уж слишком издалека.
– Зная вашу склонность переводить все в привычные вам области, считаю своим долгом заявить…
Пока я переваривала эту витиеватую словесную конструкцию, Передвижной достал из бара два стакана и предложил мне сока. Согласилась, удивившись совсем не свойственной ему ранее галантности (обычно он вполне мог выпить сок сам на глазах у диву дающегося от такого поведения гостя).
– Так вот, – Передвижной старательно подбирал слова. – То, что вы видели, – он кивнул в сторону двери своего купе, – это вовсе не то, что вы думаете…
Разговор становился похож на фарс.
– А что я думаю? – поинтересовалась я как можно невинней и стараясь не рассмеяться.
– Вы думаете, что я, пользуясь служебным положением и польстившись на сомнительные… то есть вы, вероятно, думаете, что несомненные… прелести своей подчиненной, заставил ее явиться ко мне в купе, чтобы… – тут Передвижной остановился, подбирая слова.
– Чтобы стесать ей колени, – невольно подсказала я, но потом решила не мучить Передвижного недосказанностями. Ведь он же, по моему мнению, хотел как лучше. Помнил о моем знакомстве с Клавдией, переживал. Опасался, что я превратно пойму увиденное и… Вот только непонятно, зачем объясняться в такой странной форме. Будто намеренно желая меня обидеть. – Успокойтесь, ничего я такого не думаю. – заверила я. – И, знаете, мне, конечно, все равно, но все же было бы приятно, если б и вы про меня не думали всяких гадостей. Все эти ваши «переводить в привычные вам области» и прочие намеки, во-первых, лишены всякой почвы, а во-вторых, попросту невежливы.
С этими словами я встала и, не дожидаясь никакого разрешения, направилась к двери. Передвижной, казалось, вообще не расслышал моих последних слов. Торопливо сыпя словами, он начал оправдываться:
– Просто я не хочу, чтобы проводницу уволили в середине моего тура. Поэтому не позволяю ей показываться на глаза вашей приме. А она – упрямая, как и все работники этого чертового поезда. Ей, видите ли, надоело прятаться… Поэтому и пришлось вот так, как вы видели… А у меня в вагоне она оказалась вовсе не потому, что вы думаете, а оттого, что надо же было ее куда-то селить. Вот я и поселил в дальнее купе – оно пустовало и было отдано под склад белья… А… Можете идти, – поспешно бросил Передвижной так необходимые ему слова, когда я, ничего не слушая, уже вышла в тамбур.