Русская литература XIX века. 1801-1850: учебное пособие

Кременцов Леонид Павлович

Осенью 1827 г. Е.А. Арсеньева с внуком переехали в Москву, а в 1828 г. Лермонтов поступил в Благородный пансион при Московском университете. В это время он всерьёз увлекся поэзией и начал писать стихи. Первым наставником Лермонтова в постижении искусства изящной словесности стал С.Е. Раич – известный тогда поэт, проводивший в пансионе практические занятия по литературе и возглавлявший литературный кружок.

Весной 1830 г. Благородный пансион был закрыт и преобразован в обыкновенную гимназию, однако Лермонтову шёл уже шестнадцатый год и он имел право поступать в университет. Но студентом Нравственно-политического, а затем Словесного отделения он значился всего около двух лет. В июне 1832 г. молодой поэт подает прошение об увольнении из числа студентов, уезжает в Петербург и поступает в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Его мечта

через два года стать офицером осуществляется в 1834 г.: Лермонтова произвели из юнкеров в корнеты лейб-гвардии Гусарского полка, и наступило, казалось, то освобождение и самостоятельная жизнь, о которой он мечтал все эти годы.

Однако такая вполне благополучная и в общем типичная для молодых дворян того времени биография была лишь внешним спокойным отражением сложнейших внутренних противоречий и переживаний, которые находили выражение в том, что уже тогда составляло смысл существования Лермонтова, – в его творчестве. И в Благородном пансионе, и в Московском университете, и в юнкерской школе он не оставляет литературных занятий, переплавляя свой ранний трагический духовный опыт в поэтические и прозаические строки.

«Сыном страданья» называл себя семнадцатилетний Лермонтов в одном из стихотворений 1831 г., размышляя о семейной трагедии, о невозможности понимания между самыми, казалось бы, близкими людьми. Страдание и одиночество определяют его недолгий творческий путь и становятся ведущими мотивами его лирических стихотворений, поэм, драматургии, прозы.

Лирика. Лирическими стихотворениями традиционно открываются все собрания сочинений Лермонтова, ведь именно лирика занимает первое место в литературном наследии поэта и по числу созданных им произведений, и по их историко-литературному значению.

«Моим стихам, написанным так рано, что и не знала я, что я поэт…» – писала столетие спустя о начале своего творческого пути М.И. Цветаева. К юному Лермонтову эти строки, пожалуй, отнести невозможно. Создаётся ощущение, что он всегда знал, что он рождён именно поэтом, в этом состоит его миссия, его призвание, его предназначение. Заветная мелодия стиха, казалось, звучала в его сознании с самого детства и рождала таинственные фантазии, такие, например, как «Пан», так пленивший впоследствии М. Врубеля:

Люблю, друзья, когда за речкой гаснет день,Укрывшися лесов в таинственную сень,Или под ветвями пустынныя рябины,Смотреть на синие, туманные равнины.Тогда приходит Пан с толпою пастухов;И пляшут вкруг меня на бархате лугов.Но чаще бог овец ко мне в уединеньеЯвляется, ведя святое вдохновенье:Главу рогатую ласкает легкий хмель,В одной руке его стакан, в другой свирель!Он учит петь меня; и я в тиши дубравыИграю и пою, не зная жажды славы.«Пан», 1829

Уже в стихотворениях, созданных в годы обучения в Благородном пансионе и Московском университете, юный поэт высказывает твёрдое убеждение в собственной избранности, в своей особой судьбе:

Кто может, океан угрюмый,Твои изведать тайны? КтоТолпе мои расскажет думы?Я – или Бог – или никто!«Нет, я не Байрон, я другой…», 1832

Учёные-литературоведы, проводя параллели между пушкинской и лермонтовской лирикой, всегда отмечают, что, учась у Пушкина, молодой поэт вместе с тем с самого начала избегал прямых повторений и искал новых поэтических путей. «Лермонтов, – пишет Б. Эйхенбаум, – как будто сознаёт стоящую пред ним историческую задачу: овладеть искусством Пушкина, но суметь найти новый путь для поэзии, соответствующий настроениям, исканиям и мыслям новой эпохи. Он подхватывает оставленного Пушкиным Байрона; он пробует писать во всех жанрах, переходя от лирики к поэмам, от поэм к драме, и жадно изучает русскую и мировую литературу».

Исследователи лермонтовского творчества также отмечают,

что его лирический герой отличается внутренней цельностью и, переходя из стихотворения в стихотворение, терзается одними и теми же проблемами, как бы ни отличалась их разработка. Действительно, можно выделить несколько сквозных мотивов лирики Лермонтова – мотив странничества, одиночества, судьбы, сна и смерти (последние часто у поэта сливаются и переплетаются).

Лирический герой Лермонтова – всегда гонимый миром странник: затерянный в «тумане моря голубом» ищет бури Парус; «носясь меж тёмных облаков» врывается в мир поэта Демон; «дубовый листок оторвался от ветки родимой»; «по лазури весело играя», умчалась «тучка золотая»; чьей-то неведомой рукой занесена в чужие края ветка Палестины; даже Ангел в одноименном стихотворении предстает перед читателем летящим «по небу полуночи». Такой герой не находит себе места ни на земле, ни в небе; странствие – его судьба, его удел, его отрада и страдание, его состояние души. Он лишен Дома и в жизни, и в смерти: – умереть ему, как правило, также суждено в пути, как Печорину, герою последнего лермонтовского романа. Его Дом везде и нигде.

Мой дом везде, где есть небесный свод,Где только слышны звуки песен,Всё, в чём есть искра жизни, в нём живёт,Но для поэта он не тесен.До самых звёзд он кровлей досягает,И от одной стены к другой —Далёкий путь, который измеряетЖилец не взором, но душой.«Мой дом», 1830

Чем вызвана эта вечная неуспокоенность? Прежде всего, отсутствием смирения в душе лермонтовского героя, изначальным неприятием своего места в земном мире, где люди чёрствы и холодны, где нет места искренним порывам и стремлениям, где пророк, вознамерившийся «глаголом жечь сердца людей», обречён быть изгнанным и отверженным:

С тех пор как вечный судияМне дал всеведенье пророка,В очах людей читаю яСтраницы злобы и порока.Провозглашать я стал любвиИ правды чистые ученья:В меня же ближние моиБросали бешено каменья.«Пророк», 1841

В чём ищет спасения душа лермонтовского странника, в чём может обрести отраду? Перед ней открываются два пути – путь бунта и путь гармонии, путь богоборчества и путь молитвы. «Трудно понять и объяснить, какой психологический механизм стоит за этим явлением, – размышляет B.C. Баевский. – Словно бы в поэте уживаются две личности и попеременно проявляются в творчестве. Или словно бы в этом сложнейшем механизме присутствуют два регистра, и поэт, по своему желанию или непроизвольно, включает то один регистр, то другой… Сквозь годы Лермонтов пронёс и осуществил – в «Демоне» пессимистический вариант, в «Мцыри» – гармонический вариант романтического героя».

В художественном мире Лермонтова мотивы бунта и смирения, «бури» и «покоя» неизменно противостоят друг другу как два начала, не поддающиеся даже относительному сближению, и выбор лирический герой всегда делает в пользу одного из этих начал. «Буря» и «покой» – взаимоисключающие полярности в мире романтических идеалов, – пишет В.М. Маркович. – Романтический «покой» не просто душевное состояние, несущее отдых и забвение. Это состояние высшее, как бы проясняющее и концентрирующее в рамках одного мгновения всю гармонию бытия. Это, если можно так выразиться, «нирвана» самого бытия – неподвижное, всеразрешающее блаженство его абсолютной цельности, в которой уже бесследно исчезли любые диссонансы. Отзвуки такого идеала можно уловить в поэме «Мцыри» и в стихотворении «Выхожу один я на дорогу…» – этих романтических шедеврах Лермонтова. «Буря» в поэзии романтиков (и в частности, у юного Лермонтова) тоже не равнозначна олицетворению душевных или житейских волнений и тревог. Это особое идеальное состояние мира, противоположное гармонии. Мотив «бури» объединяет в себе ощущение первозданного хаоса, необузданной свободы и яростной борьбы, которая сталкивает и смешивает в напряжённо-противоречивом единстве все разнородные стихии сущего».