Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие

Буранок Олег Михайлович

Менее удачен «Разговор тектона, си есть древодела, с купцом» (не опубликован): в нём нет той социальной остроты, определённой живости героев, которые имели место в предыдущем «разговоре», поэтому, видимо, второй «разговор» никогда не был напечатан, мало привлекал внимание даже тех исследователей, которые непосредственно занимались изучением творчества Феофана Прокоповича. В этом «разговоре» речь идёт о значении храма, о Божием вездесущии и других церковных догматах. Интересными являются, пожалуй, два момента. Феофан Прокопович и в этом произведении пропагандирует любимую идею – о необходимости и возможности учиться везде, в том числе и у иноверцев. Купец, проведший в немецких городах несколько лет и познавший там многие учёные книги, объясняет Тектону сущность протестантства, его отличие от православия. Тектон же отдаёт предпочтение польскому католицизму, «Противоположность “Польши” и “немецких городов” указана здесь с достаточной ясностью, притом так, что не остаётся никакого сомнения, на чьей стороне стоит Феофан Прокопович, какому из этих двух направлений принадлежат его симпатии» [184] . Враги Феофана Прокоповича долгое время преследовали его за это, он вынужден был давать показания на сей счёт, доказывать, что не впадал в ересь.

184

Морозов П. О. Феофан Прокопович как писатель: Очерк из истории русской литературы в эпоху преобразований. – СПб., 1880. С. 157.

Второй

важный момент в «разговоре» связан с тем, что «в определениях Бога Прокопович нередко отходит от традиционно христианского понимания его как личности» [185] . У Прокоповича Бог мыслится как высший разум, предвечная мудрость, вечная истина и вместе с тем Бог как первопричина бытия, как некая закономерность природы. Такое понимание Бога стоит на грани деизма и пантеизма. Здесь усматривается влияние на Феофана Прокоповича философии Бруно и Спинозы [186] . В «Разговоре тектона, си есть древодела, с купцем» автор в очередной раз устами купца заявляет, что «в природе существует и живет Бог» [187] .

185

Ничик В. М. Феофан Прокопович. – М., 1977. С. 22.

186

Ничик В. М. Феофан Прокопович. – М., 1977. С. 23.

187

Прокопович Феофан. Разговор тектона, си есть древодела, с купцем // Отдел рукописей ЦНБ АН УССР. Шифр ДА / II. 300. – Л. 400.

Таким образом, Феофан Прокопович не только следовал традициям античного и западноевропейского диалога-разговора, но привнёс в развитие жанра много своего, нового. В «разговорах» русского автора поднимаются актуальные политические, теологические, нравственные проблемы, при этом делается попытка «оживления» серьёзного разговора-диспута за счёт введения сниженной лексики, грубоватой шутки, комического эффекта (здесь усматривается влияние русской демократической сатирической литературы, интермедиального опыта раннего русского театра). Далеко не всегда художник достигает успеха в этом. Сценка перебранки вновь сменяется утомительными теологическими рассуждениями. Правда, сейчас крайне сложно судить об эстетическом восприятии «разговоров» русскими читателями XVIII в., а имеющаяся, наверное, в произведениях многоплановая система аллюзий в настоящее время почти не поддаётся прочтению, расшифровке. Наряду с вопросно-ответной структурой диалога в композиции «разговоров» Феофана Прокоповича имеются полилог, элементы драматизации, умело организованная автором дискуссия, попытка представить чувства героя в движении как отдалённое эхо будущего художественного психологизма.

* * *

Не вызывает сомнений, что младший сподвижник и единомышленник Феофана Прокоповича Антиох Кантемир не только в своих сатирах оставил «знаки» внимательного прочтения «разговоров» главы «учёной дружины», но не случайно обратился к переводу произведения этого жанра – популярной книги Фонтенеля «Разговоры о множестве миров». Жанр с удачной подачи Феофана Прокоповича был уже в определённой степени усвоен, кроме того, вполне вероятно, что Кантемир знал стихотворение Феофана Прокоповича (на латыни) о папе, преследовавшем Галилея, «деятельного служителя природы», учёного со «светлыми мыслями», «проницательным умом» [188] . Эта блестящая эпиграмма может служить своеобразным прологом к переводу Кантемира.

188

См.: Морозов П. О. Феофан Прокопович как писатель. – СПб., 1880. С. 157.

История создания перевода и все перипетии его публикации, значение перевода в русской общественной мысли, в формировании русской научной лексики изучены достаточно хорошо [189] . Однако недостаточно исследованы место этого произведения в истории русской литературы первой трети XVIII в., его жанровое своеобразие. Этому мешало то обстоятельство, что на «Разговоры о множестве миров» русские читатели и исследователи смотрели исключительно как на переводное произведение, не видя в нём акта собственно литературной жизни эпохи, тем более не связывая с ним формирующейся подспудно, крайне сложно для эстетики 1720—1730-х гг. жанровой системы. Как и Феофан Прокопович, Кантемир создаёт свой перевод в рамках тех просветительных задач, что были поставлены перед искусством ещё Петром I. Наличие переходности не означает отсутствия целостности, системы, своей эстетики, пусть и с элементами эклектики [190] . Всё это позволяет без особых натяжек солидаризироваться с теми учёными, которые определяют начало XVIII в. в русской литературе как эпоху предклассицизма [191] . Нельзя не предположить наличия у предклассицистов определённой жанровой политики. У Феофана Прокоповича и Антиоха Кантемира различная степень близости к классицизму, что наглядно отражает и жанр «разговоров». Характерно «Авторово предисловие» в переводе А. Кантемира, в котором даётся эстетическая установка: «Должен я объявить тем, которые честь будут книгу сию, имея уже некоторое знание в фисике, что я их не намерен учить, но только забавлять, представляя им некаким приятнейшим и больше веселым образом то, что они основательно уже знают, а которым такие дела не знакомы, объявляю, что думаю, что могу их вдруг и учить и забавлять» [192] .

189

См.: Стоюнин В. Я. Князь Антиох Кантемир // Кантемир А. Д. Сочинения, письма и избранные переводы / Под ред. З. А. Ефремова. Т. 1. – СПб., 1867. С. 65–67; Селиванов Ф. М. Русский эпос. – М., 1988; Пумпянский Л. В. Кантемир // История русской литературы: В 10 т. Т. 3. Ч. 1. – М.; Л., 1941. С. 211–212; Шафрановский К. И. «Разговор о множестве миров» Фонтенеля в России: Первое издание // Вестник АН СССР. 1945. № 5–6. С. 223–225; Прийма Ф. Я. Антиох Дмитриевич Кантемир // Кантемир А. Д. Собрание стихотворений. – Л., 1956. С. 16; Фёдоров В.И. История русской литературы XVIII века. – М., 1982. С. 68; Плеханов Г.В. История русской общественной мысли после Петровских реформ // Плеханов Г. В. Сочинения. Т. 21. – М.; Л., 1925. C. 87.

190

См.: Валицкая А. П. Русская эстетика XVIII века. – М., 1983. С. 40–63.

191

См.: Фёдоров В. И. Литературные направления в русской литературе XVIII века. – М., 1979. С. 7—20.

192

Кантемир А. Д. Сочинения, письма и избранные переводы / Под ред. В. А. Ефремова. Т. 2. – СПб., 1867. С. 393.

Несмотря

на очень серьёзную философскую тему – «таким образом сделан мир сей» [193] , автор и переводчик сознательно отходят от строгого научного диспута собеседников, равных или нарочито противопоставленных (здесь автор преследовал бы сатирическую цель) по образованию и интеллектуальному уровню. Последнее было излюбленным приёмом в «разговорах» Феофана Прокоповича, где спор часто переходил в ссору. Если так можно выразиться, в «Разговорах о множестве миров» представлена совершенно иная культура ведения беседы – беседы между означенным в «разговоре» «Я» и некой маркизой.

193

Кантемир А. Д. Сочинения, письма и избранные переводы / Под ред. В. А. Ефремова. Т. 2. – СПб., 1867. С. 394.

И. В. Шкляр считает введение образа маркизы, описание природы в «Разговорах о множестве миров» приёмами оживления научного трактата [194] . В данном случае речь должна идти о развитии традиционных композиционных форм: ещё у Лукиана фигура вопрошающего играла весьма значительную роль в структуре диалога; сохранил этот образ и Феофан Прокопович, несколько утрировав и снизив его, что, видимо, шло от фольклорной традиции. Откровением для русского читателя явилось то, что в роли Любопытного выступила женщина. При этом в авторском предисловии нарочито оговорено, что это сделано «для ободрения госпож через образец одной жены» [195] . Тем самым представлена в действии сама политика Петра I в области этикета: маркиза задаёт вопросы не просто ради любопытства, но является женщиной, «которая, не выходя из пределов особы, не имеющей ни малого знания наук, однако ж разумеет то, что ей говорится, и изрядно распоряжает в голове своей без помешательства все вихри и миры» [196] . Стремление изобразить женщину по-новому, в духе времени, присутствовало в русской драматургии первой трети XVIII в. и анонимной повести, но там не было такого естественного, такого свободного «вхождения» образа в систему образов произведения.

194

См.: Шкляр И. В. Формирование мировоззрения Антиоха Кантемира // XVIII век. Сб. 5. – М.; Л., 1962. С. 150.

195

Кантемир А. Д. Сочинения, письма и избранные переводы / Под ред. В. А. Ефремова. Т. 2. – СПб., 1867. С. 394.

196

Кантемир А. Д. Сочинения, письма и избранные переводы / Под ред. В. А. Ефремова. Т. 2. – СПб., 1867. С. 394.

Антиох Кантемир призывает «бережно» вводить «посторонние украшения», считая, что он «законными их учинил природною разговоров вольностию» [197] . Заметно выделяется среди других «посторонних украшений» вечерний пейзаж. «Время было очень приятно: холодок весьма усладительной утешал нас по дни зело теплом, каков мы тогда имели; луна взошла перед тем за час времени, и лучи ея, которые к нам чрез ветви древес проницали, утешное в них составляли зрелище. Небо было весьма чисто, так что не видать было ни одного облачка, который бы мог закрыть и помрачить хотя одну из самых меньших звезд. Все они казались чистаго и блистательнаго золота, и еще больше украшение подавал им голубой свод, к которому они прилеплены» [198] . Прецедентов изображения подобного пейзажа в нашей литературе переходного периода не было. В структуре данного произведения пейзаж является экспозицией с очень естественным и логическим переходом от восхищения вечером, ночным небом к серьёзному разговору о мироздании, об истории астрономии и, наконец, о гелиоцентрической системе Коперника. В русском классицизме, особенно в творчестве М. В. Ломоносова, пейзаж будет играть столь же заметную роль.

197

Кантемир А. Д. Сочинения, письма и избранные переводы / Под ред. В. А. Ефремова. Т. 2. – СПб., 1867. С. 396.

198

Кантемир А. Д. Сочинения, письма и избранные переводы / Под ред. В. А. Ефремова. Т. 2. – СПб., 1867. С. 400.

Композиционной основой «Разговоров о множестве миров» является, как и в классических античных, восточно-европейских образцах этого жанра, вопросно-ответная форма, но автором и переводчиком сделана успешная попытка создания иллюзии естественности беседы, её непринуждённости, попытка автора «скрыться» за действующими лицами при сохранении политической актуальности поднятых проблем [199] .

Важную роль в процессе работы над переводом книги Фонтенеля «Разговоры о множестве миров» играли комментарии, сделанные А. Кантемиром. В своем «Предисловии к читателю» он специально оговаривает необходимость примечаний «для изъяснения так чужестранных слов, которыя и не хотя принужден был употребить, своих равносильных не имея, как и для русских, употребленных в ином разумении, нежели обыкновенно чинится» [200] . Значение теоретико-литературных примечаний Кантемира в русской филологической культуре XVIII в. исследовал А. С. Курилов. «Перевод, – считает он, – латиноязычных литературных понятий на русский язык, начатый Кантемиром в его примечаниях к переводу книги Фонтенеля… знаменовал и начало массового… теоретико-литературного просвещения, становясь важнейшим шагом на пути формирования в сознании русских читателей и широкой литературной общественности новых понятий, закладывая основы отечественной филологической мысли XVIII в.» [201] .

199

Не случайно то обстоятельство, что К. Н. Батюшков создал в 1816 г. в жанре «разговора» свой знаменитый «Вечер у Кантемира», анализу которого М. П. Алексеев посвятил интересную статью, проследив генетические связи жанра. См.: Алексеев М. П. Монтескье и Кантемир // Вестник ЛГУ: Серия общественных наук. № 6. – Л., 1955. С. 55–78.

200

Кантемир А. Д. Сочинения, письма и избранные переводы / Под ред. В. А. Ефремова. Т. 2. – СПб., 1867. С. 391.

201

Курилов А. С. Литературоведение в России XVIII века. – М., 1981. С. 90.

Жанр «разговора» следует рассматривать в контексте всего творчества Антиоха Кантемира; так же как и Ф. Прокопович, автор сатир не единожды обращался к этому жанру (до нас не дошёл сделанный А. Кантемиром перевод научно-популярного сочинения итальянского писателя Франческо Альгаротти «Разговор о свете» [202] ). Сама форма диалога, способы «оживления», драматургические моменты как структурообразующие компоненты жанра влияли на позднейшую эволюцию сатирического творчества А. Кантемира.

202

См.: Прийма Ф. Я. Антиох Дмитриевич Кантемир // Кантемир А. Д. Собрание стихотворений. – Л., 1956. С. 20.