Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие
Шрифт:
Статья Н. К. Гудзия [48] – этапное исследование для постижения Феофана – драматурга и оратора. Н. К. Гудзий назвал Феофана выразителем идей Ренессанса и реформации. Принципиально то обстоятельство, что творчество Прокоповича прослежено в эволюции, в связи с литературной эпохой.
Д. Д. Благой в известном учебнике «История русской литературы XVIII века» (1-е изд. 1945 г.) называет Феофана Прокоповича «одним из самых выдающихся государственных и культурных деятелей данной эпохи» [49] . Характеризуя его литературную деятельность, Д. Д. Благой пишет, что «его основными литературными жанрами являются жанры богословского трактата, церковной проповеди, законодательных постановлений» [50] . Учёный отмечает несомненное влияние публицистики Феофана на сатиры Кантемира, басни Сумарокова; подчёркивает стремление Феофана «говорить и писать как можно обыкновеннее и проще» [51] .
48
Гудзий
49
Благой Д. Д. История русской литературы XVIII века. – М., 1955. С. 68.
50
Благой Д. Д. История русской литературы XVIII века. – М., 1955. С. 71.
51
Благой Д. Д. История русской литературы XVIII века. – М., 1955. С. 72.
В отдельном параграфе анализируется трагедокомедия «Владимир». Д. Д. Благой считает пьесу художественным явлением не только украинской, но и русской литературы. Национально-исторический сюжет, «жгучая современность», умелое соединение серьёзного с комическим, что явилось новаторским по сравнению со старой структурой школьной драмы, определили, по мысли автора учебника, популярность пьесы [52] .
В самом конце 1940-х и в 1950-е гг. идёт дальнейший процесс фундаментального накопления исторических, философских, культурных знаний по Петровской эпохе, в связи с чем ни один из учёных, занимавшихся разработкой этих проблем, не может обойти такой колоритной фигуры эпохи, как Феофан Прокопович.
52
Благой Д. Д. История русской литературы XVIII века. – М., 1955. С. 72–74.
Вышли в свет работы по истории русского театра С. С. Данилова, В. Н. Всеволодского-Гернгросса, Б. Н. Асеева, в которых высоко оценивалась пьеса «Владимир», делались интересные частные наблюдения, но в связи с характером работ – театроведческих – исследователи не могли уделить пристального внимания трагедокомедии, поэтому «Владимир» не получил в этих трудах всестороннего анализа [53] .
В томе «Очерков по истории СССР», посвящённом эпохе Петра I, о литературе и театре переходного периода написал очерк А. В. Кокорев, выделив среди всех деятелей культуры первой трети XVIII в. Феофана Прокоповича и назвав его пьесу выдающейся для своего времени, прокладывающей «путь к подлинной национально-исторической тематике в русской драматургии» [54] .
53
См.: Данилов С. С. Очерки по истории русского драматического театра. – М.; Л., 1948. С. 56–57; Всеволодский-Гернгросс В. Н. Русский театр от истоков до середины XVIII века. – М., 1957. С. 137–141; Асеев Б. Н. Русский драматический театр от его истоков до конца XVIII века / Изд. 2-е. – М., 1977. С. 133–134.
54
Кокорев А. В. Литература и театр // Очерки истории СССР: Период феодализма: Россия в первой четверти XVIII в. Преобразования Петра I. – М., 1954. С. 720 и др.
Начавшие вновь интенсивно выходить сборники «XVIII век» не баловали Феофана Прокоповича своим вниманием: его имя появлялось в обзорных статьях, указывалось на необходимость изучения творчества Феофана, были статьи об его ораторской прозе, стихах и т. д., но ни одной работы, посвящённой «Владимиру», не было.
В конце 1950-х г. выходит в свет трехтомная академическая «История русской литературы» (гл. ред. Д. Д. Благой). В первом томе П. Н. Берков в главе «На путях к новой русской литературе» пишет о том, что в публицистике Петровской эпохи отразилась борьба новых и старых идейных тенденций.
Особое внимание исследователя привлекли «многочисленные насыщенные публицистическими элементами проповеди Феофана Прокоповича» [55] . П. Н. Берков упоминает прозаические произведения Феофана – «Слово похвальное в день рождения великого князя Петра Петровича», «Похвальное слово о флоте российском», «Слово о власти и чести царской», а также трактаты «Духовный регламент» и «Правда воли монаршей». «Все речи и публицистические произведения Феофана Прокоповича, – подчёркивает П. Н. Берков, – проникнуты гордостью за успехи русской культуры, русской государственности» [56] .
55
Берков П. Н. На путях к новой русской литературе // История русской литературы: В 3 т. Т. 1. – М.; Л., 1958. С. 389.
56
Берков П. Н. На путях к новой русской литературе // История
Трагедокомедию «Владимир» П. Н. Берков связывает с новой русской литературой, которая заложила основы классицизма в идейных представлениях, в выборе тем, зарождении литературных жанров, исканиях в области языка. Учёный указывает, что литература этого периода «представляет интерес и сама по себе – как отражение важного в определённом отношении переломного момента в истории русской культуры» [57] .
В 1950-е гг. всё более пристально изучается Феофан Прокопович за рубежом [58] : появляются статьи И. Тетцнера, Э. Винтера, Ф. Вентури и др. Наибольший интерес представляет статья немецкого слависта И. Тетцнера «Феофан Прокопович и русское раннее Просвещение» (1958). Важная для уяснения теоретико-эстетических взглядов Феофана, она почти не касается его «Владимира». Литературные, общественно-политические, философские взгляды Феофана учёный связывает с развитием Просвещения на Западе и в России. И. Тетцнер прослеживает становление личности молодого монаха в киевский период его жизни и творчества, отмечая, что уже там произошла «закладка» мировоззрения будущего сподвижника и идеолога Петра I [59] .
57
Берков П. Н. На путях к новой русской литературе // История русской литературы: В 3 т. Т. 1. – М.; Л., 1958. С. 401–402.
58
См.: Буранок О. М. Изучение в Германии жизни и творчества Феофана Прокоповича: Вторая половина ХХ века // Русский язык и литература: Вопросы истории, современного состояния и методики их преподавания в вузе и школе. Ч. 3. Самара, 2001. С. 21–29.
59
Tetzner J. Theophan Prokopovic und die russische Fruhfufklarung // Zeitschrift fur slawistik. № 3. – Berlin, 1958. С. 351–357. Далее страницы указываются в тексте.
И. Тетцнер подмечает важное обстоятельство смены духовного климата в Петровскую эпоху: принявший перемены дышал воздухом реформ Петра, становился его сподвижником, не принявший – погибал не только внутренне, духовно, но и физически. Учёный приводит примеры: Дмитрий Ростовский и Стефан Яворский. «Как хорошо вошёл Прокопович в мир Петра, – считает И. Тетцнер, – можно видеть из сравнения его киевских проповедей с проповедями петербургского времени» (с. 354). Темы о загробной жизни («помни о смерти!»), изображение вечного благоденствия и, наоборот, ада, бесконечность мук в загробном мире – всё это отступает в проповедях петербургского периода на второй план. А на первый выступают заботы о земном, сиюминутном, обязанности монарха и его подданных, а польза народа становится доминантой многих слов и речей Феофана Прокоповича этого периода. «Петра же он славит как неутомимого работника он оправдывает даже воскресную работу» (с. 354). Особенной целенаправленностью в этом смысле отличаются, по мысли исследователя, петербургские проповеди, посвящённые смерти Петра. «В полном осознании начинающейся реакции Прокопович повторяет слово “будет” как некую клятву для дальнейшего существования петровских реформ и требует от преемников Петра завершения Петрова дела» (с. 355).
Проводя демаркационную линию в проповедях киевского и петербургского периодов, И. Тетцнер видит их различие в двух понятиях – знание и от ечество (с. 355).
И. Тетцнер, анализируя ораторскую прозу, доказывает, что, в отличие от киевского, в петербургский период Феофан в «словах» и «речах» более патриотичен. Исследователь высказывает достаточно спорное для сегодняшнего времени суждение о том, что «Прокопович, несмотря на всю просвещённость, остаётся верующим христианином, архиепископом с субъективными религиозными целевыми установками» (с. 359–360). На наш взгляд, И. Тетцнер делает поспешный вывод о том, что стремление Прокоповича подчинить Академию наук влиянию Святейшего Синода показывает ограниченность Прокоповича. Феофан, по мнению учёного, не смог вскрыть ход развития взаимоотношений Синода и Академии. В этом он ещё усматривает и достаточно большое влияние на Феофана киевского периода его деятельности и творчества.
Оба периода – киевский и петербургский – в творчестве Феофана Прокоповича объединяет любимая всеми просветителями антитеза «свет – тьма», а также понятия «разум», «рассуждение», «доказательство», «мышление», «ясность», «польза». Немецкий исследователь считает, что эти понятия в обоих периодах у Феофана идентичны (с. 363). На наш взгляд, это не так. При всей возможной близости трактовок этих понятий Прокоповичем (до его переезда в Петербург и после), они всё-таки и идеологически, и художественно несут разную нагрузку. А главное, не только в жизни Феофана Прокоповича, но и в жизни России в 1716–1717 гг. произошёл окончательный поворот от Московского государства к России, а затем к Российской империи.
Далее И. Тетцнер анализирует язык проповедей Феофана Прокоповича, пишет о постепенном переходе его от церковнославянского языка на «простой стиль» и делает это в основном с опорой на известных исследователей творчества Феофана Прокоповича – И. А. Чистовича, Д. М. Чижевского. Пожалуй, наиболее интересным в статье является разработка проблемы «творчество Феофана Прокоповича и барокко». Исследователь пишет: «Прокопович старается преодолеть стиль барокко, особенно аллегоризм стиля, который так характерен для барокко. Он использует аллегории, но они ни в коей мере не были основными образами, как у Стефана Яворского» (с. 365).