Русская мафия — ФСБ
Шрифт:
…А мы им отвечали, маша в ответ из окна.
Глава 24. Детство в убитом городе
C большим трудом маме удалось нас с братом устроить в детский сад, пребывание в котором началось сразу с драки. Нас окружили ребята, старшие по возрасту и готовящиеся идти в первый класс: «Вы «чехи»? Вы звери?».
Нацменами в то время оказались там только мы. Кольцо сужалось. Жизнь меня научила, что бить надо первым и самого «понтовитого»: остальные, как правило, при хорошем ударе разбегаются или не так активны. А тут со мной был младший братик, которого я обязан был защищать, вот и ударил
Прошло не много времени, и я стал главным среди мальчишек во всех играх и детских забавах, которые сам и придумывал. К нам доставили новенького, его окружили мальчишки, а он, плача, кричал: «Не бейте меня, я русский!». Звали его Хамзат Бузуртанов. Я поговорил с ним и опекал его, советуя всегда гордиться национальным достоинством. В старших классах жизнь нас снова свела, к тому времени он стал трусом, подлецом, провокатором, впоследствии по совместительству игравшим на ударных инструментах в оркестре ресторана «Океан».
…В нашем доме жил Лёха Шаповалов, на пять лет старше меня. Его мать приводила военных из воинской части, что была рядом с театром напротив нашего дома, и каждый раз объявляла Лехе, что это его новый папа. От настоящего отца, талантливого спившегося художника, Леха унаследовал способности к рисованию и музыке. Вырос он-таки ловеласом и, не имея выдающейся внешности и не блистая умом, тискал дам то по чердакам, то по подвалам.
В детстве же Леха был отменным умельцем по изготовлению сначала рогаток, луков со стрелами, арбалетов, а позже «поджигушек» — упрощенных кремневых пистолетов, так что с возрастом мы делали однозарядные пистолеты под боевые патроны: 5,6 мм, «ПМ», «ТТ» и кое- какие взрывчатые вещества, тем более воинская часть была рядом, где всего необходимого валялось в достатке.
Насмотревшись фильмов про индейцев, как-то Леха позвал меня на охоту с луками. Я как раз разговаривал, высунувшись в окно, с соседским мальчиком по кличке Зуй. Он завидовал тому, что я мог запросто на одних, без помощи ног, руках, подтягиваясь, подняться на крышу нашего дома по пожарной лестнице. Его собственная попытка закончилась плачевно: когда он поднимался по лестнице, Леха издал боевой индейский клич, натянул тетиву и выпустил стрелу из лука, а они у нас были сильные, чаще из кизилового дерева; тетиву мастерили из струн, а наконечники для стрел воровали на заводе «Красный молот», делавшем военную продукцию. Стрела вонзилась Зую между лопаток, он шлепнулся с высоты второго этажа, а Леха бежал… И остался я виноват.
Во дворе жила собака по кличке Черныш, оказавшаяся ощенившейся сукой. В ней сидела собачья ненависть к ментам и военным, к людям в форме: видимо, она знакома была с трудом Ницше «Так сказал Заратустра», интерпретировав его по-своему. Черныш рвал униформу, кусал за руки и за ноги «сверхчеловеков». Я из старых дедовских галстуков сделал ему поводок, и мы ходили на промысел. Как-то раз забрели довольно далеко для детей, на «12-й Трест», за стадион Орджоникидзе, где впоследствии генерал Рохлин ставил свои танки, создав там парк военной техники. Тогда за стадионом в частных домовладениях проживали казаки, и мы добыли у них дичь в виде курицы, которую Черныш едва не съел по дороге.
Леха сказал: «Это сокол! Сейчас мы обучим его летать и бить других птиц». Вернувшись с охоты домой, мы начали запускать сокола с балкона третьего этажа, но он почему-то шлепал крыльями и глухо падал на землю.
На
Что бы Леха ни предпринимал, он сваливал все на меня. В классе первом- втором я сильно увлекся «поджигушками» и самопалами, как их еще называли. Заготовки — трубки стальные и медные — доставали мы на заводе, порох — в магазине «Спорттовары», позже — в «Охотнике», а до этого брали просто головки от спичек. Леха метко стрелял, и с верхушек деревьев сразу падало несколько воробьев, круживших обычно с чириканьем тучами над нашим домом.
За свинцом для дроби и отливки пуль мы ходили на стрельбище стадиона «Динамо» или срывали свинцовые провода, что использовались для радио. Чтобы попасть на стрельбище, надо было залезть по ровной, высотой метра в четыре стене, а потом, пройдя по пулеотражающему бетонному козырьку, спрыгнуть вниз. Так мы как-то и сделали, но тут на нашу детскую беду возник директор стрельбища, полковник милиции в отставке. Он шел от единственного входа, держа в руках хлыст от удилища. Бежать было некуда, и директор до кровавых рубцов отхлестал нас, издеваясь и заставляя лезть под ударами по голым кирпичам вверх по стене.
Потом мы ему отомстили. Забравшись на чердак, стали заряжать «поджигушки». Леха твердил: «Заряжай больше, а то не убьет». Трубка на моем оружии была медная, под мелкокалиберный патрон 5,6 мм, и забил я ее почти «под завязку», засунув пулю и затолкав сверху вместо пыжа гильзу, хоть и было предчувствие, что не выдержит.
Лехина — была с длинным стальным стволом, толстыми бортами, и туда под закат входила «волчья» картечь. Мы залезли на бетонный пулеотражатель, и в это время как раз вышел наш мучитель и, поставив тазик с водой на подставки для упорной стрельбы с прицелом, начал мыть тряпочкой обувь.
Я чиркнул — присыпка сгорела, и Леха выстрелил сам, в последнюю минуту чуть изменив направление руки, так что с выстрелом в тазике брызнул фонтанчик, и пули, прошив его насквозь, вызвали струи воды толщиной с детский наш пальчик.
Мужик одурел, а, увидев детей, стал кидать в нас оболомками кирпичей. Мы же спрыгнули и убежали, довольные, что хоть и не попали, но отомстили.
По дороге я попытался выстрелить, и как чувствовал, трубку разорвало, поранив кожу на руке, а весь пороховой заряд влетел мне под кожу на лице, и я был конопатый. Еще долго из-под кожи вылезали крупные пороховые частицы.
И у Лехи, и у других ребят в центре Грозного сидела в душах шовинистическая ненависть, привитая им родителями и просыпающаяся время от времени в высказываниях типа «Зверьки», «Шакалы», «Чехи», как ко мне, так и ко всем вайнахам. Вражда со стороны, особенно русских и их представителей, что остались от казачества, выливалась в массовые драки и избиения.
Так, в 1957 году русские, протестуя против возвращения чеченцев и ингушей на свою историческую родину, подняли восстание, захватив здание обкома КПСС, Главпочтамт и другие государственные учреждения, что по тем временам было неслыханно, и убив попавших по пути случайно вайнахов.