Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период)

Коллектив авторов

1907

2

«О, лунный плен!..»

О, лунный плен! О, цепи белых пятен! Я здесь, внизу, один, Как вор, пригнулся у порога. Я, человек, я, властелин Цветов, дневных лучей, Владыка солнечных мечей, Я, сам создавший имя бога, Чей голос днем так внятен, Я, сокрушитель стольких стен, Здесь, скорченный, как вор, Как раб перед бичом владыки, Поднять не смея мертвый взор, Лежу в пыли, как стебель повилики. О, лунный плен! О, цепи белых лунных пятен! А он, вверху, мучитель белый, Уставив вниз пустынный зрак, Беззвучный, вечный, онемелый, Расплавленный свинец на землю льет, Отрадный выжигая мрак. И только здесь, в тени, за каменным углом, Мне, человеку с божеским лицом, Едва переносим слепящий гнет.

Февраль 1907

3

«Затопила

луна терема…»

Затопила луна терема. Зелена у окна бахрома Одичавшей от счастья листвы. Ты идешь, ты выходишь сама По алмазным лагунам травы. Подошла, обняла и взяла, Измывая сияньем седым; Седоватым, зеленым твоим Опоила туманом ночным, Заглянула, узнала, легла. Так была голуба и бела. Затянули луну облака. Затонули в сини терема, И темна у окна бахрома Опаленной познаньем листвы. Чья вверху изогнулась рука У покровов твоей синевы? Кто смутил голубиную тишь, Показал торжествующий лик? Ты не знаешь? Уходишь? Молчишь? Угадала, узнала, таишь! Это он, это Лунный Старик.

1906

4

«В лунном свете белый дворик…»

В лунном свете белый дворик, Белый дворик, белый дом. Лунный свет пахуч и горек, Свет отравлен колдуном. Перва четверть — месяц-змейка, Снова четверть — месяц-лик. Полнолунье — разумей-ка! — Не луна, а сам Старик. Он владеет синим сводом, Он пестует девий плен, Он мешает год за годом Семена людских колен. Третья четверть — отдых людям: Смотрит месяц на ущерб. В новолунье — не забудем — Точит Старый новый серп. Белый дворик — это значит Полнолунье на земле. В белом доме сердце плачет, Желтый светик в лунной мгле.

Декабрь 1906

Земля

1

«Душа надела цепи…»

Душа надела цепи, Пришла в земные степи — Как трудно всё узнать! Стремленья, достиганья И бедного незнанья На всем легла печать. Но помнится: там где-то Заоблачного света Незримые края. Не тень и отраженье, А звезд воспламененье И правда бытия.

Ноябрь 1904

2

«Миром оплетенные…»

Миром оплетенные, Туманами окутаны, Пустыней разделенные, Пространствами опутаны, Во времени томительном Несемся, обнищалые, И в блеске освежительном Горят нам зори алые. Ах, если бы закатами Заря не озаряла нас, Всегдашними утратами Судьба бы испугала нас. Погасли б мы, печальные, Стесненные ущельями, И тьмы небес опальные Всполохнули б весельями.

Ноябрь 1906

3

«Как сладко, как тихо…»

Как сладко, как тихо На волнах твоих, Лазурь светлотканая, Богом любовей земных Осиянная. Мы ли, земные, Тяжелые, темные, Жалко плененные Пленом, тягчайшим из всех, Знаем сиянье небесных утех, Знаем ключи золотые, Лучами пронзенные, Знаем купели укромные, Где, зачиная, гудит В недрах бескрайних Ярь родников И щедро дарит В радостях тайных Дар облаков!

Ноябрь 1906

Из раздела «Ярь»

Рожество Ярилы [209]

В горенке малой У бабы беспалой Детей несудом [210] . Зайдет ли прохожий, Засунется ль леший, На свежей рогоже, Алее моркови, Милует и тешит, Ей всякое гоже, С любым по любови, Со всяким вдвоем. Веселая хата У бабы беспалой. Роятся ребята, Середний и малый, Урод и удалый, Помене, поболе, На волюшке-воле. Отцов позабыла. Пришел и посеял, Кручину затеял, Кручину избыла, И томятся губы, Засуха постыла, Пустыни не любы. «Где батько мой, мамо?» «За тучами, тамо, Где ветер ночует». «Где батя, родная?» «За теми лугами, Где речка лесная Истоки пестует». «Где, мамо, родимый?» «За теми ночами, Любимый, Где месяц жарует». Весною

зеленой у ярочки белой Ягненок роженый; У горлинки сизой Горленок ядреный; У пегой кобылы Яр-тур жеребенок; У бабы беспалой Невиданный малый: От верха до низа Рудой, пожелтелый — Не, не, золоченый! Ярила!

209

Ярила — у древних славян бог солнца и любви.

210

Несудом — очень много.

20 июня 1905

Проводы

На Перуновом холму Во дворе и в терему Собираются на бой. Прощай, прощай! Перун, Перун, Оборони. Рудой [211] Перун, Охорони. Одна, одна, Я от окна Не отойду. Кляни, колдун, Дави, валун, Не отойду. На лютый бой Перун рудой Тебя ведет, Трубой зовет. И я с тобой Иду на бой, Не отгони! Не взял — осталася, Поцеловалася, И терем пуст. Ушел золоченный, Неопороченный, Услада уст. Порок, позор — Жена в ладье. Перунов взор — Жена в ладье. Скорее, жрец, Зажги костер! Кричит птенец, Кремень остер. Перун, пыряй Снопами стрел! Еще напор, И ворог мрет. Перунов мор Врагу удел. Крепким поясом свяжусь. Он вернется — я дождусь — На мою, мою постель. Полог золотом затку, Меду выварю, медку, — После боя вою [212] хмель.

211

Рудой — рыжий, красно-бурый.

212

Вою — воину.

Декабрь 1906

Стрибог [213]

Угнал за волны челны, За тот за вал девятый, За тот за вал проклятый. Валами валит волны, Волнует кипень солный, Качает кубок полный И роет, рвет, как ратай, Вздымает луг измятый, Курчавит холм горбатый. А берег воем стонет. Разметан женский волос, Голосит женский голос: «Недаром высох колос И солнце жгло-кололось! Куда Стрибог их гонит? Я парус рыжий шила. Я в лодке дно смолила. Я рыбака любила. Я сеть плела. Я ветки жгла — Смола текла. Я плод несла. Стрибог, Стрибог, Суровый бог! Верчу я рог, Стучу в порог, Чтоб ты, Стрибог, Мутить не мог Морских дорог». Сорвал Стрибог кору с дубов, Свернул трубой — И рог готов. Трубит на жен, бегут гурьбой С морских песков в глубокий ров. За ними свист со всех краев, За ними вой со всех концов, Поднятый, бог Стрибог, тобой! «Хо-хо! Мужей бы надо вам! Хо-хо! Я вам легко их дам! — И скачет сам по тем волнам, Где водный страх припал к челнам. — Назад, туда плыви, прилив! Несись на них, разлей залив И в ров — хо-хо! — с верхов к пескам Нахлынь, отдай весь ров валам. Я жен — хо-хо! — отдам мужьям!» И валом валит волны, Расплескал кубок полный, Качает кипень солный И топит ров прибоем. Бегут тела и челны, И всплыли жены с воем. Несет их море роем. Хмелен победным зноем, Стрибог упился боем И воет: «Упокоим, На дне любовь сокроем! Морское дно, покоем И женам будь и воям!»

213

Стрибог — бог ветра у древних славян.

Июнь 1907

Из раздела «Темь»

Из цикла «Сердце»

Городские дети

Городские дети, чахлые цветы, Я люблю вас сладким домыслом мечты. Если б этот лобик распрямил виски! Если б в этих глазках не было тоски! Если б эти тельца не были худы, Сколько б в них кипело радостной вражды! Если б эти ноги не были кривы! Если б этим детям под ноги травы! Городские дети, чахлые цветы! Всё же в вас таится семя красоты, В грохоте железа, в грохоте камней Вы — одна надежда, вы всего ясней!