Русская поэзия XIX века, том 1

Коллектив авторов

₁₈₁₁

ПЕВЕЦ В О СТАНЕ РУССКИХ ВОИНОВ

Певец На поле бранном тишина; Огни между шатрами; Друзья, здесь светит нам луна, Здесь кров небес над нами. Наполним кубок круговой! Дружнее! руку в руку! Запьем вином кровавый бой И с падшими разлуку. Кто любит видеть в чашах дно. Тот бодро ищет боя… О, всемогущее вино, Веселие героя! Воины Кто любит видеть в чашах дно, Тот бодро ищет боя… О, всемогущее вино. Веселие героя! Певец Сей кубок чадам древних лет! Вам слава, наши деды! Друзья, уже могущих нет; Уж нет вождей победы; Их домы вихорь разметал; Их гробы срыли плуги; И пламень ржавчины сожрал Их шлемы и кольчуги; Но дух отцов воскрес в сынах; Их поприще пред нами… Мы там найдем их славный прах С их славными делами. Смотрите, в грозной красоте, Воздушными полками, Их тени мчатся в высоте Над нашими шатрами… О Святослав, бич древних лет, Се твой полет орлиный. «Погибнем! мертвым срама нет!» – Гремит перед дружиной. И ты, неверных страх, Донской, С четой двух соименных, Летишь погибельной грозой На рать иноплеменных. И ты, наш Петр, в толпе вождей. Внимайте клич: Полтава! Орды пришельца, снедь мечей, И мир взывает: слава! Давно ль, о хищник, пожирал Ты взором наши грады? Беги! твой конь и всадник пал; Твой след – костей громады; Беги! и стыд и страх сокрой В лесу с твоим сарматом; Отчизны враг сопутник твой; Злодей владыке братом. Но кто сей рьяный великан, Сей витязь полуночи? Друзья, на спящий вражий стан Вперил он страшны очи; Его завидя в облаках, Шумящим, смутным роем На снежных Альпов высотах Взлетели тени с воем; Бледнеет галл, дрожит сармат В шатрах от гневных взоров… О, горе! горе, супостат! То грозный наш Суворов. Хвала вам, чада прежних лет, Хвала вам, чада славы! Дружиной смелой вам вослед Бежим на пир кровавый; Да мчится ваш победный строй Пред нашими орлами; Да сеет, нам предтеча в бой, Погибель над врагами; Наполним кубок! меч во длань! Внимай нам, вечный мститель! За гибель – гибель, брань – за брань, И казнь тебе, губитель! Воины Наполним кубок! меч во длань! Внимай нам, вечный мститель! За гибель – гибель, брань – за брань! И казнь тебе, губитель! Певец Отчизне кубок сей, друзья! Страна, где мы впервые Вкусили сладость бытия, Поля, холмы родные, Родного неба милый свет, Знакомые потоки, Златые игры первых лет И первых лет уроки, Что вашу прелесть заменит? О родина святая, Какое сердце не дрожит, Тебя благословляя? Там все – там родных милый дом; Там наши жены, чада; О нас их слезы пред творцом; Мы жизни их ограда; Там девы – прелесть наших дней, И сонм друзей бесценный, И царский трон, и прах царей, И предков прах священный. За них, друзья, всю нашу кровь! На вражьи грянем силы; Да в чадах к родине любовь Зажгут отцов могилы. Воины За них, за них всю нашу кровь! На вражьи грянем силы; Да в чадах к родине любовь Зажгут отцов могилы. Певец Тебе сей кубок, русский царь! Цвети твоя держава; Священный трон твой нам алтарь; Пред ним обет наш: слава. Не изменим; мы от отцов Прияли верность с кровью; О царь, здесь сонм твоих сынов, К тебе горим любовью; Наш каждый ратник славянин; Все долгу здесь послушны; Бежит предатель сих дружин, И чужд им малодушный. Воины Не изменим; мы от отцов Прияли верность с кровью; О царь, здесь сонм твоих сынов, К тебе горим любовью. Певец Сей кубок ратным и вождям! В шатрах, на поле чести, И жизнь и смерть – все пополам; Там дружество без лести, Решимость, правда, простота, И нравов не притворство, И смелость – бранных красота, И твердость, и покорство. Друзья, мы чужды низких уз; К венцам стезею правой! Опасность – твердый наш союз; Одной

пылаем славой. Тот наш, кто первый в бой летит На гибель супостата, Кто слабость падшего щадит И грозно мстит за брата; Он взором жизнь дает полкам; Он махом мощной длани Их мчит во сретенье врагам, В средину шумной брани! Ему веселье битвы глас, Спокоен под громами? Он свой последний видит час Бесстрашными очами. Хвала тебе, наш бодрый вождь, Герой под сединами! Как юный ратник, вихрь, и дождь, И труд он делит с нами. О, сколь с израненным челом Пред строем он прекрасен! И сколь он хладен пред врагом И сколь врагу ужасен! О диво! се орел пронзил Над ним небес равнины… Могущий вождь главу склонил; Ура! кричат дружины. Лети ко прадедам, орел, Пророком славной мести! Мы тверды: вождь наш перешел Путь гибели и чести; С ним опыт, сын труда и лет; Он бодр и с сединою; Ему знаком победы след… Доверенность к герою! Нет, други, нет! не предана Москва на расхищенье; Там стены!.. в россах вся она; Мы здесь – и бог наш мщенье. Хвала сподвижникам-вождям! Ермолов, витязь юный, Ты ратным брат, ты жизнь полкам, И страх твои перуны. Раевский, слава наших дней, Хвала! перед рядами Он первый грудь против мечей С отважными сынами. Наш Милорадович, хвала! Где он промчался с бранью. Там, мнится, смерть сама прошла С губительною дланью. Наш Витгенштейн, вождь-герой, Петрополя спаситель, Хвала!… Он щит стране родной, Он хищных истребитель. О, сколь величественный вид, Когда перед рядами, Один, склонясь на твердый щит, Он грозными очами Блюдет противников полки, Им гибель устрояет И вдруг… движением руки Их сонмы рассыпает. Хвала тебе, славян любовь, Наш Коновницын смелый!… Ничто ему толпы врагов, Ничто мечи и стрелы; Пред ним, за ним перун гремит, И пышет пламень боя… Он весел, он на гибель зрит С спокойствием героя; Себя забыл… одним врагам Готовит истребленье; Пример и ратным и вождям И смелым удивленье. Хвала, наш Вихорь-атаман; Вождь невредимых, Платов! Твой очарованный аркан Гроза для супостатов. Орлом шумишь по облакам, По полю волком рыщешь, Летаешь страхом в тыл врагам, Бедой им в уши свищешь; Они лишь к лесу – ожил лес, Деревья сыплют стрелы; Они лишь к мосту – мост исчез; Лишь к селам – пышут селы.

Хвала, наш Нестор-Бенингсон! И вождь, и муж совета, Блюдет врагов не дремля он, Как змей орел с полета. Хвала, наш Остерман-герой, В час битвы ратник смелый! И Тормасов, летящий в бой, Как юноша веселый! И Багговут, среди громов, Средь копий безмятежный! И Дохтуров, гроза врагов, К победе вождь надежный! Наш твердый Воронцов, хвала! О други, сколь смутилась Вся рать славян, когда стрела В бесстрашного вонзилась; Когда, полмертв, окровавлен, С потухшими очами, Он на щите был изнесен За ратный строй друзьями. Смотрите… язвой роковой К постеле пригвожденный, Он страждет, братскою толпой Увечных окруженный. Ему возглавье – бранный щит; Незыблемый в мученье, Он с ясным взором говорит: «Друзья, бедам презренье!» И в их сердцах героя речь Веселье пробуждает, И, оживясь, до полы меч Рука их обнажает. Спеши ж, о витязь наш! воспрянь; Уж ангел истребленья Горе подъял ужасну длань, И близок час отмщенья. Хвала, Щербатов, вождь младой! Среди грозы военной, Друзья, он сетует душой О трате незабвенной. О витязь, ободрись… она Твой спутник невидимый, И ею свыше знамена Дружин твоих хранимы. Любви и скорби оживить Твои для мщенья силы? Рази дерзнувших возмутить Покой ее могилы. Хвала, наш Пален, чести сын! Как бурею носимый, Везде впреди своих дружин Разит, неотразимый. Наш смелый Строгонов, хвала! Он жаждет чистой славы; Она из мира увлекла Его на путь кровавый… О храбрых сонм, хвала и честь! Свершайте истребленье, Отчизна к вам взывает: месть! Вселенная; спасенье! Хвала бестрепетных вождям! На конях окрыленных По долам скачут, по горам Вослед врагов смятенных; Днем мчатся строй на строй; в ночи Страшат, как привиденья; Блистают смертью их мечи; От стрел их нет спасенья; По всем рассыпаны путям, Невидимы и зримы; Сломили здесь, сражают там И всюду невредимы. Наш Фигнер старцем в стан врагов Идет во мраке ночи; Как тень прокрался вкруг шатров. Всё зрели быстры очи… И стан еще,в глубоком сне, День светлый не проглянул – А он уж, витязь, на коне, Уже с дружиной грянул. Сеславин – где ни пролетит С крылатыми полками: Там брошен в прах и меч и щит И устлан путь врагами, Давыдов, пламенный боец, Он вихрем в бой кровавый; Он в мире счастливый певец Вина, любви и славы. Кудашев скоком через ров И лётом на стремнину; Бросает взглядом Чернышов На меч и гром дружину; Орлов отважностью орел; И мчит грозу ударов Сквозь дым и огнь, по грудам тел,  В среду врагов Кайсаров. Воины Вожди славян, хвала и честь! Свершайте истребленье, Отчизна к вам взывает: месть! Вселенная; спасенье! Певец Друзья, кипящий кубок сей Вождям, сраженным в бое. Уже не придут в сонм друзей, Не станут в ратном строе, Уж для врага их грозный лик Не будет вестник мщенья И не помчит их мощный клик Дружину в пыл сраженья; Их празден меч, безмолвен щит, Их ратники унылы; И сир могучих конь стоит Близ тихой их могилы. Где Кульнев наш, рушитель сил, Свирепый пламень брани? Он пал – главу на щит склонил И стиснул меч во длани. Где жизнь судьба ему дала, Там брань его сразила; Где колыбель его была, Там днесь его могила. И тих его последний час: С молитвою священной О милой матери угас Герой наш незабвенной. А ты, Кутайсов, вождь младой… Где прелести? где младость? Увы! он видом и душой Прекрасен был, как радость; В броне ли, грозный, выступал – Бросали смерть перуны; Во струны ль арфы ударял – Одушевлялись струны… О горе! верный конь бежит Окровавлен из боя; На нем его разбитый щит… И нет на нем героя. И где же твой, о витязь, прах? Какою взят могилой?… Пойдет прекрасная в слезах Искать, где пепел милый… Там чище ранняя роса, Там зелень ароматней, И сладостней цветов краса, И светлый день приятней, И тихий дух твой прилетит, Из таинственной сени; И трепет сердца возвестит Ей близость дружней тени. И ты… и ты, Багратион? Вотще друзей молитвы, Вотще их плач… во гробе он, Добыча лютой битвы. Еще дружин надежда в нем; Все мнит: с одра восстанет; И робко – шепчет враг с врагом: «Увы нам! скоро грянет». А он… навеки взор смежив, Решитель бранных споров, Он в область храбрых воспарил, К тебе, отец Суворов. И честь вам, падшие друзья! Ликуйте в горней сени; Там ваша верная семья - Вождей минувших тени. Хвала вам будет оживлять И поздних лет беседы. «От них учитесь умирать!» - Так скажут внукам деды; При вашем имени вскипит В вожде ретивом пламя; Он на твердыню с ним взлетит И водрузит там знамя. Воины При вашем имени вскипит В вожде ретивом пламя; Он на твердыню с ним взлетит И водрузит там знамя. Певец Сей кубок мщенью! други, в строй! И к небу грозны длани! Сразить иль пасть! наш роковой Обет пред богом брани. Вотще, о враг, из тьмы племен Ты зиждешь ополченья: Они бегут твоих знамен И жаждут низложенья. Сокровищ нет у нас в домах; Там стрелы и кольчуги; Мы села – в пепел; грады – в прах; В мечи – серпы и плуги. Злодей! он лестью приманил К Москве свои дружины; Он низким миром нам грозил С кремлевския вершины. «Пойду по стогнам с торжеством! Пойду… и все восплещет! И в прах падут с своим царем!…» Пришел… и сам трепещет; Подвигло мщение Москву: Вспылала пред врагами И грянулась на их главу Губящими стенами. Веди ж своих царей-рабов С их стаей в область хлада; Пробей тропу среди снегов Во сретение глада… Зима, союзник наш, гряди! Им заперт путь возвратный; Пустыни в пепле позади; Пред ними сонмы ратны. Отведай, хищник, что сильней: Дух алчности иль мщенье? Пришлец, мы в родине своей; За правых провиденье! Воины Отведай, хищник, что сильней: Дух алчности иль мщенье? Пришлец, мы в родине своей; За правых провиденье! Певец Святому братству сей фиал От верных братий круга! Блажен, кому создатель дал Усладу жизни, друга; С ним счастье вдвое; в скорбный час Он сердцу утешенье; Он наша совесть; он для нас Второе провиденье. О! будь же, други, святость уз Закон наш под шатрами; Написан кровью наш союз: И жить и пасть друзьями. Воины О! будь же, други, святость уз Закон наш под шатрами; Написан кровью наш союз, И жить и пасть друзьями. Певец Любви сей полный кубок в дар! Среди борьбы кровавой, Друзья, святой питайте жар; Любовь одно со славой. Кому здесь жребий уделен Знать тайну страсти милой, Кто сердцем сердцу обручен: Тот смело, с бодрой силой На все великое летит; Нет страха; нет преграды; Чего-чего не совершит Для сладостной награды? Ах! мысль о той, кто все для нас, Нам спутник неизменный; Везде знакомый слышим глас, Зрим образ незабвенный! Она на бранных знаменах, Она в пылу сраженья; И в шуме стана, и в мечтах Веселых сновиденья. Отведай, враг, исторгнуть щит, Рукою данный милой; Святой обет на нем горит. Твоя и за могилой! О, сладость тайныя мечты! Там, там за синей далью Твой ангел, дева красоты, Одна с своей печалью, Грустит, о друге слезы льет; Душа ее в молитве, Боится вести, вести ждет: «Увы! не пал ли в битве?» И мыслит: «Скоро ль, дружний глас, Твои мне слышать звуки? Лети, лети, свиданья час, Сменить тоску разлуки». Друзья! блаженнейшая часть? Любезных быть спасеньем. Когда ж предел наш в битве пасть – Погибнем с наслажденьем; Святое имя призовем В минуты смертной муки; Кем мы дышали в мире сем, С той нет и там разлуки: Туда душа перенесет Любовь и образ милой… О други, смерть не все возьмет; Есть жизнь и за могилой. Воины В тот мир душа перенесет Любовь и образ милой… О други, смерть не все возьмет; Есть жизнь и за могилой. Певец Сей кубок чистым музам в дар! Друзья, они в героя Вливают бодрость, славы жар, И месть, и жажду боя. Гремят их лиры – стар и млад Оделись в бранны латы: Ничто им стрел свистящих град, Ничто твердынь раскаты. Певцы – сотрудники вождям; Их песни – жизнь победам, И внуки, внемля их струнам, В слезах дивятся дедам. О, радость древних лет, Боян! Ты, арфой ополченный, Летал пред строями славян, И гимн гремел священный; Петру возник среди снегов Певец – податель славы; Честь Задунайскому – Петров; О камские дубравы, Гордитесь, ваш Державин сын! Готовь свои перуны, Суворов, чудо-исполин,- Державин грянет в струны. О старец! да услышим твой Днесь голос лебединый; Не тщетной славы пред тобой, Но мщения дружины; Простерли не к добычам длань, Бегут не за венками - Их подвиг свят: то правых брань С злодейскими ордами. Пришло разрушить их мечам Племен порабощенье; Самим губителя рабам Победы их спасенье. Так, братья, чадам муз хвала!… Но я, певец ваш юный… Увы! почто судьба дала Незвучные мне струны? Доселе тихим лишь полям Моя играла лира… Вдруг жребий выпал: к знаменам! Прости, и сладость мира, И отчий край, и круг друзей, И труд уединенный, И все… я там, где стук мечей, Где ужасы военны. Но буду ль ваши петь дела И хищных истребленье? Быть может, ждет меня стрела И мне удел – паденье. Но что ж… навеки ль смертный час Мой след изгладит в мире? Останется привычный глас В осиротевшей лире. Пускай губителя во прах Низринет месть кровава - Родится жизнь в ее струнах, И звучно грянут: слава! Воины Хвала возвышенным певцам! Их песни – жизнь победам; И внуки, внемля их струнам, В слезах дивятся дедам. Певец Подымем чашу!… Богу сил! О братья, на колена! Он искони благословил Славянские знамена. Бессильным щит его закон И гибнущим спаситель; Всегда союзник правых оп И гордых истребитель. О братья, взоры к небесам! Там жизни сей награда! Оттоль отец незримый нам Гласит: мужайтесь, чада! Бессмертье, тихий, светлый брег; Наш путь – к нему стремленье. Покойся, кто свой кончил бег! Вы, странники, терпенье! Блажен, кого постигнул бой! Пусть долго, с жизнью хилой, Старик трепещущей ногой Влачится над могилой; Сын брани мигом ношу в прах С могучих плеч свергает И, бодр, на молнийных крылах В мир лучший улетает. А мы?… Доверенность к творцу! Что б ни было – незримый Ведет нас к лучшему концу Стезей непостижимой. Ему, друзья, отважно вслед! Прочь, низкое! прочь, злоба! Дух бодрый на дороге бед, До самой двери гроба; В высокой доле – простота; Не жадность – в наслажденье; В союзе с ровным – правота; В могуществе – смиренье. Обетам – вечность; чести – честь; Покорность – правой власти; Для дружбы – все, что в мире есть; Любви – весь пламень страсти; Утеха – скорби; просьбе – дань, Погибели – спасенье; Могущему пороку – брань; Бессильному – презренье; Неправде – грозный правды глас; Заслуге – воздаянье; Спокойствие – в последний час; При гробе – упованье. О! будь же, русский бог, нам щит! Прострешь твою десницу - И мститель-гром твой раздробит Коня и колесницу. Как воск перед лицом огня, Растает враг пред нами… О, страх карающего дня! Бродя окрест очами, Речет пришлец: «Врагов я зрел; И мнил: земли им мало; И взор их гибелью горел; Протек – врагов не стало!» Воины Речет пришлец: «Врагов я зрел; И мнил: земли им мало; И взор их гибелью горел; Протек – врагов не стало!» Певец Но светлых облаков гряда Уж утро возвещает; Уже восточная звезда Над холмами играет; Редеет сумрак; сквозь туман Проглянули равнины, И дальний лес, и тихий стан, И спящие дружины. О други, скоро!., день грядет… Недвижны рати бурны… Но… Рок уж жребии берет Из таинственной урны. О новый день, когда твой свет Исчезнет за холмами, Сколь многих взор наш не найдет Меж нашими рядами!… И он блеснул!… Чу!., вестовой Перун по холмам грянул; Внимайте: в поле шум глухой! Смотрите: стан воспрянул! И кони ржут, грызя бразды; И строй сомкнулся с строем; И вождь летит перед ряды; И пышет ратник боем. Друзья, прощанью кубок сей! И смело в бой кровавый Под вихорь стрел, на ряд мечей, За смертью иль за славой… О вы, которых и вдали Боготворим сердцами, Вам, вам все блага на земли! Щит промысла над вами!… Всевышний царь, благослови! А вы, друзья, лобзанье В завет: здесь верныя любви, Там сладкого свиданья! Воины Всевышний царь, благослови! А вы, друзья, лобзанье В завет: здесь верныя любви, Там сладкого свиданья!

<1812>

СВЕТЛАНА

А. А. Воейковой

Раз в крещенский вечерок Девушки гадали: За ворота башмачок, Сняв с ноги, бросали; Снег пололи; под окном Слушали; кормили Счетным курицу зерном; Ярый воск топили; В чашу с чистою водой Клали перстень золотой, Серьги изумрудны; Расстилали белый плат И над чашей пели в лад Песенки подблюдны. Тускло светится луна В сумраке тумана – Молчалива и грустна Милая Светлана. «Что, подруженька, с тобой? Вымолви словечко; Слушай песни круговой; Вынь себе колечко. Пой, красавица: «Кузнец, Скуй мне злат и нов венец, Скуй кольцо златое; Мне венчаться тем венцом, Обручаться тем кольцом При святом налое». «Как могу, подружки, петь? Милый друг далёко.; Мне судьбина умереть В грусти одинокой. Год промчался – вести нет; Он ко мне не пишет; Ах! а им лишь красен свет, Им лишь сердце дышит… Иль не вспомнишь обо мне? Где, в какой ты стороне?~ Где твоя обитель? Я молюсь и слезы лью! Утоли печаль мою, Ангел-утешитель». Вот в светлице стол накрыт Белой пеленою; И на том столе стоит Зеркало с свечою; Два прибора на столе. «Загадай, Светлана; В чистом зеркала стекле В полночь, без обмана Ты узнаешь жребий свой: Стукнет в двери милый твой Легкою рукою; Упадет с дверей запор; Сядет он за свой прибор Ужинать с тобою». Вот красавица одна; К зеркалу садится; С тайной робостью она В зеркало глядится; Темно в зеркале; кругом Мертвое молчанье; Свечка трепетным огнем Чуть лиет сиянье… Робость в ней волнует грудь, Страшно ей назад взглянуть, Страх туманит очи… С треском пыхнул огонек, Крикнул жалобно сверчок, Вестник полуночи. Подпершися локотком, Чуть Светлана дышит… Вот… легохонько замком Кто-то стукнул, слышит; Робко в зеркало глядит; За ее плечами Кто-то, чудилось, блестит Яркими глазами… Занялся от страха дух… Вдруг в ее влетает слух Тихий, легкий шепот «Я с тобой, моя краса; Укротились небеса; Твой услышан ропот!» Оглянулась… милый к ней Простирает руки. «Радость, свет моих очей, Нет для нас разлуки. Едем! Поп уж в церкви ждет С дьяконом, дьячками; Хор венчальну песнь поет; Храм блестит свечами». Был в ответ умильный взор; Идут на широкий двор, В ворота тесовы; У ворот их санки ждут; С нетерпенья кони рвут Повода шелковы. Сели… кони с места враз; Пышут дым ноздрями; От копыт их поднялась Вьюга над санями. Скачут… пусто все вокруг; Степь в очах Светланы; На луне туманный круг; Чуть блестят поляны. Сердце вещее дрожит; Робко дева говорит: «Что ты смолкнул, милый?» Ни полслова ей в ответ: Он глядит на лунный свет, Бледен и унылый. Кони мчатся по буграм; Топчут снег глубокий… Вот в сторонке божий храм Виден одинокий; Двери вихорь отворил; Тьма людей во храме; Яркий свет паникадил Тускнет в фимиаме; На средине черный гроб; И гласит протяжно поп: «Буди взят могилой!» Пуще девица дрожит; Кони мимо; друг молчит, Бледен и унылой. Вдруг метелица крутом; Снег валит клоками; Черный вран, свистя крылом, Вьется над санями; Ворон каркает: печаль! Кони торопливы Чутко смотрят в темну даль, Подымая гривы; Брезжит в поле огонек; Виден мирный утолок, Хижинка под снегом. Кони борзые быстрей, Снег взрывая, прямо к ней Мчатся дружным бегом. Вот примчалися… и вмиг Из очей пропали: Кони, сани и жених Будто не бывали. Одинокая, впотьмах, Брошена от друга, В страшных девица местах; Вкруг метель и вьюга. Возвратиться – следу нет… Виден ей в избушке свет: Вот перекрестилась; В дверь с молитвою стучит… Дверь шатнулася… скрыпит… Тихо растворилась. Что ж?… В избушке гроб; накрыт Белою запоной; Спасов лик в ногах стоит; Свечка пред иконой… Ах! Светлана, что с тобой? В

чью зашла обитель? Страшен хижины пустой Безответный житель. Входит с трепетом, в слезах; Пред иконой пала в прах, Спасу помолилась; И, с крестом своим в руке, Под святыми в уголке Робко притаилась. Все утихло… вьюги нет… Слабо свечка тлится, То прольет дрожащий свет, То опять затмится… Все в глубоком, мертвом сне, Страшное молчанье… Чу, Светлана!., в тишине Легкое журчанье… Вот глядит: к ней в уголок Белоснежный голубок С светлыми глазами, Тихо вея, прилетел, К ней на перси тихо сел, Обнял их крылами. Смолкло все опять кругом… Вот Светлане мнится, Что под белым полотном Мертвый шевелится… Сорвался покров; мертвец (Лик мрачнее ночи) Виден весь – на лбу венец, Затворёны очи. Вдруг… в устах сомкнутых стон; Силится раздвинуть он Рук-и охладелы… Что же девица?… Дрожит… Гибель близко… но не спит Голубочек белый. Встрепенулся, развернул Легкие он крылы; К мертвецу на грудь вспорхнул… Всей лишенный силы, Простонав, заскрежетал Страшно он зубами И на деву засверкал Грозными очами… Снова бледность на устах; В закатившихся глазах Смерть изобразилась… Глядь, Светлана… о творец! Милый друг ее – мертвец! Ах!., и пробудилась. Где ж?… У зеркала, одна Посреди светлицы; В тонкий занавес окна Светит луч денницы; Шумным бьет крылом петух, День встречая пеньем; Все блестит… Светланин дух Смутен сновиденьем. «Ах! ужасный, грозный сон! Не добро вещает он - Горькую судьбину; Тайный мрак грядущих дней, Что сулишь душе моей, Радость иль кручину?» Села (тяжко ноет грудь) Под окном Светлана; Из окна широкий путь Виден сквозь тумана; Снег на солнышке блестит, Пар алеет тонкий… Чу!… в дали пустой гремит Колокольчик звонкий; На дороге снежный прах; Мчат, как будто на крылах, Санки, кони рьяны; Ближе; вот уж у ворот; Статный гость к крыльцу идет… Кто?… Жених Светланы. Что же твой, Светлана, сон, Прорицатель муки? Друг с тобой; все тот же он В опыте разлуки; Та ж любовь в его очах, Те ж приятны взоры; Те ж на сладостных устах Милы разговоры. Отворяйся ж, божий храм; Вы летите к небесам, Верные обеты; Соберитесь, стар и млад; Сдвинув звонки чаши, в лад Пойте: многи леты! Улыбнись, моя краса, На мою балладу; В ней большие чудеса, Очень мало складу. Взором счастливый твоим, Не хочу и славы; Слава – нас учили – дым; Свет – судья лукавый. Вот баллады толк моей: «Лучшей друг нам в жизни сей Вера в провиденье. Благ зиждителя закон: Здесь несчастье – лживый сон; Счастье – пробужденье». О! не знай сих страшных снов Ты, моя Светлана… Будь, создатель, ей покров! Ни печали рана, Ни минутной грусти тень К ней да не коснется; В ней душа – как ясный день; Ах! да пронесется Мимо – Бедствия рука; Как приятный ручейка Блеск на лоне луга, Будь вся жизнь ее светла, Будь веселость, как была, Дней ее подруга.

_1808-1812

ИВИКОВЫ ЖУРАВЛИ

На Посидонов пир веселый, Куда стекались чада Гелы [1] Зреть бег коней и бой певцов, Шел Ивик, скромный друг богов. Ему с крылатою мечтою Послал дар песней Аполлон? И с лирой, с легкою клюкою, Шел, вдохновенный, к Истму он. Уже его открыли взоры Вдали Акрокоринф и горы, Слиянны с синевой небес. Он входит в Посидонов лес… Все тихо: лист не колыхнется; Лишь журавлей по вышине Шумящая станица вьется В страны полуденны к весне. «О спутники, ваш рой крылатый, Досель мой верный провожатый, Будь добрым знамением мне. Сказав: прости! родной стране, Чужого брега посетитель, Ищу приюта, как и вы; Да отвратит Зевес-хранитель Беду от странничьей главы». И с твердой верою в Зевеса Он в глубину вступает леса; Идет заглохшею тропой… И зрит убийц перед собой. Готов сразиться он с врагами; Но час судьбы его приспел: Знакомый с лирными струнами, Напрячь он лука не умел. К богам и к людям он взывает… Лишь эхо стоны повторяет - В ужасном лесе жизни нет. «И так погибну в цвете лет, Истлею здесь без погребенья И не оплакан от друзей; И сим врагам не будет мщенья Ни от богов, ни от людей». И он боролся уж с кончиной… Вдруг… шум от стаи журавлиной; Он слышит (взор уже угас) Их жалобно-стенящий глас. «Вы, журавли под небесами, Я вас в свидетели зову! Да грянет, привлеченный вами, Зевесов гром на их главу». И труп узрели обнаженный: Рукой убийцы искаженны Черты прекрасного лица. Коринфский друг узнал певца. «И ты ль недвижим предо мною? И на главу твою, певец, Я мнил торжественной рукою Сосновый положить венец». И внемлют гости Посидона, Что пал наперсник Аполлона… Вся Греция поражена; Для всех сердец печаль одна. И с диким ревом исступленья Пританов окружил народ, И вопит: «Старцы, мщенья, мщенья! Злодеям казнь, их сгибни род!» По где их след? Кому приметно Лицо врага в толпе несметной Притекших в Посидонов храм? Они ругаются богам. И кто ж – разбойник ли презренный Иль тайный враг удар нанес? Лишь Гелиос [2] то зрел священный, Все озаряющий с небес. С подъятой, может быть, главою, Между шумящею толпою, Злодей сокрыт в сей самый час И хладно внемлет скорби глас; Иль в капище, склонив колени, Жжет ладан гнусною рукой; Или теснится на ступени Амфитеатра за толпой, Где, устремив па сцену взоры (Чуть могут их сдержать подпоры), Пришед из ближних, дальних стран, Шумя, как смутный океан, Над рядом ряд, сидят народы; И движутся, как в бурю лес, Людьми кипящи переходы, Всходя до синевы небес. И кто сочтет разноплеменных, Сим торжеством соединенных? Пришли отвсюду: от Афин, От древней Спарты, от Микин, С пределов Азии далекой, С Эгейских вод, с Фракийских гор… И сели в тишине глубокой, И тихо выступает хор [3] . По древнему обряду, важно, Походкой мерной и протяжной, Священным страхом окружен, Обходит вкруг театра он. Не шествуют так персти чада; Не здесь их колыбель была. Их стана дивная громада Предел земного перешла. Идут с поникшими главами И движут тощими руками Свечи, от коих темный свет; И в их ланитах крови нет; Их мертвы лица, очи впалы; И свитые меж их власов Эхидны движут с свистом жалы, Являя страшный ряд зубов. И стали вкруг, сверкая взором; И гимн запели диким хором, В сердца вонзающий боязнь; И в нем преступник слышит: казнь! Гроза души, ума смутитель, Эринний страшный хор гремит; И, цепенея, внемлет зритель; И лира, онемев, молчит: «Блажен, кто незнаком с виною, Кто чист младенчески душою! Мы не дерзнем ему вослед; Ему чужда дорога бед… Но вам, убийцы, горе, горе! Как тень, за вами всюду мы, С грозою мщения во взоре, Ужасные созданья тьмы. Не мните скрыться – мы с крылами; Вы в лес, вы в бездну – мы за вами; И, спутав вас в своих сетях, Растерзанных бросаем в прах. Вам покаянье не защита; Ваш стон, ваш плач – веселье нам; Терзать вас будем до Коцита, Но не покинем вас и там». И песнь ужасных замолчала; И над внимавшими лежала, Богинь присутствием полна, Как над могилой, тишина. И тихой, мерною стопою Они обратно потекли, Склонив главы, рука с рукою, И скрылись медленно вдали. И зритель – зыблемый сомненьем Меж истиной и заблужденьем - Со страхом мнит о Силе той, Которая, во мгле густой Скрываяся, неизбежима, Вьет нити роковых сетей, Во глубине лишь сердца зрима, Но скрыта от дневных лучей. И всё, и всё еще в молчанье… Вдруг на ступенях восклицанье:! «Парфений, слышишь?… Крик вдали - То Ивиковы журавли!…» И небо вдруг покрылось тьмою; И воздух весь от крыл шумит; И видят… черной полосою Станица журавлей летит. «Что? Ивик!…» Все поколебалось - И имя Ивика помчалось Из уст в уста… шумит народ, Как бурная пучина вод. «Наш добрый Ивик! наш сраженный Врагом незнаемым поэт!… Что, что в сем слове сокровенно? И что сих журавлей полет?» И всем сердцам в одно мгновенье, Как будто свыше откровенье, Блеснула мысль: «Убийца тут; То Эвменид ужасных суд; Отмщенье за певца готово; Себе преступник изменил. К суду и тот, кто молвил слово, И тот, кем он внимаем был!» И, бледен, трепетен, смятенный, Незапной речью обличенный, Исторгнут из толпы злодей: Перед седалище судей Он привлечен с своим клевретом; Смущенный вид, склоненный взор И тщетный плач был их ответом; И смерть была им приговор.

1

Под словом Посидонов пир разумеются здесь игры Истин й с к и е, которые отправляемы были на перешейке (Истме) Коринфском, в несть Посидона (Нептуна). Победители получали сосновые венцы. Г е л а, Элла, Эллада – имена Древней Греции.

2

Гелиос – имя солнца у греков.

3

Хор Эвменид (Эринний, Фурий). Сии богини, дщери Нощи и Ахерона, открывали тайные преступления, преследовали виновных и мстили им на земле и в аде.

₁₈₁₃

ТЕОН И ЭСХИН

Эсхин возвращался к пенатам своим, К брегам благовонным Алфея. Он долго по свету за счастьем бродил – Но счастье, как тень, убегало. И роскошь, и слава, и Вакх, и Эрот – Лишь сердце они изнурили; Цвет жизни был сорван; увяла душа; В ней скука сменила надежду. Уж взорам его тихоструйный Алфей В цветущих брегах открывался; Пред ним оживились минувшие дни, Давно улетевшая младость… Все те ж берега, и поля, и холмы, И то же прекрасное небо; Но где ж озарявшая некогда их Волшебным сияньем Надежда? Жилища Теонова ищет Эсхин. Теон, при домашних пенатах, В желаниях скромный, без пышных надежд. Остался па бреге Алфея. Близ места, где в море втекает Алфей, Под сенью олив и платанов, Смиренную хижину видит Эсхин - То было жилище Теона. С безоблачных солнце сходило небес, И тихое море горело; На хижину сыпался розовый блеск, И мирты окрестны алели. Из белого мрамора гроб не вдали, Обсаженный миртами, зрелся; Душистые розы и гибкий ясмин Ветвями над ним соплетались. На праге сидел в размышленье Теон, Смотря на багряное море,- Вдруг видит Эсхина и вмиг узнает Сопутника юныя жизни. «Да благостно взглянет хранитель Зевес На мирный возврат твой к пенатам!»- С блистающим радостью взором Теон Сказал, обнимая Эсхина. И взгляд на него любопытный вперил - Лицо его скорбно и мрачно. На друга внимательно смотрит Эсхин - Взор друга прискорбен, но ясен. «Когда я с тобой разлучался, Теон, Надежда сулила мне счастье; Но опыт иное мне в жизни явил: Надежда – лукавый предатель. Скажи, о Теон, твой задумчивый взгляд Не ту же ль судьбу возвещает? Ужель и тебя посетила печаль При мирных домашних пенатах?» Теон указал, воздыхая, на гроб… «Эсхин, вот безмолвный свидетель, Что боги для счастья послали нам жизнь – Но с нею печаль неразлучна. О! нет, не ропщу на Зевесов закон: И жизнь и вселенна прекрасны, Не в радостях быстрых, не в ложных мечтах Я видел земное блаженство. Что может разрушить в минуту судьба, Эсхин, то на свете не наше; Но сердца нетленные блага: любовь И сладость возвышенных мыслей - Вот счастье; о друг мой, оно не мечта. Эсхин, я любил и был счастлив; Любовью моя освятилась душа, И жизнь в красоте мне предстала. При блеске возвышенных мыслей я зрел Яснее великость творенья; Я верил, что путь мой лежит по земле К прекрасной, возвышенной цели. Увы! я любил… и ее уже нет! Но счастье, вдвоем столь живое, Навеки ль исчезло? И прежние дни Вотще ли столь были прелестны? О! нет: никогда не погибнет их след; Для сердца прошедшее вечно; Страданье в разлуке есть та же любовь, Над сердцем утрата бессильна. И скорбь о погибшем не есть ли, Эсхин, Обет неизменной надежды: Что где-то в знакомой, но тайной стране Погибшее нам возвратится? Кто раз полюбил, тот на свете, мой друг, Уже одиноким не будет… Ах! свет, где она предо мною цвела,- Он тот же; все ею он полон. По той же дороге стремлюся один И к той же возвышенной цели, К которой так бодро стремился вдвоем - Сих уз не разрушит могила. Сей мыслью высокой украшена жизнь; Я взором смотрю благодарным На землю, где столько рассыпано благ, На полное славы творенье. Спокойно смотрю я с земли рубежа На сторону лучшия жизни; Сей сладкой надеждою мир озарен, Как небо сияньем Авроры. С сей сладкой надеждой я выше судьбы, И жизнь мне земная священна; При мысли великой, что я человек, Всегда возвышаюсь душою. А этот безмолвный, таинственный гроб… О друг мой, он верный свидетель, Что лучшее в жизни еще впереди, Что верно желанное будет; Сей гроб затворенная к счастию дверь; Отворится… жду и надеюсь! За ним ожидает сопутник меня, На миг мне явившийся в жизни. О друг мой, искав изменяющих благ, Искав наслаждений минутных, Ты верные блага утратил свои - Ты жизнь презирать научился. С сим гибельным чувством ужасен и свет; Дай руку: близ верного друга С природой и жизнью опять примирись; О! верь мне, прекрасна вселенна. Все небо нам дало, мой друг, с бытием; Все в жизни к великому средство; И горесть и радость – все к цели одной! Хвала жизнедавцу Зевесу!»

АЛИНА И АЛЬСИМ

Зачем, зачем вы разорвали Союз сердец? Вам розно быть! вы им сказали,- Всему конец. Что пользы в платье золотое Себя рядить? Богатство на земле прямое Одно: любить. Когда случится, жизни в цвете, Сказать душой Ему: ты будь моя на свете; А ей: ты мой; И вдруг придется для другого Любовь забыть - Что жребия страшней такого? И льзя ли жить? Алина матери призналась: «Мне мил Альсим; Давно я втайне поменялась Душою с ним; Давно люблю ему сказала; Дай счастье нам». «Нет, дочь моя, за генерала Тебя отдам». И в монастырь святой Ирины Отвозит дочь. Тоска-печаль в душе Алины И день и ночь. Три года длилося изгнанье; Не усладил Ни разу друг ее страданье: Но все он мил. Однажды… о! как свет коварен!… Сказала мать: «Любовник твой неблагодарен», И ей читать Она дает письмо Альсима. Его черты: Прости; другая мной любима; Свободна ты. Готово все: жених приходит; Идут во храм; Вокруг налоя их обводит Священник там. Увы! Алина, что с тобою? Кто твой супруг? Ты сердца не дала с рукою - В нем прежний друг. Как смирный агнец на закланье, Вся убрана; Вокруг веселье, ликованье - Она грустна. Алмазы, платья, ожерелья Ей мать дарит: Напрасно… прежнего веселья Не возвратит. Но как же дни свои смиренно Ведет она! Вся жизнь семье уединенной Посвящена. Алины сердце покорилось Судьбе своей; Супругу ж то, что сохранилось От сердца ей. Но все по-прежнему печали Душа полна; И что бы взоры ни встречали,- Все мысль одна. Так, безутешная, томила Пять лет себя, Все упрекая, что любила, И все любя. Разлуки жизнь воспоминанье; Им полон свет; Хотеть прогнать его – страданье, А пользы нет. Всё поневоле улетаем К мечте своей; Твердя: забудь! напоминаем Душе об ней. Однажды, приуныв, Алина Сидела; вдруг Купца к ней вводит армянина Ее супруг. «Вот цепи, дорогие шали, Жемчуг, коралл; Они лекарство от печалив Я так слыхал. На что нам деньги? На веселье. Кому их жаль? Купи, что хочешь: ожерелье, Цепочку, шаль Или жемчуг у армянина; Вот кошелек; Я скоро возвращусь, Алина; Прости, дружок». Товары перед ней открывши, Купец молчит; Алина, голову склонивши, Как не глядит. Он, взор потупя, разбирает Жемчуг, алмаз; Подносит молча; но вздыхает Он каждый раз. Блистала красота младая В его чертах; Но бледен; борода густая; Печаль в глазах. Мила для взора живость цвета, Знак юных дней; Но бледный цвет, тоски примета, Еще милей. Она не видит, не внимает – Мысль далеко. Но часто, часто он вздыхает И глубоко. Что (мыслит) он такой унылый? Чем огорчен? Ах! если потерял, что мило. Как жалок он! «Скажи, что сделалось с тобою? О чем печаль? Не от любви ль?… Ах! Всей душою Тебя мне жаль». «Что пользы! Горя нам словами Не утолить; И невозвратного слезами Не возвратить. Одно сокровище бесценно Я в мире знал; Подобного творец вселенной Не создавал. И я одно имел в предмете; Им обладать. За то бы рад был все на свете - И жизнь отдать. Как было сладко любоваться Им в день сто раз! И в мыслях я не мог расстаться С ним ни на час. Но року вздумалось лихому Мне повредить И счастие мое другому С ним подарить. Всех в жизни радостей лишенный, С моей тоской Я побежал, как осужденный, На край земной: Но ах! от сердца то, что мило, Кто оторвет? Что раз оно здесь полюбило, С тем и умрет». «Скажи же, что твоя утрата? Златой бокал?» «О нет: оно милее злата». «Рубин, коралл?» «Не тяжко потерять их».- «Что же? Царев алмаз?» «Нет, нет, алмазов всех дороже Оно сто раз. С тех пор, как я все то, что льстило, В нем погубил, Я сам на память образ милый Изобразил. И на черты его прелестны Смотрю в слезах: Мои все блага поднебесны В его чертах». Алина слушала уныло Его рассказ. «Могу ль на этот образ милый Взглянуть хоть раз?» Алине молча, как убитый, Он подает Парчою досканец обвитый, Сам слезы льет. Алина робкою рукою Парчу сняла; Дощечка с надписью златою; Она прочла: Здесь все, что я, осиротелый, Моим зову; Что мне от счастья уцелело; Все, чем живу. Дощечку с трепетом раскрыла – И что же там? Что новое судьба явила Ее очам? Дрожит, дыханье прекратилось… Какой предмет! И в ком бы сердце не смутилось?… Ее портрет. «Алина, пробудись, друг милый; С тобою я. Ничто души не изменило; Она твоя. В последний раз: люблю Алину, Пришел сказать; Тебя покинув, жизнь покину, Чтоб не страдать».

Алина с горем и тоскою Ему в ответ: «Альсим, я верной быть женою Дала обет. Хоть долг и тяжкий и постылый, Все покорись; А ты – не умирай, друг милый; Но… удались». Алине руку на прощанье Он подает: Она берет ее в молчанье И к сердцу жмет. Вдруг входит муж; как в исступленье Он задрожал И им во грудь в одно мгновенье Вонзил кинжал. Альсима нет; Алина дышит. «Невинна я (Так говорит), всевышний слышит Нас судия. За что ж рука твоя пронзила Алине грудь? Но бог с тобой; я все простила; Ты все забудь». Убийца с той поры томится И ночь и день: Повсюду вслед за ним влачится Алины тень; Обагрена кровавым током Вся грудь ея; И говорит ему с упреком: «Невинна я».

₁₈₁₄

ПЕСНЯ

К востоку, все к востоку Стремление земли - К востоку, все к востоку Летит моя душа; Далеко на востоке, За синевой лесов, За синими горами Прекрасная живет. И мне в разлуке с нею Все мнится, что она – Прекрасное преданье Чудесной старины, Что мне она явилась Когда-то в древни дни, Чтоб мне об ней остался Один блаженный сон.

₁₈₁₅

* * *

Кто слез на хлеб свой не ронял, Кто близ одра, как близ могилы, В ночи, бессонный, не рыдал,- Тот вас не знает, вышни силы! На жизнь мы брошены от вас! И вы ж, дав знаться нам с виною, Страданью выдаете нас, Вину преследуете мздою.

₁₈₁₆

ПЕСНЯ

Кольцо души-девицы Я в море уронил; С моим кольцом я счастье Земное погубил. Мне, дав его, сказал аз «Носи! не забывай! Пока твое колечко, Меня своей считай!» Не в добрый час я невод Стал в море полоскать; Кольцо юркнуло в воду; Искал… но где сыскать!… С тех пор мы как чужие! Приду к ней – не глядит! С тех пор мое веселье На дне морском лежит! О ветер полуночный, Проснися! будь мне друг! Схвати со дна колечко И выкати на луг. Вчера ей жалко стало! Нашла меня в слезах! И что-то, как бывало, Зажглось у ней в глазах! Ко мне подсела с лаской, Мне руку подала, И что-то ей хотелось Сказать, но не могла! На что твоя мне ласка! На что мне твой привет! Любви, любви хочу я… Любви-то мне и нет! Ищи, кто хочет, в море Богатых янтарей… А мне мое колечко С надеждою моей.