Русская поэзия XIX века. Том 2

Коллектив авторов

<1846>

УПОВАНИЕ

Аппо сhоlеrае тоrbi[64].

ГОД 1848

Все говорят, что ныне страшно жить, Что воздух заражен и смертью веет; На улицу боятся выходить. Кто встретит гроб – трепещет и бледнеет. Я не боюсь. Я не умру. Я дней Так не отдам. Всей жизнью человека Еще дышу я, всею мыслью века Я жизненно проникнут до ногтей, И впереди довольно много дела, Чтоб мысль о смерти силы не имела. Что мне чума? Я слышу чутким слухом Со всех сторон знакомые слова: Вблизи, вдали одним все полно духом, Все воли ищут! Тихо голова Приподнялась, проходит сон упрямый, И человек на вещи смотрит прямо. Встревожен он. На нем так много лет Рука преданья дряхлого лежала, Что страшно страшен новый свет сначала. Но свыкнись, узник! Из тюрьмы на свет Когда выходят – взору

трудно, больно, А после станет ясно и раздольно! О! из глуши моих родных степей Я слышу вас, далекие народы, И что-то бьется тут, в груди моей, На каждый звук торжественный свободы. Мне с юга моря синяя волна Лелеет слух внезапным колыханьем… Роскошных снов ленивая страна - И ты полна вновь юным ожиданьем! Еще уныл ave Maria глас И дремлет вкруг семи холмов поляна, Но втайне Цезарю в последний раз Готовится проклятье Ватикана. Что ж? Начинай! Уж гордый Рейн восстал, От долгих грез очнулся тих, но страшен, Упрямо воли жаждущий вассал Грозит остаткам феодальных башен. На западе каким-то новым днем, Из хаоса корыстей величаво, Как разум светлое, восходит право, И нет застав, земля всем общий дом. Как волхв, хочу с Востока в путь суровый Идти и я, дабы вещать о том, Что видел я, как мир родился новый! И ты, о Русь! моя страна родная, Которую люблю за то, что тут Знал сердцу светлых несколько минут, Еще за то, что, вместе изнывая, С тобою я и плакал и страдал И цепью нас одною рок связал,- И ты под свод дряхлеющего зданья, В глуши трудясь, подкапываешь взрыв? Что скажешь миру ты? Какой призыв? Не знаю я! Но все твои страданья И весь твой труд готов делить с тобой И верю, что пробьюсь, как наш народ родной, В терпении и с твердостию многой На новый свет неведомой дорогой!

<1848>

* * *

В пирах безумно молодость проходит; Стаканов звон да шутки, смех да крик Не умолкают. А меж тем не сходит С души тоска ни на единый миг; Меж тем и жизнь идет, и тяготеет Над ней судьба, и страшной тайной веет. Мне пир наскучил – он не шлет забвенья Душевной скорби; судорожный смех Не заглушает тайного мученья!…

<1848– 1849(?)>

АРЕСТАНТ

Ночь темна. Лови минуты! Но стена тюрьмы крепка, У ворот ее замкнуты Два железные замка. Чуть дрожит вдоль коридора Огонек сторожевой, И звенит о шпору шпорой, Жить скучая, часовой. «Часовой!» – «Что, барин, надо?» «Притворись, что ты заснул; Мимо б я, да за ограду Тенью быстрою мелькнул! Край родной повидеть нужно Да жену поцеловать, И пойду под шелест дружный В лес зеленый умирать!…» «Рад помочь! Куда ни шло бы! Божья тварь, чай, тож и я! Пуля, барин, ничего бы, Да боюся батожья! Поседел под шум военный… А сквозь полк как проведут, Только ком окровавленный На тележке увезут!» Шепот смолк… Все тихо снова… Где-то бог подаст приют? То ль схоронят здесь живого? То ль на каторгу ушлют? Будет вечно цепь надета, Да начальство станет бить… Ни ножа! ни пистолета!… И конца нет сколько жить!

<1850>

К Н. <А. ТУЧКОВОЙ>

На наш союз святой и вольный - Я знаю – с злобою тупой Взирает свет самодовольный, Бродя обычной колеей. Грозой нам веет с небосклона! Уже не раз терпела ты И кару дряхлого закона, И кару пошлой клеветы. С улыбкой грустного презренья Мы вступим в долгую борьбу, И твердо вытерпим гоненья, И отстоим свою судьбу. Еще не раз весну мы встретим Под говор дружных нам лесов И жадно в жизни вновь отметим Счастливых несколько часов. И день придет: морские волны Опять привет заплещут нам, И мы умчимся, волей полны, Туда – к свободным берегам.

<Начало 50-х годов>

* * *

Опять знакомый дом, опять знакомый сад И счастья детские воспоминанья! Я отвыкал от них… и снова грустно рад Подслушивать неясный звук преданья. Люблю ли я людей, которых больше нет, Чья жизнь истлела здесь, в тиши досужной? Но в памяти моей давно остыл их след, Как след любви случайной и ненужной. А все же здесь меня преследует тоска – Припадок безыменного недуга, Все будто предо мной могильная доска Какого-то отвергнутого друга…

<1856>

DIE GESCHICHTE [65]

За

днями идут дни, идет за годом год - С вопросом на устах, в сомнении печальном Слежу я робко их однообразный ход; И будто где-то я затерян в море дальнем - Все тот же гул, все тот же плеск валов Без смысла, без конца, не видно берегов; Иль будто грежу я во сне без пробужденья И длинный ряд бесов мятется предо мной; Фигуры дикие, тяжелого томленья И злобы полные, враждуя меж собой, В безвыходной и бесконечной схватке Волнуются, кричат и гибнут в беспорядке. И так за годом год идет, за веком век, И дышит произвол, и гибнет человек.

65

История (нем.).

<1856>

ПРЕДИСЛОВИЕ К «КОЛОКОЛУ»

Россия тягостно молчала, Как изумленное дитя, Когда, неистово гнетя, Одна рука ее сжимала; Но тот, который что есть сил Ребенка мощного давил, Он с тупоумием капрала Не знал, что перед ним лежало, И мысль его не поняла, Какая есть в ребенке сила: Рука ее не задушила,- Сама с натуги замерла. В годину мрака и печали, Как люди русские молчали, Глас вопиющего в пустыне Один раздался на чужбине; Звучал на почве не родной - Не ради прихоти пустой, Не потому, что из боязни Он укрывался бы от казни; А потому, что здесь язык К свободомыслию привык И не касалася окова До человеческого слова. Привета с родины далекой Дождался голос одинокой, Теперь юней, сильнее он… Звучит, раскачиваясь, звон, И он гудеть не перестанет, Пока – спугнув ночные сны - Из колыбельной тишины Россия бодро не воспрянет, И крепко на ноги не станет, И – не порывисто смела - Начнет торжественно и стройно, С сознаньем доблести спокойной Звонить во все колокола.

<1857>

ОСЕНЬЮ

Как были хороши порой весенней неги - И свежесть мягкая зазеленевших трав, И листьев молодых душистые побеги По ветвям трепетным проснувшихся дубрав, И дня роскошное и теплое сиянье, И ярких красок нежное слиянье! Но сердцу ближе вы, осенние отливы, Когда усталый лес на почву сжатой нивы Свевает с шепотом пожелклые листы, А солнце позднее с пустынной высоты, Унынья светлого исполнено, взирает… Так память мирная безмолвно озаряет И счастье прошлое, и прошлые мечты.

<1857-1858>

СВОБОДА

(1858 ГОДА)

Когда я был отроком тихим и нежным, Когда я был юношей страстно мятежным, И в возрасте зрелом, со старостью смежном,- Всю жизнь мне все снова, и снова, и снова Звучало одно неизменное слово: Свобода! Свобода! Измученный рабством и духом унылый, Покинул я край мой родимый и милый, Что было мне можно, насколько есть силы, С чужбины до самого края родного Взывать громогласно заветное слово: Свобода! Свобода! И вот на чужбине, в тиши полунощной, Мне издали голос послышался мощный… Сквозь вьюгу сырую, сквозь мрак беспомощный, Сквозь все завывания ветра ночного Мне слышится с родины юное слово: Свобода! Свобода! И сердце, так дружное с горьким сомненьем, Как птица из клетки, простясь с заточеньем, Взыграло впервые отрадным биеньем, И как-то торжественно, весело, ново Звучит теперь с детства знакомое слово: Свобода! Свобода! И все-то мне грезится – снег и равнина, Знакомое вижу лицо селянина, Лицо бородатое, мощь исполина, И он говорит мне, снимая оковы, Мое неизменное, вечное слово: Свобода! Свобода! Но если б грозила беда и невзгода И рук для борьбы захотела свобода,- Сейчас полечу на защиту народа, И если паду я средь битвы суровой, Скажу, умирая, могучее слово: Свобода! Свобода! А если б пришлось умереть на чужбине, Умру я с надеждой и верою ныне; Но в миг передсмертный – в спокойной кручине Не дай мне остынуть без звука святого, Товарищ, шепни мне последнее слово; Свобода! Свобода!

<1858>

* * *

Сторона моя родимая, Велики твои страдания, Но есть мощь неодолимая, И полны мы упования: Не сгубят указы царские Руси силы молодецкие, Ни помещики татарские, Ни чиновники немецкие! Не пойдет волной обратною Волга-матушка раздольная, И стезею благодатною Русь вперед помчится – вольная!

<1858>