Русская проза рубежа ХХ–XXI веков: учебное пособие
Шрифт:
Впрочем, характерология А. Азольского достаточна широка и не ограничивается только персонажами «героическими», что само по себе уже является залогом динамического и насыщенного острыми коллизиями сюжета. Его интересуют и другие характеры, условно говоря, психология «подпольного человека». Так, в повести «Нора» (1994) рассказывается почти детективная история, смысл которой сводится к следующей морали: в «преступном» государстве можно оправдать и «преступление» отдельного человека. Повесть «Розыски абсолюта» (1995) посвящена истории превращения «простого человека» в бездушного партийного бюрократа высокого полета.
В
При всей серьезности и социальной злободневности творчества А. Азольского его тексты довольно успешно вписались и в бурный поток «массовой литературы». Основанием для такого допущения можно считать неизменно острый, почти детективный сюжет, характерный для «производственного триллера», получившего широкое распространение в 1990-е годы [51] . Данный жанр отражает стремление к более глубокой достоверности, обращение к областям жизни, не только вполне открытым для освоения, но и к недоступным широкому общественному вниманию, сближение с документально-художественной прозой.
51
Мясников В. Технотриллер здесь и сейчас // Знамя. 2001. № 10.
В начале перестройки «первыми ласточками» жанра стали романы «Таксопарк» (1980) И. Штемлера и «Смиренное кладбище» (1987) С. Каледина. В 90-е годы появились книги, в которых раскрывались теневые стороны экономики, – Ю. Латынина «Охота на Изюбря» (1999), Ю. Дубова «Большая пайка», (1999); криминальный бизнес – С. Романов «Нищие» (1998), «Угонщик» (1998); сфера квартирного рынка – А. Волос «Недвижимость» (2001); механизмы «шоу-бизнеса» – А. Рыбин «Фирма» (2000). Часто названия произведений говорили сами за себя: «Кафедра», «Супермаркет», «Газета» и др.
Однако романы А. Азольского 90-х можно лишь условно отнести к этому жанру, ибо они представляют высокохудожественную, психологически насыщенную прозу. Подобная жанровая «многоаспектность» прозы А. Азольского позволила критику Б. Кузьминскому высказать следующее суждение: «.Будем честны: и то, что выходит из-под пера Азольского, – чистейшей воды «жанр» экшн с элементами шпионского романа. Жанр – и в то же время словесность, высочайшей философской пробы. На родине Грэма Грина этот парадокс издавна и в порядке вещей. мы же который год смотрим на большого мастера и в упор не замечаем его масштаба. Потому что смотрим под неверным углом. Сквозь кривые очки».
А. Азольский принадлежит к числу авторов непредсказуемых. Практически невозможно угадать заранее, кто станет его очередным героем, когда и где произойдут события его новой повести. И в то же самое время писатель легко узнаваем по присущему ему динамизму стиля, напряженному сюжету, остроте
В сознании любого читателя 1953 год – время действия повести «ВМБ» – почти автоматически ассоциируется со смертью Сталина и последовавшими за этим переменами. Для А. Азольского же это событие относится к далекому времени, поскольку его интересует совсем иное: жизнь обыкновенного человека в историческом потоке, что предполагает рассказ не только о знаковых событиях и значимых исторических персоналиях. Чаще всего описывается ежедневное, рутинное существование, далекое от политических, идеологических или каких-то там иных катаклизмов. Подобное смещение фокуса историзма – осознанная и глубоко мотивированная позиция.
А. Азольский во многом единомышленник таких мастеров психологической прозы, как В. Быков и В. Богомолов. Один из его излюбленных сюжетных ходов основывается на выявлении «момента истины», который автор пытается обнаружить во внутреннем монологе. Автор словно уподобляется крохотному подслушивающему устройству, «жучку», ловко пристроенному в одном из уголков сознания героя и тщательно регистрирующему каждое движение мысли, вспышку озарения, внезапное решение. Парадокс же заключается в том, что всему этому увлекательному психологическому детективу как бы никогда не суждено быть обнародованным. Герой словно обречен на вечное хранение собственной тайны.
Отдельно следует остановиться на детективном элементе. А. Азольский одновременно и следует жанру, и намеренно нарушает его канон. Он создает детективную интригу и тут же разрушает ее. Долгое и затянутое копание в бытовых мелочах вдруг в некий трудноуловимый момент перетекает в увлекательное, психологически насыщенное повествование. И оказывается – задним числом, – что все малосущественные детали «работают», нить интриги зависит в первую очередь именно от этих бытовых подробностей. В тщательно хронометрированном действии, наконец, все как в фокусе сводится к эпизоду, где результат определяется порой не днями и часами, а секундами и долями секунды. Парадокс заключается в том, что основу интриги составляет не раскрытие преступления, как в привычной детективной традиции, а чаще всего сокрытие оного.
Гениально раскрывает хитроумную аферу молодой преподаватель права областного университета Сергей Гастев в «Облдрамтеатре»(1997) и тут же скрывает результаты своего расследования, ибо оно никомуне нужно и даже опасно для него. Обстоятельства должностного преступления, чреватого серьезными последствиями, никому не станут известными, кроме самого «детектива» и «преступника», героя повести «ВМБ», – лейтенанта Андрея Маркина. С ювелирной точностью планируется и совершается преступление в повести «Нора».