Русская война 1854. Книга третья
Шрифт:
— Просигналь им, предложи нашу помощь, — я увидел ряды серых от дождя палаток на берегу. В каждой сейчас битком раненых, и раз уж у нас перемирие, то почему бы не…
— Ваше благородие! — возмутился Прокопьев. — Они же нас убивать пришли, а мы им помощь предлагать будем? Неправильно это.
— А мне кажется, наоборот, всегда полезно показать свою силу. А помощь в беде — это точно не слабость. Да и закончится война рано или поздно, настанет настоящий мир, и те, кого мы спасем, будут это помнить.
— Да не будут! — не согласился Прокопьев. — Вон мы сколько народов спасли от Наполеона, и что? Прошло
— Я и говорю, благородство — это для сильных. Если ты слаб, тебе сядут на шею, если же силен…
— Что?
— Возможно, станут равняться, — задумался я. — Правда, те же Меншиков и Дубельт вот говорят, что я слишком молод и иногда мечтаю, чтобы мир стал лучше, чем он может быть.
— Значит, не подавать сигнал?
— Все равно подавай. Лучше мы потом пару лишних англичан и французов убьем на войне, чем сейчас бросим без помощи, пока у нас мир.
— А ведь правильно, — согласился Прокопьев и неожиданно процитировал строчки из евангелия от Матфея. — Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас… Мы же не столько им, сколько своей бессмертной душе помогаем?
Все для него разом стало просто и понятно. Я, правда, имел в виду совсем другое — иногда забываю, как в это время серьезно относятся к Библии и вере, но будем считать, что в итоге мы договорились. Правда, англичане все равно от нашей помощи отказались. Сначала игнорировали сообщения, потом, когда я снизился, все же просигналили «нет». Ну, это их выбор.
Я скомандовал разворот — ветер еще больше усилился, и держаться на границе моря и суши стало слишком рискованно.
Сегодня мы монтировали на гондолу «Севастополя» винт. Мы как раз вернулись с дежурства, когда меня перехватил Тотлебен, с нетерпением ждущий первого прогона. До этого у главного инженера по обороне города совсем не было свободного времени: пользуясь перемирием, он тратил каждую минуту, чтобы дорастить и усилить каждый погонный метр укреплений… Ни у него, ни у кого-либо в Севастополе не было иллюзий, что враг остановится без хотя бы еще одного решительного натиска.
Впрочем, нет… Даже при такой загрузке Эдуард Иванович выделял хотя бы пару минут в день и заходил на стройку первого из «Китов». Очень уж ему нравилось, как растет этот гигант. В процессе сборки и доработки креплений шара и гондолы размеры несколько раз менялись, но общая сигарообразная форма и пропорции сохранялись. Пять к одному, как в будущем.
— Все же не могу поверить, — Тотлебен шел рядом и махал руками, словно ему не тридцать шесть, а шестнадцать. — Летающая машина, а длина, как у брига! Сорок метров — невероятно!
— Что важнее, — я невольно и сам замахал руками, — мы сможем поднять на нем почти семьдесят пудов! А отработаем технологию, и следующий «Кит» будет перевозить в десять, в двадцать раз больше!
Я уже без запинки переводил килограммы в местные меры веса. Вот и сейчас тонна с хвостиком превратилась в пуды, а я даже не обратил внимание. Больше следил за телегой, на которой везли винт и вал, отлитые и отшлифованные на станках так и
Помимо нас к мастерским ЛИСа подтянулись и другие зрители. Знакомые и незнакомые — и как только все разузнали.
— Капитан Щербачев, — поприветствовал меня Корнилов.
— Григорий Дмитриевич, — Нахимов просто обнял как старого доброго друга. Ну да, мы вместе летали, считай, члены одного боевого братства.
— А подскажите, почему ваш винт такой необычной формы? — рядом с адмиралами оказался незнакомый мне ранее капитан второго ранга. Хотя… Я вспомнил, что видел его пару раз издалека, а уж слышал — и того больше. Григорий Иванович Бутаков, командир отряда пароходофрегатов, тоже смог воспользоваться плодами перемирия и выбраться на берег.
— Да, Григорий, — присоединился к вопросу Нахимов. — Обычно же винт прямой, а у тебя лопасти как будто завернутые. Это не будет мешать?
— Наоборот, — вместо меня ответил Тотлебен. — Мы проводили эксперименты, пробовали разный угол наклона или вовсе без него. И такой винт толкает корабль гораздо сильнее, чем обычный.
— Корабль? — напрягся Бутаков.
— Да, — на этот раз я смог ответить сам. — Мы решили допустить, что воздух по своим свойствам частично подобен жидкости. И, так как не могли сразу летать, экспериментировали с винтами в воде. Изгиб лопасти увеличивал нагрузку на двигатель, но при этом он захватывал больше воды и сильнее толкал корабль.
— А мы сможем поставить подобные винты на наши будущие корабли? — Корнилов задал самый главный вопрос.
— Я бы на этом настаивал, — кивнул я. — Только в идеале бы довести до конца эксперименты. Например, есть подозрение, чтоб винт с двумя лопастями будет эффективнее привычного с тремя, но он в то же время будет давать большую нагрузку на металл. И чаще ломаться. На корабле, где надежность важнее, я бы, например, ставил тройные винты. И не один, а группами, чтобы ни одно случайное повреждение не могло полностью лишить вас хода. А с летательными аппаратами — как только появится возможность, будем переходить на двойные. Там, в небе, конечно, тоже риск никуда не денется, но вес и сила импульса поважнее будут.
— Далеко вы смотрите, — задумчиво кивнул Бутаков.
А тем временем из мастерской выкатили на рельсах платформу — вроде той, что мы делали для пушек Руднева. На ней зафиксировали гондолу будущего дирижабля, а потом и саму платформу прикрепили к огромной толстой пружине, что мне удалось найти где-то в дальнем углу севастопольских складов.
— Итак, позвольте рассказать, что вы сейчас увидите, — я выступил вперед. Наверно, было бы проще провести первый чистовой запуск в тишине, но… Гудящий в воздухе интерес — это не только мои нервы, а еще и возможности с заказами. — Перед вами гондола будущего «Кита». В ней уже установлены два паровых двигателя, которые сейчас соединяют с общим валом…