Русская жизнь. Корпорации (февраль 2009)
Шрифт:
Подлянка в том, что прогресс в России обернулся той же архаикой в новейшей мотивировке. Говорят о так называемой «вине времени» - и взваливают ее в основном на Германию: это тотальная агрессивность технической цивилизации. «Конечная причина», то есть цель, этого технологического садизма - Земля: конец совпадает с началом. Поспудный (теперь и вскрытый ) смысл нынешней цивилизации - убийство Земли: и не следствие «развития», а изначальный мотив, бессознательное намерение (ныне и осознанное, причем до сих пор без особенного ужаса). «Преступное намерение»? Получается если и не «заранее обдуманное», то заранее запрограммированное, коли все это было с самого начала, и значит никуда не ушло: не уходит ничто. Все есть всегда, в этом и ужас. Это «бытие». Сартр утешает тем, что уже самый начальный акт сознания бытие «неантизирует». Но в России такого
Вроде бы сейчас и не Россия одна, а все «передовое человечество» уничтожает среду своего обитания, то есть воспроизводит теогонический процесс на новом - нефтяном и термоядерном - «витке». Тут все равны, но «Россия равнее»: делает это с особым садо-мазохистским удовольствием, и ведь что важно: себя уничтожает, а не «евреев». Ну а когда появились экскаваторы, нефтяные вышки и мирный атом, делает это много успешнее. Схема сложилась гениально простая: сделать из России радиоактивную свалку - да еще получить доллара при этом, и свалить с ними в Швейцарию. Тут появляется «Адамов» (лицо собирательное, имя им легион). «Ветхий» это Адам или «новый»? из «новых русских»? А все равно - главное, что русский. Даже приятно отчасти: не все ж одни евреи умные. Русское сознание неантизирует бытие в форме уничтожения России. Говорите после этого, что русские любят «родину» (пишут с большой!) Ненавидят - все, только некоторые еще находят на этой самодельной помойке деньги. А как «простым людям» свою выразить ненависть? Очень просто: гнобить друг друга.
Мать- Россия и тут нагадила: подставила «детей» вместо себя, обратив немереные просторы -в коммуналку. А не разбегайтесь, гады, еще чего выдумали. Вашим идеалом простора и свободы будет - «отдельная квартира». Планировка типа «распашонка». Распашонка - Евтушенко. Мама и нейтронная бомба. Россия-мама. Мама - это нейтронная бомба.
Карен Газарян
Отечество в безопасности
Почему русскому человеку кризис не страшен
Несколько лет назад в США была выпущена книга I hate the office - о пятистах причинах, по которым следует ненавидеть корпорацию. За необходимость надевать костюм и навешивать галстук, а также за все прочее, превращающее вас из свободного гражданина свободной страны в раба. Рабский труд - нельзя не отдать должное эволюционному процессу - неплохо оплачивается: четырехзначные месячные зарплаты и внушительные бонусы, соцпакеты и стоматологи, - но эти блага цивилизации делают его едва ли не более рабским, ибо вне корпорации ты погибаешь, оставаясь без зубов, средства передвижения, партнеров по игре в кегельбан, а твоя жена, обнаружив, что ей не с кем ездить на барбекю, бросает тебя, немедля хватаясь за другой спасительный соцпакет.
Система прогрессивного налога, весьма и весьма высокого во всех цивилизованных странах, соединенная с системой корпоративных скидок, и превращает любого индивидуалиста в страстного радетеля коллективного процветания. Он чувствует себя частью целого, чего-то большого, как ребенок чувствует себя частью семьи, которая защитит, не бросит, спасет. Корпоративная этика, уподобляющая корпорацию семье, пестует инфантилизм, а инфантилизм он и есть инфантилизм: американцы, у которых отбирают дома, за которые они не сумели расплатиться, гадят мимо тубзика, срывают обои и высаживают стекла: «Нате, буржуи, вот вам!» Бедолаг, конечно, можно штрафовать, только они все равно не расплатятся - денег нет. Кроме того, гуманный американский
Топ- менеджеры банков не получат компенсаций, президент Обама запретил другим топ-менеджерам получать более полумиллиона в год, эпоха золотых парашютов закончилась, рыба гниет с головы. Распределение кредитов зависло, как автомобиль в блокбастере над бездной, и работники корпораций Ford и GM ждут и надеются, что к ним отнесутся в соответствии с корпоративной этикой, дадут побыть членами семей, вытянут из долговой ямы, не позволят умереть с голоду. А ведь они совсем не топ-менеджеры с золотыми парашютами, а простые рабочие в клетчатых синих рубахах и желтых бейсболках.
Конец жизни в долг, наступивший с кризисом, означает, кроме всех прочих неприятностей, также и то, что из-под корпоративной культуры выбили стул: незачем надевать пиджак и навешивать галстук, если божество, которому вы приносите эти жертвы, уже не в состоянии обеспечить вас ни домом, ни автомобилем, ни даже видеоприставкой. Незачем улыбаться коллегам со словами Have a nice day, если медицинская страховка перестала покрывать расходы на стоматолога. Нет никакого смысла в фитнес-клубе и солярии, если здоровый цвет лица и бронзовый загар более не учитывается во время собеседования на должность аналитика.
Все те блага, которые преподносились вам якобы в ваших собственных интересах, принадлежали не вам, а вашим нанимателям, и вот теперь наниматели перестали в вас нуждаться, человеческий потенциал, провозглашаемый корпорацией как главная ценность, оказался на деле самой мелкой разменной монетой, людей, будто пакеты с мусором, вышвыривают на улицу, все оптимизируют расходы, и как долго это продлится, не знает никто, а если кто и догадывается, то боится сказать: большинство экспертов преисполнены скепсиса по поводу восьмисот миллиардов долларов, которые якобы должны спасти мир.
Запад охвачен липким ужасом: в 2001 году, через десять лет после победоносной «Бури в пустыне», символы западной цивилизации были повержены другими ее символами; немецкий композитор Штокхаузен сентиментально восхитился тогда красотой этого жеста: «Эти творцы достигли одним своим поступком того, чего мы, музыканты, никогда не смогли бы достигнуть. Эти люди фанатично репетировали в течение десяти лет, как безумные, ради единственного исполнения, а затем погибли… Я не смог бы такого добиться. Композиторам нечего этому противопоставить». После этих слов Штокхаузен был подвергнут чудовищному остракизму; в лучших традициях тоталитарного общества его музыка исчезла из оркестровых репертуаров, с радио и даже CD. Буш сказал тогда: «Можно потрясти основы любых зданий, но нельзя потрясти основы Америки». 2008 год показал, что он был неправ. Основы Америки потрясены, и потрясены значительно, Америка осталась без экономики, и экономический кризис грозит не сегодня завтра обернуться кризисом идентичности: на символ американского духа и гордость GM, автомобиль Hummer, претендуют китайские инвесторы, это, конечно же, самый что ни на есть глобализм, только вот отцам глобализма от этого совсем не сладко, а те, кто не понимают, в чем дело, снимают с полки и перечитывают роман Мэри Шелли про Франкенштейна.
Крупный авторитетный финансовый аналитик, ежегодный посетитель Давоса, заметил мне в личной беседе, что диву дается, как все изменилось: слушаешь давосские выступления китайского премьера и немецкого канцлера и понимаешь, что Китай - страна скорее капиталистическая, а Германия - скорее социалистическая. Канцлер призывает помнить о социальной ответственности бизнеса, Китай требует равноправия в доступе к мировым рынкам. Уже это одно свидетельствует, что никакой евроатлантической глобальной экономики нет как нет. Осталась лишь ее модель, или даже портрет, с которого, как с шедевра, сделано множество копий разными скорыми на руку и малопрофессиональными мазилками, и теперь эти портреты, подобно портретам умерших родственников, висят еще в каких-то закрытых обществах, служа примером и ориентиром, но больше - предметом мебели, частью интерьера. Висят, например, они и у нас в России. Там, где книга I hate the office никогда не имела бы успеха. Потому что нельзя ненавидеть игру, нельзя презирать жизнь понарошку. Корпоративная культура для современного русского обывателя - примерно то же самое, чем была для него тридцать лет назад марксистско-ленинская философия: бла-бла-бла, которое все слушали, но никто не слышал.