Русская жизнь. Москва (сентябрь 2008)

Коллектив авторов

Пострадают не только ненавистные народу чиновники и богатеи, наживающиеся на разрушении города. Вернее, они как раз пострадают меньше всех. Что такое для миллиардера потеря нескольких десятков миллионов долларов? Так, мелкая неприятность. Совсем иначе почувствуют себя работники банков, строительных компаний, риэлторских контор и множества других организаций, оказавшиеся на улицах.

Впрочем, не исключено, что именно обрушение рынка спасет Москву от куда более серьезных техногенных и экологических катастроф, которые готовит ей нынешняя градостроительная практика. Это, по крайней мере, на некоторое время остановит безудержную гонку за прибылью, сметающую все на своем пути.

В любом случае,

грандиозным постройкам нынешнего десятилетия заведомо уготована та же судьба, что и уничтоженным за последнее время районам старой Москвы. Они будут снесены, причем, скорее всего, довольно скоро. Дело не только в том, что многие из них так и останутся незавершенными, превратившись в руины уже на фазе строительства. И даже не в том, что рано или поздно появится в столице новый градоначальник, который - кто бы он ни был - начнет проводить собственную программу реконструкции города. Здания и монументы, возведенные в эпоху нефтедолларов, в большинстве своем не просто уродливы, но и сделаны из сомнительных материалов, поставлены бессистемно и не соответствуют геологическим условиям местности. Потому любая более или менее масштабная программа реконструкции и модернизации столицы столкнется с необходимостью их убрать.

Разрушение небоскреба, кстати, очень яркое зрелище.

Даже если нынешнее руководство столицы сохранит свои посты на ближайшие десять, двадцать или, дай им Бог здоровья, сорок лет, судьба постсоветской архитектуры будет незавидной. Город, так или иначе, придется восстанавливать.

И лучше, чтобы расчищать пришлось развалины, рухнувшие после финансовых пирамид, нежели руины реальных домов с погребенными под ними живыми людьми.

Олег Кашин

Топонимика мертвого города

Улица С. Радонежского и др.

I.

Каждое название обязательно что-нибудь означает.

Например, если улица называется улицей Космонавта Волкова, то это значит, что она названа в честь космонавта Волкова. Если улица называется улицей Мосфильмовской, то это значит, что на этой улице находится киностудия «Мосфильм». Если улица называется Арбат, то это тоже что-то значит, но за давностью лет все забыли значение этого слова и просто называют улицу Арбатом, не задумываясь о том, что слово «арбад» в переводе с арабского будет «пригород».

У улицы, которая до прихода советской власти называлась Вороньей, в советские времена было очень странное название - Тулинская, и это название означало вот что: фамилией Тулин Владимир Ильич подписал одну или две статьи в «Искре», и, переименовывая Воронью в Тулинскую, Моссовет как бы давал улице не новое имя, а псевдоним - то есть на самом деле она была, конечно, Ленинской, но, чтоб не путали, стала Тулинской.

Поскольку такая логическая конструкция и в лучшие годы выглядела не вполне очевидной, улица Тулинская была переименована постсоветской властью практически сразу же после избрания мэром Москвы Гавриила Попова, хотя улиц за пределами Садового кольца великая топонимическая реформа 1990-1993 годов не касалась.

Возвращать дореволюционное название улице почему-то не стали, назвали ее по-новому, но с намеком на историческую преемственность - улица Сергия Радонежского. Я знаю москвичей, которые всерьез думают, будто это и есть дореволюционное название, и меня поражает глухота этих людей, ведь название-то абсолютно советское, до революции таких названий не было, до революции назвали бы «Сергиевская», а то и «Сергиевка», а «улица Сергия Радонежского» (в рекламных объявлениях часто пишут - «С. Радонежского») - это что-то вроде «трудящиеся улицы

Сергия Радонежского вышли на субботник» (они, кстати, и выходят - к таким традициям правительство Москвы относится более трепетно, чем к каким-то другим).

II.

Случай с улицей Сергия Радонежского, впрочем, нетипичен по всем показателям - улиц и площадей, получивших в результате переименования новые имена, в городе буквально единицы: улица Чаянова, бывшая Клемента Готвальда, площадь Европы, бывшая Киевского вокзала, проспект Академика Сахарова, в проекте бывший Новокировским - что еще? Вообще же топонимическая революция, устроенная Гавриилом Поповым и Юрием Лужковым, не предусматривала появления новых названий, потому что властями постсоветской Москвы владело маниакальное стремление вернуть дореволюционные названия даже тем улицам и переулкам, которых до революции просто не было (это не метафора - Нового Арбата, например, на карте Москвы не было никогда, при этом присвоение части бывшего проспекта Калинина этого названия выглядело именно как возвращение исторического имени). Взяли и все оптом переименовали, как того и требовала революционная целесообразность с поправкой на ограниченные возможности городского бюджета.

Понятно, что возвращение на карту Москвы Лубянки и Мясницкой, Рождественки и Коровьего Вала, Большого Каретного и Брюсова переулка было логичным и правильным шагом, и сейчас уже мало кто вспомнит, что такое, например, Большая и Малая Колхозные площади, улица Каляевская или Чернышевского. Но понятно и другое - до сих пор, хотя уже целое поколение выросло, вряд ли найдется в Москве человек, который станет говорить «Триумфальная площадь» (или тем более «Триумфалка») вместо «площадь Маяковского», или «Тверская Застава» вместо «площадь Белорусского вокзала». Ветераны советской элиты и их дети, до сих пор плотно заселяющие нынешний Романов переулок, называют свою улицу по-советски - Грановского и, думаю, будут называть и впредь. До сих пор не все обитатели нынешнего Никитского бульвара смирились с новым названием и до сих пор называют его иногда Суворовским. А уж про Новый Арбат и говорить нечего, Новым Арбатом его, кажется, называют только мигранты-кавказцы, которые почему-то любят тусоваться в кинотеатре «Октябрь», а так - Калининский он и есть Калининский, до сих пор.

III.

Есть, между прочим, и более спорные соображения, которые тоже стоит высказать, но уже в виде гипотез. Для (сужу по частным извозчикам) огромного количества москвичей Дмитровка - это шоссе на севере Москвы, а вовсе не две улочки, параллельные Тверской, и я, например, не уверен, что улицы Пушкина и Чехова стоило заново делать Большой и Малой Дмитровкой соответственно, тем более что - ладно бы эти названия свидетельствовали о чем-то великом и возвышенном, так нет же - всего лишь о том, что эти улицы ведут в Дмитров. Пушкин и Чехов для России значат больше, чем город Дмитров при всем к нему уважении. Стоило ли переименовывать эти улицы?

Нужно ли было переименовывать и улицу Станиславского? Станиславский там жил, там умер, она уже при его жизни называлась улицей Станиславского. Но догма превыше логики - улице вернули, в общем, бессмысленное (по фамилии какого-то забытого домовладельца) название - Леонтьевский переулок, как будто этот кавалеристский бригадир Леонтьев круче Станиславского.

Или проезд Художественного театра, по которому уже лет двести как не проходил ни один камергер - зачем было делать его Камергерским, когда Художественный театр, стоящий в этом переулке, в русскую и мировую историю давно и прочно вошел, а камергер Стрешнев, живший здесь двести лет назад, вполне заслуженно забыт и никому, строго говоря, не нужен