Русская жизнь. Россия - Европа (март 2008)
Шрифт:
Тогда же, в ноябре, объявили о банкротстве предприятия и о том, что на неопределенный срок откладываются многомесячные долги. И тогда рабочие решились на невозможное - перекрыли трассу на Соликамск. Можно сказать - «дорогу жизни» (в Красновишерске нет железной дороги, до ближайшей, в том же Соликамске, - 100 километров). Вышли около 500 человек, стояли 10 часов, пропускали только «Скорую». Пропустили и машину городского главы Митракова, который вышел и жестко объявил: «Еду в Пермь. Деньги будут завтра».
Денег ни завтра, ни послезавтра не было.
А 13 декабря рабочие заняли зал в районном
Белкин начал постепенно расплачиваться с людьми. Но частями - и не со всеми.
Вторая голодовка началась 31 января. И длится по сей день.
III.
Смотрю платежные ведомости. Суммы, из-за которых претерпевают весь ад, в среднем 20-30 тысяч. Самая большая - около 50 тысяч, самая маленькая - около 3-х. Это не зарплата - это общая сумма зарплат за несколько месяцев и выходных пособий, 55 процентов от того, что комбинат должен работникам. Гроши.
У Нины Лесюк вся семья работала на комбинате - и все соответственно попали в жесточайшее безденежье. Счет за трехкомнатную квартиру - 3800 рублей. Нина, ответственная женщина, честно пыталась решить проблему: ходила в администрацию, в заводоуправление, просила официально разрешить отсрочку или перечислить коммунальщикам хоть что-то из ее зарплаты, - бесполезно. Когда задолженность достигла 40 тысяч рублей, к ней домой пришли судебные исполнители и описали имущество.
Вспоминая, начинает плакать:
– Такой позор пережить, такое унижение! Пришли, все рассмотрели, мебель оценили…
К счастью, подоспел первый зарплатный транш - и весь без остатка ушел на погашение долга. Сейчас новые долги - январь, февраль, и те несколько тысяч, что заплатят (может быть, заплатят) Нине, снова уйдут на квартиру, снова без остатка. Нине Алексеевне 52 года, она не знает, что будет дальше.
И дело не только в том, что в 15-тысячном Красновишерске вакансии уборщиц нарасхват («Тыща двести в месяц».
– «Вдвое ниже МРОТ? Не может быть!» - «У нас - может»). Участники голодовки постепенно становятся персонами нон-грата для городских работодателей. Чем упорнее накал противостояния - тем меньше шансов на будущее трудоустройство. Мужу Ирины Аверкиевой, руководителю инициативной группы, пригрозили неприятностями на службе. Пока не уволили - но все в ожидании.
– Сделайте же хоть что-нибудь!
– почти кричит на меня Зоя Ивановна Собянина, врач городской «Скорой помощи».
– Я каждый день приезжаю на вызовы, это ужасно, ужасно, что делают с людьми! Сколько людей были госпитализированы! Сердечные приступы, гипертонические кризы даже у молодых мужчин, гипогликемия, у некоторых диабет, вон Боря - он чернобылец, хватил радиации, и сейчас с ним такое. Найдите кого-нибудь в Москве, пусть дадут команду Черкунову (губернатор Пермского края), он мгновенно решит вопрос!
– Эти вопросы не решаются мгновенно, - растерянно говорю я.
– Нужно сегодня, - в отчаянии говорит Зоя Ивановна.
– Сейчас, немедленно!
Для сердца нужно верить - и они верят в Москву,
– «Да кто про нас только не говорил? Толку-то. Как сидели, так и сидим…» Собеседник озадаченно трет переносицу. Если и «Голос Америки» вещает вхолостую - куда ж нам плыть?
Под сценой лежит прозрачная, невесомая Нина Щелгачева. Ей должны 8 тысяч - это очень, очень большие деньги. С трудом приподнимаясь, она застенчиво спрашивает:
– Вы из Москвы? Вот бы хоть разок посмотреть на Москву. Ведь я нигде-нигде не была. Так хочется посмотреть…
IV.
Глава администрации Красновишерского района Леонид Васильевич Митраков - безукоризненный мужчина в безукоризненном кабинете - не считает голодовку голодовкой и называет ее «событием». Первое событие - декабрь, второе - февраль. Спору нет, голодовка последней недели - не «в чистом виде» и не «в жесткой форме», как в первые десять дней. Это в феврале, не зная, как выжить протестующих из ДК, администраторы скрепляли двери милицейскими наручниками, закрывали наглухо женский туалет («пусть бабы поунижаются»), а милиционеры обыскивали сумки приходящих мужей и жен на предмет какой-никакой еды. Сейчас убрали постоянный врачебный пост, правда, «Скорая» все равно приезжает по нескольку раз в день.
Леонид Васильевич убеждает меня, что за «событием» стоят темные политические силы, заинтересованные в дестабилизации обстановки в районе. Он толсто намекает на бывшего главу района и называет одну оппозиционную партию и имя известного в регионе политтехнолога.
– Ну, это мои субъективные предположения, - тонко улыбается Леонид Васильевич.
– А почему бы и нет? Мы подумали - кому это может быть выгодно, раскачать президентские выборы?
– Но в требованиях голодающих, - говорю я, - нет ни единой политической ноты! Они подчеркнуто аполитичны. Они не требуют смены власти, не вступают в партии, к ним не приезжают политики (если не считать таковыми краевых министров). Они требуют одного - «Отдайте наши деньги».
– Им и так выплачивают с опережением. Вопрос исчерпан, все! Имущество продано, 8 миллионов поступят на счет в течение месяца. Они говорят: мы вам не верим! Мы провели четыре собрания с новым инвестором. Договорились - 3000 в декабре, потом по 5000. В декабре выплатили по 3500! А они? «Нам это неинтересно». Мы предлагали им бесплатное обучение на новом комбинате! Хорошую зарплату!
(Хорошую зарплату уже получили. Как сообщил один из новообращенных - 2500 рублей. Вот что им предлагают).
Митраков очень возмущен судом над Белкиным. Одно заседание уже было, второе откладывается: ответчик болеет.
– В практике Пермского края еще не было ни одного такого суда!
– гневно сообщает Леонид Васильевич.
– Я говорил с судьей, куда нас может это завести, и получил ответ очень некорректный: вы не вмешивайтесь, мы сами по себе, а вы сами по себе, представляете?
Я киваю, разделяя возмущение некорректностью мирового судьи. Ужасный век, ужасные сердца! Глядишь, можно докатиться и до такого беспредела, как независимый суд.