Русские богатыри. Славные подвиги – юным читателям
Шрифт:
– Сними меня со стены, не погуби.
Жалко ей стало богатыря.
– А убьёшь Лебедь Белую и возьмёшь меня замуж? – спрашивает.
Обещал Михайло, и сняла его девица: ногтями гвозди повытащила, вместо него прибила к стене мёртвого татарина, что тут же в погребе валялся. Потом накинула ему Настасья на голову шубку свою соболью, повела его к себе в терем.
Навстречу ей Вахрамей:
– Кого это ты ведёшь, дочка?
– Да я взяла с собою служаночку, а она испугалась богатыря, вот я её и прикрыла шубкой.
Живёт Михайло в тереме три месяца, ухаживает за ним Настасья, раны залечивает. Заросли раны, и она его
– Ну что, чуешь ли в себе прежнюю силу?
– Кабы мне латы, да меч, да доброго коня, я бы ни твоего отца, ни слуг его не побоялся.
– Добуду я тебе и коня, и меч, и латы, – обещает Настасья.
Знала она, что есть у отца конь, латы и меч богатырские, и задумала их достать. Притворилась она, что занемогла: лежит, ни рукой, ни ногой не пошевельнёт.
Пролежала так день, два. Вахрамей не знает, чем ей помочь, хочет уже знахарей скликать, а дочка ему и говорит:
– Не надо, батюшка, знахарей, я сама знаю, чем меня можно вылечить: я ночью во сне видела, что надо мне поездить на богатырском коне в латах да с мечом по чисту полю, тогда и легче мне станет.
Обрадовался Вахрамей, тотчас же велел дать всё, что дочка просила. А Настасья одела в своё платье Михайла да его вместо себя и выпустила с конём в поле. Надел Михайло за городской стеной латы и перескочил обратно в город: как пошёл рубить и колоть, так все поразбежались, а он прямиком проехал на царский двор да и пришиб Вахрамея до смерти.
Видит Марья беду неминучую, опять вышла к нему навстречу с зельем ядовитым, опять его уговаривает:
– Здравствуй, Михайло свет Иванович, выпей зелена вина, прости ты меня в моей глупости, да и поедем в Киев…
Совсем уже было Михайло за чарку взялся, хочет вино выпить, а Настасья Вахрамеевна отворила окошечко косящатое в своей горенке и кричит:
– Аль забыл своё обещанье, богатырь? И себя, и меня сгубить хочешь!
Взглянул Михайло вверх на окошечко, оттолкнул чару так, что всё зелье выплеснулось, выхватил меч-кладенец, взмахнул им, и покатилась голова Марьи Белой Лебеди.
Женился Михайло на Настасье, увёз её в Киев и зажил с той поры припеваючи.
Илья Муромец
Исцеление Ильи
Широко пораздвинулись Муромские леса дремучие, с топями да болотами, с горами да пригорками, с богатыми сёлами да пажитями вперемежку. Среди тёмных лесов раскинулось богатое, славное село Карачарово, а в селе том жил старый крестьянин Иван Тимофеевич с женою Евфросиньей Яковлевной. Долго у них не было детей, лишь под старость дал им Бог сына, и назвали они его Ильёй. Растёт Ильюша, крепнет, а ни ногами, ни руками не владеет, пошевелить не может, сидит сиднем и год, и два, сидит десять, сидит тридцать лет. Кручинятся отец с матерью, дело их крестьянское, тяжёлое, всюду помощь нужна, а тут такое над ними горе стряслось: всем бы детище их взяло – и умно, и приветливо, а не может ни с места сойти, ни руки поднять. Отросла у Ильи борода, а он всё сиднем на печи сидит. Понаходились отец с матерью по святым угодникам, много было намолено, напрошено, а Илье не легчает: и рад бы встать, рад бы всякую работу справить, да ноги не носят,
Ушли как-то раз отец с матерью пожни чистить, вырубать лес под поля, а Илья сидит себе в избе по-всегдашнему. Вдруг слышит: просят его в окошко двое нищих калик перехожих:
– Впусти нас, Илья, дай нам воды испить.
– Рад бы я вас впустить, рад бы напоить, накормить, божьи люди, да не владею ни руками, ни ногами; вот уж тридцать три года сиднем сижу, даром хлеб жую.
Вошли странники в избу, осмотрелись, на икону помолились. Старший из них и говорит Илье:
– Ну, Илья, теперь вставай, сойди в погреб, принеси нам браги студёной.
Тронул Илья ногой – нога зашевелилась, повёл рукой – и рука ожила, вскочил он, счастью своему не верит. Пошёл в погреб за брагой, принёс нищим добрую чару в полтора ведра. Напились калики и дают Илье:
– Испей-ка, Илья, после нас.
Испил он, а калики его спрашивают:
– Много ль ты чуешь в себе силушки, добрый молодец?
– Ох, калики перехожие, божьи люди, столько-то я чую в себе силушки, что, если бы в небеса утвердить кольцо, взялся бы я за это кольцо и всю бы святорусскую землю перевернул.
– Слишком много с него этой силушки, – переговариваются между собой калики, – не снесёт его земля, надо поубавить. Принеси-ка нам, Илья, ещё чару браги.
Пошёл Илья опять в погреб; идёт по саду, за какой дубок ни хватится, с корнем вон дубок летит; куда ни ступит, нога в земле вязнет, что в топком болоте. Спустился он в самую глубь погреба, налил самой лучшей браги и несёт каликам.
Выпили они, опять Илью потчуют:
– Испей, Ильюша, после нас.
Послушался Илья и почувствовал, что силы в нём поубавилось.
– Сколько чуешь теперь в себе силушки? – спрашивают калики.
– Силушки во мне против прежнего половина, – отвечает Илья.
– Ну, будет с тебя, молодец, и этой силушки; можешь ты теперь со всяким богатырём силою мериться, на бою тебе смерть не написана. Помни только один завет: не бейся со Святогором-богатырём, он сильнее тебя, берегись и Вольги, Вольга тебя может хитростью одолеть. Не иди и супротив рода Микулина: любит его мать сыра земля. А теперь проводи нас на холм, за село, там и простимся.
Проводил их Илья.
Ушли странники, а Илья заснул богатырским сном ни много ни мало на двенадцать дней. Проснулся он, захватил топор и пошёл к отцу, к матери на пожню. Стал он лес расчищать, только щепки полетели: старое дубьё с одного взмаху валит, молодое с корнем из земли рвёт. В три часа столько лесу расчистил, сколько отец с матерью и с работниками и в три дня не наработали. Вскопал и выровнял Илья поле великое-превеликое, спустил дубы да колоды в глубокую реку, топоры в пни воткнул и пошёл отдыхать.