Русские были и небылицы
Шрифт:
Замечательно, что в Рязанском княжении, еще и до сих пор, некоторые из распутий, более других дорог, установленные Пятницами, почитаются отчего-то таинственными. Назову одну из них: это дорога Комарина – она идет от Рязани полями и, не касаясь ни деревень, ни сел, теряется в борах Радуницких. Подходя ближе к Радуницкому монастырю Святого Николая, вы уже не слышите об этой дороге; но она опять проскочит кое-где, по лесам московским и владимирским. Всякий перекресток этой дороги освящен Пятницею.
Такие таинственные пути, как упомянутый Комарин путь, пользовались чем-то, особенно священным. На этих путях, как на поклонных горах, обыкновенно торжествовали счастливую встречу с другом, сыном, отцом. Тут же
Нередко к Пятнице собирались и красные девицы: они пристально смотрели на синюю даль и угадывали, скоро ли к ним придут, скоро ли прилетят их ясные соколы. Тут и ныне еще услышишь грустную песню осиротелой:
Отдалела-то я, сударушка, отдалелаС милым дружком в разлуке я сиротою.Далее в этой песне обыкновенно девица, покинутая другом, просит его, чтобы он не забывал ее на чужой, дальней сторонке.
Наконец, от места Пятниц и страшные наши воры-разбойники: Каины и Рощины, Кудеяры и Веревкины – отправляли грозных послов своих с тем, чтобы они, повидавшись с окрестными жителями, заявили им предсмертное слово, т. е. если они, жители такого-то села или той-то деревни, не оставят своего жилища по доброй воле и если задумают они воспротивиться, то в тот же миг весь их быт поровняется с землею, их кости погложут псы и растаскает ворон! Редко противились обыватели ужасной силе предсмертного слова, они оставляли свои жилища, свое имущество, своих жен и дочерей – все на добычу разбойников, и тогда смельчаки-разбойники с торжеством распевали:
Девушки вино курили,Красные пива варилиПро нежданнаго дружка,Про гостинаго сыночка,Атамана-молодца.Ныне уж некому петь этой песни. Но проводы и встречи у Пятницы все еще существуют.
С введением христианской религии у нас на распутьях становят небольшую часовню с изображением св. Параскевии Пятницы. Но, по древнему обычаю, невесты здесь же вымаливают себе женихов…
Москва имела свою Пятницу, обращенную после в кладбище, теперь эта Пятница – приходская церковь!
Козье болото в Москве
И на месте Москвы была дичь глубокая: много было сказок о горах, рощах и лесах ее; долгие тянулись присказки о топях и лугах в тех лесах нетронутых. Недавно еще певалась песенка: Как начиналася матушка каменна Москва.
Приволье тут было птице небесной, не стерегся тут зверь стрелка вороватого. И прошло все: не живет маслина сплошь в году! Показались высокие рога кремлевские. И двинулись князья московские на поезды удалые! Недалек им был выезд разгулять себя: то в рощах подкудринских, то на трясинных топях козихских, то по вражкам тверских слобожан, то по отлогому бережку речки Неглинной; тут всего было вдоволь; и не бежал еще зверь в Сибирь дальнюю…
Дикие козы и лоси водились по всему Царству Русскому: и много же было коз на болотах Козьих низменных. Никто их тут не распугивал: Как начиналася матушка каменна Москва.
А при царях и патриархах тут же был и ручной козий двор: с него собиралась шерсть ко
Но в топях козьих много тогда легло народа неосторожного. Всегда была топка Козиха.
Могила забытого святителя
В Москве нынешняя церковь Святителя Ермолая была молельною часовней патриарха Ермогена. Уединенно стоя в чаще ракитника, окруженная топями козьими, она издревле принадлежала ко двору патриархов. По горке к Благовещенью, почти от самого пруда, красиво сидела березовая роща, хорошо в ней свистывали соловьи, хорошо пели и другие пташки. В березняке много родилось грибов, – весело им было родиться на чистоте, на припоре красного солнышка. И все это было для народа Божьего: для чернецов, для отшельников!..
Велик из них был патриарх Ермоген. Живой на воле Господней он здесь молился за нас, страдал и умер за нас, за Церковь Божию; но не тут, не в своей молельной, – чужие пташки теперь щебечут над его могилой, чужая пчелка сосет там мед с лазоревых цветочков – они одни памятник мужу правды!
Но тут же в молельной спит крепко другой святитель… Ему нет теперь имени на земле у нас, у живых, – камень, его покрывший, затиснут в помосте церковном, при самом входе в храм Божий, народ его топчет. Никому незнамо, кто был этот святитель; но вот крест, вот святительская митра… Они еще не сглажены богатырскою рукою времени, – тут она была бессильна!
Помни это прохожий на землях света: может быть, этот в живых бывший и теперь лежащий у ног твоих сам обрек себя в жертву, нам другим, смирения недоступного, – но кто он?..
Арбатские ворота
Не шутите и местом Арбатских ворот, ведь и это место добрый памятник в наших древних ерлыках о прежней славе матушки-Москвы.
Арбы, телеги, первые начали делаться у нас в Москве на Арбате, и вот от чего московская Арбатская слобода получила свое прозвище; а не от Арабата, как, может быть, думают некоторые! Да это все ничего, а вот где его славные исторические отметки.
Крестовоздвиженский монастырь (ныне приходская церковь) в 1440 году построен Владимиром Ховриным, воином – царедворцем великого князя Василия Темного. Этот Ховрин был душою предан святому митрополиту Ионе и сердечно любил своего князя; он умирал за него, как только мог, по-русски. Но междоусобия князей сломили Василия: Шемяка подло ослепил его, и Владимир Ховрин сложил с себя все светское: он живой залег в гроб дубовый – постригся в монахи.
Но вдруг Мегмет, царь Казанский, явился перед Коломною, сжег ее и, растворив эти ворота широкие от юга к Москве, осадил Москву; отсюда почти до самых стен кремлевских Москва наводнилась казанцами. Князь Василий Темный крепко дрогнул от этой нежданной осады и спрятался! Тут восстал из гроба Владимир; он вооружил хоругвями и крестами свою монастырскую братию, благословил ее со словом: на дело и присоединился с нею к начальнику московских войск, князю Юрию Патрикиевичу Литовскому. Все они пели: днесь благодать Господня с нами!