Русские эротические стихи, загадки, частушки, пословицы и поговорки

Сидорович Александр Викторович

* * *

Вот тащится вдоль дороги, Вся согнувшися дугой, Баба старая с клюкой. Наш гонец ей бухнул в ноги: «Пропаду я с головой! Помоги, будь мать родная! Посмотри, беда какая: Не могу их изловить! Как же горю пособить?» Вверх старуха посмотрела, Плюнула и прошипела: «Поступил ты хоть и скверно, Но не плачься, не тужи… Ты им только покажи — Сами все слетят наверно». «Ну спасибо», — он сказал… И лишь только показал — Птички вмиг к нему слетели И квартирой овладели. Чтоб беды не знать другой, Он без дальних оговорок Тотчас их под ключ, все сорок, И отправился домой. Как княжны их получили, Прямо

в клетки посадили. Царь на радости такой Задал сразу пир горой: Семь дней сряду пировали, Целый месяц отдыхали; Царь совет весь наградил, Да и ведьму не забыл: Из кунсткамеры в подарок Ей послал в спирту огарок (Тот, который всех дивил), Две ехидны, два скелета. Из того же кабинета… Награжден был и гонец. Вот и сказочке конец.

* * *

Многие меня поносят И теперь, пожалуй, спросят: Глупо так зачем шучу? Что за дело им? Хочу!

Тень Баркова

Однажды зимним вечерком В бордели на Мещанской, Сошлись с расстриженным попом Поэт, корнет уланский, Московский модный молодец, Подьячий из Сената Да третьей гильдии купец Да пьяных два солдата. Всяк, пуншу осушив бокал, Лег с б***ью молодою И на постели откатал Горячею е**ою.

* * *

Кто всех задорнее **ет? Чей х** средь битвы рьяной П***у кудрявую дерет, Горя как столб багряный? О землемер и п**д и ж*п, Б***ун трудолюбивый, Хвала тебе, расстрига поп, Приапа жрец ретивый, В четвертый раз ты плешь впустил, И снова щель раздвинув, В четвертый принял, вколотил. И х** повисший вынул!

* * *

Повис! Вотще своей рукой Ему милашка др**ит И плешь сжимает пятерней, И волосы клокочет. Вотще! Под бешеным попом Лежит она, тоскует И ездит по брюху верхом, И в ус его целует. Вотще! Е**ак лишился сил, Как воин в тяжей брани, Он пал, главу свою склонил И плачет в нежной длани.

* * *

Как иногда поэт Хвостов, Обиженный природой, Во тьме полуночных часов Корпит над хладной одой, Пред ним несчастное дитя — И вкривь, и вкось, и прямо Он слово звучное, кряхтя, Ломает в стих упрямо, — Так б***ь трудилась над попом, Но не было успеха, Не становился х** столбом, Как будто бы для смеха.

* * *

Зарделись щеки, бледный лоб Стыдом воспламенился, Готов с постели прянуть поп. Но вдруг остановился. Он видит — в ветхом сюртуке С спущенными штанами, С х**ной толстою в руке, С отвисшими м**ами Явилась тень — идет к нему Дрожащими, стопами, Сияя сквозь ночную тьму, Огнистыми очами.

* * *

Что сделалось с детиной тут? Вещало привиденье: «Лишился пылкости я м*д, Е**ак в изнеможеньи, Лихой предатель изменил, Не хочет х** яриться». «Почто ж, **ена мать, забыл Ты мне в беде молиться?» — «Но кто ты?»- вскрикнул Е*аков, Вздрогнув от удивленья. «Твой друг, твой, гений я — Барков!» Сказало привиденье.

* * *

И страхом пораженный поп Не мог сказать ни слова, Свалился на пол будто сноп К портищам он Баркова. «Восстань, любезный Е*аков, Восстань, повелеваю, Всю ярость праведных х**в Тебе я возвращаю. Поди, **и милашку вновь!» О чудо! X** ядреный Встает, краснеет плешь, как кровь, Торчит как кол вонзенный.

* * *

«Ты видишь, — продолжал Барков, — Я

вмиг тебя избавил, Но слушай: изо всех певцов Никто меня не славил; Никто! Так мать же их в п**у, Хвалы мне их не нужны, Лишь от тебя услуги жду — Пиши в часы досужны! Возьми задорный мой гудок, Играй им как попало! Вот звонки струны, вот смычок, Ума в тебе не мало.

* * *

Не пой лишь так, как пел Бобров, Ни Шелехова тоном. Шихматов, Палицын, Хвостов Прокляты Аполлоном. И что за нужда подражать Бессмысленным поэтам? Последуй ты, **ена мать, Моим благим советам. И будешь из певцов певец, Клянусь я в том е**ою, — Ни черт, ни девка, ни чернец Не вздремлют под тобою».

* * *

«Барков! доволен будешь мной!» — Провозгласил детина, И вмиг исчез призрак ночной, И мягкая перина Подмой ж**ой красоты Не раз попом измялась, И б***ь во блеске наготы Насилу с ним рассталась. Но вот яснеет свет дневной, И будто плешь Баркова, Явилось солнце за горой Средь неба голубого.

* * *

И стал трудиться Е*аков: **ет и припевает, Гласит везде: «Велик Барков!» Попа сам Феб венчает; Пером владеет как е**ой, Певцов он всех славнее; В трактирах, кабаках герой, На бирже всех сильнее. И стал ходить из края в край. С ром, смычком, м**ами. И на Руси воззвал он рай Бумагой и п**ами.

* * *

И там, где вывеской е**ак Над низкой ветхой кровлей, И там, где с б***ью спит монах, И в скопищах торгами, Везде затейливый пиит Поет свои куплеты. И всякий день в уме твердит Баркова все советы. И бабы, и х**стый пол Дрожа ему внимали, И только, перед ним подол Девчонки подымали.

* * *

И стал расстрига-богатырь Как в масле сыр кататься. Однажды в женский монастырь Как начало смеркаться, Приходит тайно Е*аков И звонкими струнами Воспел победу е**ков Над юными п***ами. У стариц нежный секелек Зардел и зашатался. Как вдруг ворота на замок, И пленным поп остался.

* * *

Вот в келью девы повели Поэта Е*акова. Кровать там мягкая в пыли Является дубова. И поп в постелю нагишом Ложится поневоле, И вот игуменья с попом В обширном **ли поле. Отвисли титьки до пупа, И щель идет вдоль брюха. Тиран для бедного попа, Проклятая старуха!

* * *

Честную матерь откатал, Пришлец благочестивый И в думе страждущей сказал Он с робостью стыдливой: «Какую плату восприму?» — «А вот, мой сын, какую: Послушай, скоро твоему Не будет силы х**! Тогда ты будешь каплуном, А мы прелюбодея. Закинем в нужник вечерком Как жертву Асмодея».

* * *

О ужас! бедный мой певец, Что станется. с тобою? Уж близок дней твоих конец, Уж ножик над е**ою! Напрасно *ть усердно мнишь Девицу престарелу, Ты б***ь усердьем не смягчишь, Под х**м поседелу. Кляни за**ины отца И матерну прореху. Восплачьте, нежные сердца, Здесь дело не до смеху!

* * *

Проходит день, за ним другой, Неделя протекает, А поп в обители святой Под стражей пребывает. О вид, угодный небесам? Игуменью честную **ёт по целым он часам В п***у ее кривую, **ёт … но пламенный е**ак Слабеет боле, боле, Он вянет, как весенний злак, Скошенный в чистом поле.