Русские исторические женщины
Шрифт:
Государыня невольно рассмеялась.
– Господин шаль! В самом деле, это смешно: вот экивок! [12] .
В перспективе комнат показался Нарышкин Лев Александрович.
Он также шел торопливо и что-то оживленно жестикулировал.
– Матушка! Какое злодеяние! – патетически проговорил он. Императрица по лицу его тотчас догадалась, что он опять выдумал какие-нибудь проказы, чтобы развлечь и насмешить ее.
– Что случилось? – спросила она с улыбкой.
12
«Дневник»
– Убийство, матушка, – да какое убийство! Неслыханное!
– Надеюсь, что не слыханное, потому что ты сам его сочинил.
– Не сочинил, государыня; видит Аллах, не сочинил: своими собственными глазами кровь видел и трупы несчастных жертв адского злодеяния; и ночью еще сам слышал их ужасные крики и предсмертные стоны.
– Да в чем же дело? Не играй трагедии.
– Не играю, матушка. Слушай. Поехал я вчера вечером в Царское, к брату, поохотиться. Поохотились в парке, убили несколько зайцев и в сумерки воротились на дачу небольшой компанией. Напились чаю, сели ужинать. Вдруг слышим в саду какой-то шум и гвалт, голоса все сильней и сильней – крики, возгласы: «бей их, бей!». Мы уж думали – не шведский ли король врасплох напал на Царское, чтобы потом взять Петербург и опрокинуть статую, что ты, государыня, воздвигла в память в Бозе почивающего императора Петра I, как Густав III и грозился учинить сие. Выбегаем мы все из дому, вооружились наскоро, чтобы встретить неприятеля и умереть с оружием в руках. Коли слышим: баталия идет в саду у милой соседушки, у княгини Дашковой…
– Я так и знала, – махнула рукой государыня.
– Слушай, матушка, что дальше. Оттуда раздаются отчаянные вопли и крики. Оказывается, что там – настоящая Варфоломеевская ночь! Идет убийство гугенотов – виноват! – голландских свиней, борова и свинки моего брата. Сам король Карл IX стреляет из окна в своих подданных – то бишь: княгиня Дашкова с балкона стреляет из пушки в Ромео и Джульетту… И несчастные жертвы любознательности пали под топорами убийц…
– И тебе, Левушка, не стыдно такой вздор сочинять? – остановила его императрица.
– Не вздор, государыня матушка! Вот и граф Яков Александрович подтвердит это.
Последние слова Нарышкина относились к входившему в это время с докладом к государыне главнокомандующему санкт-петербургской губернии, графу Якову Александровичу Брюсу.
Граф Брюс действительно явился к императрице с утренним ра-портом. Государыня встретила его по обыкновению ласково.
– Имею счастье доложить вашему императорскому величеству, что по вверенной моему командованию губернии все обстоит благополучно, – шаблонно отрапортовал Брюс.
Императрица с улыбкой взглянула на Нарышкина и на Храповицкого, как бы желая сказать последнему, переминавшемуся с ноги на ногу: «ведь, вот же чего приплел нам повеса Левушка».
– При этом считаю доложить вашему величеству, – продолжал граф Брюс: – что вчера в ночь, в Царском Селе имел место случай у ее сиятельства, княгини Екатерины Романовны Дашковой, у нее на дворе…
– Как! Свиньи? – перебила его государыня.
– Так точно, ваше величество, свиньи: боров и супоросая…
– Что, матушка государыня? Ведь, я же докладывал, – с комическим поклоном вмешался Нарышкин.
– Вижу, твоя правда… Так и убила княгиня? – обратилась Екатерина к Брюсу.
– Так точно, ваше величество: сегодня же исправник видел побитых свиней, – отвечал Брюс.
Государыня
– Вот история! Правду говорит Лев Александрович: настоящая Варфоломеевская ночь… Вот вам и Монтекки и Капулетти! – смеялась императрица: – только уж вы, граф, скорее велите кончать дело в суде, чтобы не дошло до смертоубийства [13] .
– Слушаю, ваше величество, – поклонился Брюс: – сегодня же исправник произведет следствие.
13
У Храповицкого так и записано: «Дашкова побила Нарышкиных свиней; смеясь (государыня) сему происшествию, приказано скорее кончить дело в суде, чтобы не дошло до смертоубийства» («Дневник», 183).
– Только я не желаю, – поясняла императрица: – чтобы следствие производилось, якобы, «по высочайшему повелению». Я тут в стороне.
– Понимаю, ваше величество.
– Хорошо, граф. А то сами согласитесь: писцы в суде надпишут, как обыкновенно, на оболочке следствия: «дело о зарублении свиней», и вдруг, – «по высочайшему повелению» – неприлично.
– Действительно, ваше величество, – снова поклонился Брюс: – мало ли свиней убивают и крадут друг у друга крестьяне, однако, не доводится же об этом до высочайшего сведения. Я и здесь, государыня, потому только счел за долг довести до сведения вашего величества о сем пустом случае, что в оном замешаны такие высокопоставленные особы, как ее сиятельство княгиня Екатерина Романовна и его высокопревосходительство Александр Александрович.
– Правда, правда, – подтвердила императрица.
Она нечаянно обернулась и стала прислушиваться. В нише одного из окон Эрмитажа, где стояла клетка с ученым попугаем, что-то подозрительно возился Нарышкин, и слышно было, как он тихо произносил: «княгиня Дашкова убийца», «княгиня Дашкова убийца», а попугай очень явственно повторял за ним эти слова.
– Лев Александрович! – погрозила императрица: – вы опять за новые проказы?
– За старые, матушка государыня. Что ж нам, старым дуракам делать, когда ты за всех нас и думаешь и делаешь? Ну, говори, попка: да здравствует Екатерина Великая, мать отечества!
– Левушка повеса! Левушка шпынь! – явственно проговорил попугай.
– Что? нарвался? – улыбнулась императрица.
– Ах, мать моя! – послышался вдруг возглас: – тут кругом мужчины, а она нечесаная! Ах, срамница!.. А еще государыня!
Все оглянулись, – в трагической позе стояла Марья Саввишна и держала в руках пудр-манто.
«Богоподобная царевнаКиргиз-кайсацкия орды!»Императрица, Нарышкин и Храповицкий невольно рассмеялись: это попугай передразнивал Державина – его голос, его интонация!
VII. Исправник на сцене
Через несколько дней после этого княгиня Дашкова сидела в своем кабинете за корректурами какого-то сочинения, печатавшегося под ее наблюдением в типографии академии наук, когда вдруг явилась Паша и робко доложила:
– Ваше сиятельство, господин Панаев просит позволения видеть вас по делу.
– Какой Панаев и по какому делу? – с неудовольствием спросила княгиня.
– Господин земский исправник, ваше сиятельство.
– А по какому делу?