Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели
Шрифт:
Следствием нежной дружбы Васи с Мишей стало появление в газете «Красная Армия» (или «Красной Звезде»?) в январе 1942-го года большого подвала с рассказом о героических подвигах воздушного аса Василия Шишкина, который над населенным пунктом Чигры, почему-то один на один, встретился с несколькими немецкими истребителями и, после былинного поединка, сбил новейший немецкий истребитель — двухмоторный пушечный «ME-110». Мы прочитали этот опус и разинули рты. Мало того, что наша «Чайка», по сравнению с «ME-110», соответствовала бамбуковой китайской джонке рядом с линкором, но где находятся эти самые Чигры? Мы долго искали их на карте и нашли километрах в 250 к северу от нашего аэродрома Клиновец. Туда сроду не залетали наши латаные — перелатаные, битые — перебитые «этажерки». Все принялись смеяться над тем, как ловко Вася Шишкин упрятал свои героические подвиги. Вместе со всеми смеялся и сам Шишкин, объяснивший мне следующее: «Ну их на хер, Пантелеевич, по честному все равно ничего не получится».
А Миша Розенфельд не терял времени даром. Вырезка с его материалом уже пошла по еврейской эстафете из одних, не испорченных мозолями, шустрых рук в другие — всякий знает, как важно приделать бумаге ноги. В конце концов вырезка приземлилась в вышестоящих штабах и превратилась в представление Васи Шишкина, за компанию с «забалуевцами», к званию Героя Советского Союза. Не задержалась она и в Президиуме Верховного Совета СССР, а уж мотавшему козлиной бородкой Калинину, «всесоюзному старосте», фактически игрушке
Если за что и стоило давать Васе звание Героя Советского Союза, то это за геройские атаки на женщин, каждую десятую из которых, он, утомившись ловить триппер (при жизни Васи не публиковать!), делал своей женой. Уже из летной школы в Борисоглебске, где он окончил курсы командиров звеньев в 1936-ом году, Вася привез маленькую, шуструю, довольно симпатичную женщину. Им дали комнатку. Но скоро Вася запсиховал — жена никак не беременела. Правда, после исследований стало ясно, что виноват в этом сам Вася, последствием хронического триппера которого стала неподвижность сперматозоидов, а, как известно, чтобы сделать свое дело, они должны вращаться со скоростью винта истребителя.
Но, тем не менее, преодолеть антипатию к своей первой жене Вася не смог, и она уехала из Киева. Вообще, Вася пошел в свою маму, на которую был похож: вреднющий, липучий и нудный кацапский курнопей, хитрый мужичок с Южного Урала. Летчики его не любили, но Вася плевал на симпатии и антипатии и свое дело знал туго. Я, как комиссар, старший по званию и возрасту, неосознанно применял к Васе политику кнута и пряника: то пытался сглаживать резкости его характера, то начинал его воспитывать, чему Вася вообще-то поддавался. Видимо жена убежала еще из-за противного характера Васи, который мог загнать в стресс кого угодно. Второй жертвой Васи стала маленькая пятнадцатилетняя Аня с Южного Урала, по-моему, из района Шадринска, которую Вася прихватил с собой, уезжая из дому в последний день отпуска. Впервые мы увидели Аню, когда она, которую мы приняли за случайно зашедшую в его комнату дочку кого-то из соседей, намазывала пальцем сливочное масло, которое доставала из банки, полученной Шишкиным как паек, на кусок хлеба. Я думаю читателю уже ясно, что психологический тип Васи был «вампир», и вскоре Аня, после целого ряда приключений и скандалов, даже жила одно время у моей жены Веры, когда я был в Китае, подалась на родину. Ее сменила красивая блондинка Нина, похожая на популярную в те годы актрису Карлу Доннер, игравшую в кинокартине «Большой вальс». Правда, Нина слегка заикалась, но это ее не портило. Вася подобрал Нину на скамейке в военном городке, где она сидела, рыдая после ссоры с мужем, действительно, могу подтвердить, дурноватым летчиком первой эскадрильи. Вася успокоил Нину, выяснил причину ее отчаяния и заявил, что дело можно легко поправить — он берет ее в жены. Они зажили на удивление дружно, но Вася снова начал психовать по причине отсутствия детей. С началом войны Нина уехала на Урал к Васиной матери. Весной 1942 года Вася получил от матери письмо, прочитав которое, прямо на аэродроме заплакал и поделился со мной извечным мужским горем: «И эта оказалась блядью!». Я стал успокаивать Васю и выяснять: в чем дело? Оказалось, что Васина мама, въедливая старушка, сообщила ему, что Нина уехала на тачанке с райвоенкомом в Шадринск для оформления получения денег по аттестату, и ее двое суток не было дома. Такие проститутки в семье Шишкиных не ко двору, — резюмировала мать. Со слезами на глазах Вася согласился с родительницей, о чем не раз вслух впоследствии сожалел. Он написал Нине разводное письмо и отозвал аттестат. Наученный опытом, пяток своих следующих отношений с женщинами Вася не оформлял официально, просто объявляя очередную женой, а прогоняя, сообщал, что «поиздержал на нее много денег». Оказавшись в 1943 году в Москве, наш неказистый Вася, теребивший Звезду Героя, с большим трудом сумел охмурить свою жену Марию Михайловну, которая работала на авиационно-диспетчерском пункте при Центральном аэродроме. Вася привез Марию на фронт и начал скандалить, воспитывая ее недозволенными методами. Будучи по национальности белоруской, а значит, человеком очень терпеливым, Мария сумела найти тихие заводи и экологические ниши в буйном нраве нашего эскадрильского героя.
Мы гонялись за «Мессершмиттами», а в апреле 1942 года они прилетели к нам сами. Две машины, одна была старого образца и слегка потрепанна, а другая новенькая, выработав горючее, совершили посадку километрах в двенадцати от нашего полкового аэродрома в районе села Короча. Пехотинцы пленили летчиков, а самолеты доставили на наш аэродром. Сначала немецкие летчики пытались повесить нам лапшу на уши, по поводу того, что они добровольно перелетели к нам, но мы заглянули в пустые баки, и все стало ясно. Это были совсем молодые ребята, и им, видимо, действительно было стыдно признаваться, что заблудились, ведь немецкие авиаторы уже тогда наводились в полете при помощи радиолокаторов. Чтобы заблудиться и сесть на территорию противника в нормальную погоду, нужно было быть действительно крупными специалистами. На новом самолете «ME-109», форсированном, последней модели, мы обнаружили самую современную, но не исправную приводную систему, видимо, немецкие пилоты полностью ей доверились, а действовать самостоятельно были не обучены. Вот в чем и был секрет их блудежки. Случается, что и чрезмерная техническая оснащенность бывает опасной. Мы решили внимательно осмотреть более современный «Мессер» и даже сделать на нем по паре кругов над аэродромом, сочтя, не без оснований, что будет очень полезно представлять себе состояние немецкого летчика и его возможности в воздушном бою. Да и было интересно, что же это за техника, используя которую немцы нас без конца гонят и колотят, отчего наше настроение, несмотря на усиленную партполитработу, уже опустилось ниже средней отметки. Однако, не так-то легко было освоить немецкую технику. Первым сюрпризом была неизвестная нам, но широко распространенная на Западе, система защиты от дураков. Нам пришлось подложить под крылья «Мессера» бочки, накрытые подушками, чтобы убедиться, что
Земля просыхала, и над нашими головами вновь собирались военные грозы. Уже после войны я прочитал, что именно в эти дни Хрущев утверждал у Сталина план харьковского наступления, а Гитлер в приказе по войскам сообщал, что, как только позволят погодные условия, он начнет решающую операцию лета 1942 года против России. Не стану останавливаться на всех многочисленных просчетах и неумелости нашего командования — были совершены, причем уже не в первый раз, казалось, все ошибки, какие только можно совершить. Главные силы нашей армии прикрывали Москву, где Сталин ждал удара, а на юге напряжение стремительно нарастало. На нашем участке фронта появился грозный воздушный противник, группа немецких асов под покровительством командующего 4 воздушным флотом «люфтваффе» знаменитого летчика еще времен Первой Мировой войны, соратника и приятеля Геринга, Рихтгофена. Немцы их называли И-группой истребительно-бомбардировочного крыла ZG-1. Мы сразу почувствовали их тяжелую руку. Эти десятки пилотов стоили многих сотен. До полусотни их самолетов базировалось на аэродроме севернее Белгорода. Это были, в основном, самые современные истребители «МЕ-109-Ф» и грозный двухмоторный «МЕ-110». Наше командование, видя, какие потери мы несем в воздушных боях, решило нанести по группе Рихтгофена, как мы его называли, внезапный удар ранним утром на ее аэродроме. Собственно говоря, уже по одному появлению команды Рихтгофена на нашем участке фронта можно было догадаться, что именно здесь немцы расчищают воздушное пространство для будущего наступления. Об эффективности работы этой группы, входящей в 4-й воздушный флот, дает представление такой факт: в конце апреля — начале мая с ними собрался тягаться наш братский второй авиационный истребительный полк под командованием Александра Ивановича Грисенко. За пару дней немецкие асы сбили в полку Грисенко более двух десятков только что поступивших на вооружение «ЛАГ-3», составлявших главную ударную силу полка, при этом почти не понеся потерь. Растрепали они и другие авиационные части и подразделения. Теперь, вроде бы, дошла очередь и до нас — немецкие асы передвинулись от Харькова к Белгороду. Они не давали нам летать, без конца атакуя и нанося потери. Это были отборные летчики, имевшие богатый боевой опыт, отлично экипированные и летавшие на то время на самых лучших в мире машинах «Мессерах» и «Фоккерах» — последний давал до 650 километров скорости. Кроме того, все эти самолеты были пушечными. Да и боевой дух у немцев, вдохновленных победами, был не чета нашему — они прошли почти тысячу километров вглубь нашей территории, и сейчас теснили нас на границе Украины с Россией. И вот этих опытных, раскованных воздушных акробатов наш пожилой и, прямо скажем, глуповатый, не садившийся на наших глазах ни разу в самолет, генерал-майор авиации Зайцев хотел купить на такой дешевый трюк, как налет на рассвете.
Немного отвлекусь: да, мы дрались честно, с яростью и стойкостью славян, и было удивительно, что немцы еще не разнесли вдребезги всю нашу армию. Но бывало обидно, когда узнавали, на чем летают и как живут немецкие летчики. В Киеве был случай, когда раненные немецкие пилоты рассказывали лежавшим здесь же, в госпитале, нашим, какие дачи и какие автомобили им принадлежат, и что им не приходится думать о жилье и куске хлеба. Дело закончилось дракой. Но боевой дух — боевым духом, а плитка шоколада очень помогает летчику. Мы же порой месяцами сидели на щах и каше, в то время как шеи тыловых интендантов разрывали воротнички гимнастерок. Но это, между прочим.
Итак, 12-го мая 1942 года, еще до рассвета, семь бомбардировщиков СУ-2 135-го легко-бомбардировочного полка, прикрываемые восемью самолетами «И-16» нашей второй эскадрильи 43-го истребительно-авиационного полка поднялись в воздух и на заре полетели на выполнение боевого задания, которое можно сравнить с попыткой изнасилования негодными средствами или решением кролика атаковать льва. Этот день запомнился мне на всю жизнь. Пожалуй, более тяжелого боя, в котором я, по крайней мере, раз двадцать имел стопроцентные шансы погибнуть, в моей жизни не было. То, что этого не случилось, объясняю лишь тем, что иначе было записано в книге моей судьбы.
Мы летели, освещаемые солнечными лучами, но над землей еще висела ночная дымка. Лететь было всего ничего: двадцать километров, или три-четыре минуты. Как назло, контуры леса в районе аэродрома в двух местах были очень похожи друг на друга и их легко было перепутать. Как будто бы недалеко от берега Северского Донца кто-то изогнул затейливый татарский лук, с вогнутой серединой и двумя почти одинаковыми полукружьями по краям. Аэродром находился слева, я хорошо это знал потому, что взлетал с него и на него садился еще до нашего отступления. А вот навигатор — штурман бомбардировочной группы, летевший на ведущем самолете, видимо знал местность хуже, и становилось совершенно очевидным, что он перепутал полуокружья, очень похожие друг на друга, и мы пролетаем мимо немецкого аэродрома, поворачиваясь к нему боком. Цель оставалась от нас слева. Конечно же, на наших самолетах не было радио, и в считанные секунды практически не было никакой возможности указать штурману на его грубую ошибку, которая была очевидна всем летчикам нашей эскадрильи, которые принялись взволнованно кренить наши «Ишачки» с крыла на крыло, пытаясь подать знак бомбардировщикам, идущим ошибочным курсом. «Аэродром слева!» — ужасно матерясь, кричали наши ребята в кабинах и плевали в сторону, но штурман бомбардировщиков упорно гнул вправо. Я сделал попытку войти в строй бомбардировщиков и довернуть его левее. Но меня не поняли, и пилоты бомбардировщиков показывали кулак, жестами предлагая стать в строй своей эскадрильи. Наконец, штурман бомбардировщиков хлопнул себя по лбу, и мы поняли, что он убедился в ошибке. В тот момент до цели было от трех до пяти километров. Старший группы бомбардировщиков опять принял идиотское решение: пытаться сделать второй круг над целью и все-таки произвести бомбометание. Я посмотрел влево: дымка рассеялась, и с двух тысяч метров были прекрасно видны длинные шлейфы пыли, которые тянулись за поднимавшимися с аэродрома немецкими истребителями. Денек обещал быть жарким. Нам было уже не до жиру, а быть бы живу, но бомбардировщики упорно тянули на цель, где уже ничего не было, кроме опустевшего полевого аэродрома. Пока мы описывали круг, немецкие истребители как раз набрали высоту в две тысячи метров и были, тут как тут.
Наши «Ишачки» были разбиты на две группы. Первую вел Вася Шишкин. В нее входили Романов, Борисов и Киктенко. Эта группа, шедшая в одном строю, отвечала за непосредственное прикрытие бомберов. Я вел вторую, «сковывающую», группу, в которую входили Бубнов, Полянских, Фадеев и Швец. Истребители противника, в случае их атаки, были нашей заботой. Кусочек не из сладких. Именно моя группа и встретила десятку форсированных «ME-109», которые атаковали то нас, то бомбардировщиков. Мы атаковали немцев, сбивая им прицел и направление атаки, не давая поджигать бомбардировщики. Хотя, конечно, нашим стареньким «Ишачкам», вооруженным четырьмя пулеметами, тяжело было тягаться с форсированными «Мессерами», оснащенными швейцарскими автоматическими пушками. Постепенно весь этот ревущий рой самолетов, плюющийся в друг друга огнем и завывающий моторами на виражах, уходил на восток, переваливая через линию фронта. После одной из атак я, на долю секунды, посмотрел вниз и с облегчением убедился, что мы уже над нашей территорией.