Русские народные россказни
Шрифт:
И долго плетутся они так вместе по одному пути: пешеход умаялся, лошадка еле тащится, а не отстает от него.
Пешему и вздумалось: а что мол, коли она одного везет не останавливаясь, то хоть и плоха, а как-нибудь двоих дотащит авось, только вот беда: седок – лентяй, неразговорчивый: сидит да дремлет, точно лошадь не его, точно ему до неё и дела нет.
Пешеход не простак, однакож: прежде кашлянул громко, задумав дело повести, – кашлянул так, чтобы седок проглянул, очувствовался, а после и речь повел.
– А что,
– Чаво?…
– Далеко ли едешь-мол?
– До села Тугаева.
– То-то твоя лошаденка и туга на ходу: я вот версты с три все с ней рядом иду.
– А что ж станешь делать? дороги плохи!
– Так, так, истая правда, – что если плохо идется, то плохо и едется.
– Вестимо.
Тут было оба замолчали: ездок зевнул и опять принялся дремать, но пешеход опять с речью к нему:
– Да, часто, дядя, многое на свете кажется плохо нам, а глядишь – ино выходит с хорошим пополам.
– А как бы это так?
– А вот примерно как. Вот со мной самим раз какой случай был – слышь?
– Слышу.
– Ну вот… раз мне понадобилось гороху на посев… слышь?
– Слышу.
– Ну, я поехал за-ним на базар, да дорогою-то и запоздал… слышь?
– Ну, слышу.
– Да, и запоздал; а гороху непременно надобно было купить, а его, думаю, нет на базаре: издали видно было, что торговцы почти все поразъехались, а гороху крайне нужно купить… как с этим делом быть? а?
– Плохо.
– Ты говоришь плохо, а вышло хорошо.
– Чем же хорошо?
– Да все тем же: как въехал я на базар-то… слышь?
– Ну?
– Ан и вижу, что там один мужичок с возом застоялся: видно из-за цены, продавать ломался; горох-то у него есть, а покупать некому, – слышь?
– Ну?
– Ну, я и купил чуть не за полцены.
– Это ладно.
– А вышло неладна.
– Отчего-ж?
– А вот я тебе и расскажу отчего – Я, сторговавши горох-то…. Да что ты лошаденку-то гонишь, – я насилу поспеваю за ней.
– Чего гнать: она сама себе идет.
– Так видно я умаялся уж больно: теперь и не поравняюсь с ней.
Стал пешеход как бы поотставать, а сам продолжает свою историю.
– Сторговавши горох-то дешево, я его много накупил, а опоздавши временем, сильно заспешил, взваливши горох на телегу, кое-как погнал лошадку домой, – мешок-то в пути развязался, – горох-то, почитай, весь на дорогу и высыпался.
– Это плохо.
– Ан вышло не плохо, а хорошо.
– Каким же манером?
– Да вот каким. Эх! ноги-то умаялись: не под силу ковылять за тобой.
– Так – ин присядь ко мне, коли устал, авось как-нибудь дотащимся.
Пешеход долго не мешкал, взял да и присел, и седок как будто поободрился, перестал дремать: любопытство его стало разбирать. Пешеход, усевшись плотно, продолжал рассказывать.
– Видишь, как я начал подбирать горох то, – как раз то, что нашел в пыли
– Гм! что-ж, это, пожалуй, ладно.
– То-то, что нет.
– Как же нет?
– Да вот как: горох-то как я посеял, он у меня и вышел редок; былинка от былинки далеко пошла.
– Нехорошо.
– Нет, это вышло о пень хорошо.
– Чем же хорошо?
– А тем, что вышел-то он хоть и редок, да уродился стручист, да и стручья-то вышли и полны, и тяжелы.
– Да, это и ладно.
– А вот сделалось дело хоть брось.
– Как же?
– Просто беда!.. как посеял-то я его редко, то посевом-то и захватил чужой земли…. Ну, взбеленился сосед, пошло у нас с ним судбище, наехали справщики, межевщики-землемерщики, – да и меня, и соседа так объегорили, что окромя траты, стало неизвестно, чья и земля-то, что посевом занята.
– Плохо.
– Что за плохо! вышло-то ладно для меня.
– Ну как же это? – не придумаю.
– А вишь оно как: – сосед-то, знаешь, побогаче меня был, так и сделал всей подьяческой компании большой посул сделал да и надул, – ничего им, ни ерша не дал, вина ни чарки не выставил; а я тут как следует попотчивал всех, чем Бог послал, да с небольшим приношеньинцем подвернулся – земля-то вся и стала моя.
– Вот хорошо: лучше кажись чего-же?
– Хорошо оно хорошо, а вышло негоже.
– Отчего-же?
– Да оттого, что я, сделавшись богаче, зажил иначе: совсем изленился, на печь завалился; мне бы ино в поле, а я оттоле; мне бы молотить, а я брагу пить; где-б побыть с семьей, а я из дому! – А тут еще начали ходить ко мне друзья-приятели, чужа добра искатели, с поздравлением… меня-то споили да опили, да и жену-то у меня отбили, отняли: – «не хочу», сказала, «жить с пьяницей!» забрала с собою и детей, и всю свою худобу – имущество, и ушла к своему отцу.
– Да, это штука скверная.
– Отчего же она скверная?.. без жены то да без детей я и зажил просто паном; припеваючи: рано-ль, поздно-ль встал, делом ли занялся или на печи пролежал, пошел ли со двора не во время, али хоть и совсем в гостях заночевал, – никто тебе ни слова не скажет на это – не попрекнет, ни на досаду тебя не наведет, как хочешь, так и живи себе.
– Оно, пожалуй, этак-бы и ладно.
– Так, а на деле вышло просто дрянь.
– Чем же?
– Да вот хоть тем, например…. Придешь домой, станешь точно болван какой; не с кем тебе слова перемолвить ни печального, ни веселого, некому пересказать ни горя, ни радости… ино хоть от неча-делать и побраниться-бы рад, – так не с кем, поди!.. Так совсем было одичал, говорить было разучился; а к тому ж обтерся, обносился, – прореха, – починить некому: все бывало прежде дело это женино; – а уж какая чернота пошла по избе, так и самому войти совестно.