Русские народные сказки

Нечаев Александр Николаевич

— Знаю, знаю, слыхал эту сказку!

Того жениха и прогонят.

А в том царстве жил бедный мужик. Ни дома, ни хозяйства у него не было. Жил где приведется, а пил, ел что придется. Иной день впроголодь, иной день и вовсе не евши сидел.

Как-то раз зашел тот молодец в кабак погреться, выпить винца. Люди над ним подсмеиваются:

— Что нейдёшь царю сказки сказывать? Небось царевна все глаза проглядела: ждет тебя, жениха, не дождется.

Слушает бедняк те насмешки и сам думает:

«Дай пойду попытаю счастья. Царским

зятем мне не быть, а хоть день-другой готовым обедом попользуюсь!»

Пришел во дворец. Царь спрашивает:

— Зачем, мужик, пришел?

— Хочу тебе, царское величество, сказку рассказать. Только вели сперва накормить, напоить меня.

Царь его оглядел и усмехнулся про себя:

«Ну и жених! Рубаха рваная, лапти веревкой подвязаны».

Но ничего не сказал.

Мужика накормили, напоили. Царь собрал бояр да советников и приказывает молодцу:

— Сказывай твою сказку!

— Мой покойный родитель, — говорит мужик, — был самый богатый человек в нашем царстве. Выстроил он высокие терема. По крыше трех теремов голуби ходили да с неба звезды поклевывали: вот сколь высоки были те терема! А двор у нас был такой, что за весь день голубь не мог перелететь из конца в конец…

Царь молчит, и бояре молчат, не перебивают. А мужик говорит:

— Дальше сказывать стану завтра, после обеда, поевши пирогов да мягкого хлеба.

И пошел ужинать.

На другой день стал он сказку продолжать:

— И стоял у нас на дворе бык-семилеток. На одном рогу сидел у того быка пастух, а на другом — другой. Пастухи в трубы трубили, на рожках играли, песни пели, а друг друга в лицо не видали и голоса не слыхали. Вот какой был у нас бык здоровый!

Молчит царь, не перебивает, и бояре молчат. Сказочник поднялся и говорит:

— Завтра доскажу, а сегодня на покой пора.

И пошел ужинать. Тут царь и заговорил:

— Что станем делать, бояре? Эдакой сказки я не слыхал, а отдавать свою дочь за мужика-лапотника не желаю. Придумайте, как сказочника обмануть.

Князья да бояре стали думу думать. Думали, думали и придумали:

— Скажи, царь-государь, что ты эту сказку слыхал, и мы все подтвердим: знаем, мол, слыхали про это. А чтобы крепче все было, вели грамоту заготовить, и под той грамотой мы свои подписи поставим.

На том и согласились.

Мужик про тот сговор проведал, а виду не показывает. На другой день как ни в чем не бывало пришел после обеда, сел и стал сказку досказывать:

— Была у моего покойного родителя кобылица, в три дня вокруг земли

обегала. Каждые сутки та кобылица трижды жеребилась…

Князья да бояре с царем переглядываются, себе в бороды усмехаются, а сказочник сказывает:

— Золота да серебра у нас были амбары доверху насыпаны. И ты, царь-государь, в ту пору занял у нас сундук золота и по сей день еще не отдал…

Тут царь закричал:

— Знаю! Знаю!

И князья да бояре поддакивают:

— Знаем и грамоту в том подписать согласны.

С мест вскочили, подписи под грамотой поставили. Взял мужик грамоту и говорит:

— А коли слыхали да грамоту в том написали, так плати долг, царское величество!

В ту пору царь догадался:

— Обманул меня мужик-лапотник!

Да делать нечего: что написано пером, того не вырубишь топором. Пришлось насыпать сундук золота.

Мужик денежки взял и стал жить-поживать. И до сих пор живет да посмеивается.

Мудрая жена

Поехал царский сын на охоту. Гонялся за зверем да и не заметил, как заехал в незнакомое место. Коня остановил и не знает, куда тронуться, как выбраться на дорогу. Поехал направо — лес стеной стоит; налево повернул — там тоже лес; нет нигде ни пути, ни дороги.

Так кружил царевич от вечерней зари до утренней. Конь под ним притомился, и сам он из сил выбился, а лесу и конца-краю нет.

Поутру, как стало светать, приметил царевич: тропинка вьется. Обрадовался он, направил коня по следу, и вывела его дорожка из лесу на широкое поле, на чистое раздолье. Царевич окинул взглядом место — деревню увидал. Добрался до деревни и повернул к избе, где дым из трубы столбом валил.

«Коли печь топится, — думает, — хозяева не спят».

Соскочил с коня, сам на крыльцо поднялся, вошел в сени и только дверь в избу распахнул, как видит — метнулась девица за печь и оттуда говорит:

— Худо, коли двор без ушей, а изба без очей. Постой покуда, добрый молодец, у порога.

Царевич думает:

«Что это она говорит, уж в своем ли разуме?»

Потом спрашивает:

— Ты что, одна живешь или родные есть?

— Зачем одна, — девица из-за печи отвечает. — Есть у меня отец с матерью да брат, только сегодня никого дома нет.

— Где они? — спрашивает гость.

— Родители пошли взаймы плакать, а брат угнал сто рублей на пятак менять.

И опять царский сын ничего не понял.