Русские оружейники
Шрифт:
– Иди в ворота, раззява!..
Паренек пошатнулся, засеменил по кругу, но все-таки удержался на ногах.
– Я те научу, подлец, слушать команду, – захрипел фельдфебель. – Марш в ворота!
Паренек сплюнул и, сердито бормотнув что-то, присоединился к толпе.
Новобранцев загнали во двор, обнесенный забором. Побросав сундуки, мешки, баулы, они сразу же кинулись к колодцу. Напившись из деревянной тяжелой бадьи, расселись на пыльной траве – кто покурить, кто переобуться.
– Эх, соснуть бы теперь с устатку!
– Оно
– Хоть бы докурить дали – и то спасибо!..
На крыльцо дома воинского начальника вышел окруженный офицерами седоусый полковник.
– Ссстрой-ся! – закричали в несколько глоток унтеры.
Новобранцы вскочили, начали поднимать мешки, прилаживать сундуки.
– От-ста-вить! – врезаясь в толпу, заревел фельдфебель. – Не слышали команды, сукины дети?! Вещи оставить, сами за мной!
Рекрутов построили в две шеренги перед крыльцом. Они стояли пыльные и потные, в старомодных картузах, в треухах, а иные и вовсе с непокрытой головой; кто в армяке, кто в пиджаке, кто в пестрядинной рубахе; лишь некоторые в сапогах, а большинство в опорках да лаптях. Одни – совсем юноши, только пробиваются усы, другие – уже служившие, заросли бородами и выглядят как деды.
Полковник осмотрел строй, поморщился и, ничего не сказав, направился в дом… Скоро туда же начали вызывать призванных.
День стоял тихий. Небо было подернуто легкой дымкой. Пекло.
Расстегнув пропотевшую рубаху, лохматый паренек уселся в тени под рябиной, задремал.
– Ишь, совсем разморило парня, – сказал щупленький рыжеусый рекрут с морщинистым лицом.
– Жидковат, видать, для войны, – бросил здоровенный детина.
– Не гордись, паря, она и тебя обломает. Я вон японскую оттопал, а не скажу, что мне дюже сладко, – заметил пожилой крестьянин.
Он вынул из мешка старый солдатский котелок, сходил к колодцу за водой и, подойдя к пареньку, вылил ему на голову. Тот сразу пришел в себя, вытер подолом рубахи лицо и с благодарностью посмотрел на односельчанина.
– Что, очухался?
– Спасибо, Антип Савельич, а то башку разламывало.
– Теперь ничего?
– Ишо в правом ухе звенит.
Антип усмехнулся в усы:
– То-то, будешь помнить фельдфебеля. Первое крещение прошел.
Новобранцы громко захохотали.
– Тише, лешие! Кого-то выкликают.
– Шпа-гин! – кричал писарь с крыльца.
– Тебя, Егорка, беги! – толкнул Антип. – Да не бойся шибко-то – я так думаю, что тебя забракуют.
Егорка вскочил, побежал к крыльцу.
– Антиресно, по какой-такой статье забракуют? – полюбопытствовал другой бывалый солдат.
– У него большой палец не тае…
– У меня шурин вовсе без глаза – и то взяли… чай, три года воюем…
– Мало ли что… у каждого своя планида.
– Шу-хов, на комис-сию! – разнеслось по двору.
– Это меня, робята, – сказал Антип, – присмотрите тут за мешком да за Егоркиной гармонью.
– Ладно, не тревожься, все будет
В просторной комнате за зеленым столом сидело начальство. Тут же несколько человек в белых халатах осматривали голых новобранцев. Егорка оробел, попятился.
– Куда ты? – прикрикнул на него лысый толстяк в халате. – А ну разоблачайся, да побыстрей!
Егор стал снимать рубаху, косясь на лысого. В это время вошел Антип.
– Чего жмешься, Егорка, тут баб нет. – Он быстро, по-солдатски разделся. Егор, последовав его примеру, стыдливо подошел к лысому.
– Ну что, руки-ноги целы, вояка?
– Палец у него не тае, господин фельдшер.
– Показывай! Так… не владает, значит?.. Мм-да… Похоже, тебя не возьмут, парень.
Егора подвели к большому столу, за которым сидели трое военных. Просмотрев бумаги, один из них в белом кителе, блеснул стеклышками пенсне в сторону Егора и прошипел сквозь зубы:
– Годен!
– Господин доктор, у него большой палец не владает… – начал было фельдшер.
– Годен! – громко повторил штабс-капитан, надменно взглянув на фельдшера.
– Одевайся! – скомандовал Егору какой-то военный.
– Да я же по инструкции не подхожу, у меня палец…
– Молчи, болван, доктор лучше знает…
2
Вечером, после бани, остриженный наголо, одетый в солдатское, Егор выпросил у кого-то в казарме зеркальце и, глянув, не узнал себя. Он трогал ладонью шершавую голову и недовольно поводил бровями.
– Что, не узнаешь свою личность? – с улыбкой опросил Антип, обнимая его за плечи. – Не тужи, поначалу-то завсегда так. А потом ничего… свыкнешься…
Антип отошел шага на три, окинул быстрым взглядом Егора.
– Ну ж и обрядили тебя, ядрена-лапоть, хоть сейчас на огород – вором пугать. Никак, пятый нумер на тебя напялили?
– Какое дали. Мерку никто не сымал.
– Если б глянула на тебя теперь Дуняшка – прощай, любовь!
– Хватит, Антип Савельич, и так тошно.
– Да ведь я шутя, Егорка… На меня глянь – тоже как елка без веток. Зато на солдат стали похожи. На то служба!
Егор, ничего не ответив, ушел в угол, сел на топчан.
Только теперь он понял, что прежней жизни пришел конец. Не сегодня-завтра могут послать на фронт, а там, может быть, и – прощай белый свет…
Егору вспомнилась родная деревня, затерявшаяся среди полей и лесов. Отцовский домик с резными наличниками у окон, с рябинами у плетня. Вспомнилась тропинка во ржи, где последний раз гуляли с Дуняшкой. Вспомнилась и она, веселая, кареглазая. «Эх! – вздохнул Егор. – Даже и попрощаться-то как следует не довелось…»
Егора и Антипа определили в запасной батальон. Утром, чуть свет, выгоняли за город на большую поляну: обучали шагистике, воинским уставам, отданию чести. Так как на весь батальон оказалось всего две винтовки, стрелковым приемам обучали с палками.