Русские оружейники
Шрифт:
– Это я могу, – с уверенностью сказал Егор, и пошел за мастером.
– Ты гляди, – усмехнулся рыжеусый солдат, – из молодых, да ранний!.. Тоже мастеровым оказался.
– Не кажи гоп до сроку… – угрюмо пробасил коренастый детина, – побачимо, шо вин зробыть…
Оружейный мастер Яков Васильевич Дедилов, не выпуская трубки изо рта, внимательно следил, как Егор замешивал на листе жести глину и песок, как, выбрав в ящике широкое зубило и молоток, разбирал кожух, аккуратно очищал и складывал кирпичи, как потом, прочистив дымоход, старательно выкладывал кожух, обходясь
К обеду работа была окончена. В горне развели огонь, подсыпали древесного угля. Кузнец, обряженный в солдатскую гимнастерку и брезентовый фартук, качнул мехи:
– Тяга что надо!.. Глядите!
– Да ты, я вижу, мастак в этом деле, – усмехнулся Яков Васильевич. – Молодцом!.. Но вот печей у нас больше нет… что же мы с тобой делать будем?
– В молотобойцы бы его, – сказал кузнец, – да жидковат, пожалуй, не выдюжит.
– Погоди, ты говоришь, плотничал с дедом? – спросил мастер.
– С отцом, дед у меня печник.
– А по столярному можешь?
– Не знаю… смотря что.
– А ну, пойдем поглядим.
Дедилов достал из-под верстака разбитую ложу от винтовки.
– Видишь? Должно, о чью-нибудь башку раскололи… Ну-ка сообрази, что с ней можно сделать?
Егор осмотрел ложу. Нагнулся, достал вторую половину, сложил.
– Ну, что задумался?
– Можно склеить… еще послужит.
– Ну а если опять по кумполу? Ведь разлетится?
– Так ведь и целая раскололась.
Мастер усмехнулся:
– Ладно, оклеивай, латай… а там будет видно…
10
В ремонтной команде народ собрался великовозрастный – редко которому меньше сорока, а то и старше. На Егора все смотрели как на мальчишку. И место ему дали похуже, в самом углу, и к столу пускали после всех, так что он ел всегда на нарах.
Егор чувствовал себя чужим в этой компании и сильно тосковал. Хотелось повидать Антипа, но третья рота все еще была на передовой.
Вечером, после работы, Егор забивался к себе на нары и писал письма домой. Хотелось излить душу, поговорить с дорогими людьми. Уж отослал он этих писем чуть ли не десяток, а ответа все не было. По ночам Егору снилась родная деревня. С каким наслаждением он ходил с кузовком по знакомым грибным местам, купался в Клязьме!
А утром, заслышав трубу, вскакивал, бежал с котелком на кухню и, наскоро перекусив, шел в мастерскую.
В мастерской, как и в казарме, он чувствовал себя одиноко. Другие мастеровые, за исключением украинца Евтушенко, были туляками и крепко держались друг друга.
Но как-то за спиной Егор услышал глуховатый голос мастера:
– Вот здесь и будешь работать, землячок. Дело тебе известное – рассказывать нечего.
Егор обернулся и увидел рядом с мастером Дедиловым низкорослого, похожего на цыгана солдата с обкуренными черными усами и бородой.
– Вот, Егор, прибыл к нам заправский мастер по ложам. Ты теперь будешь подручным у Никанора Ильича Сазонова.
– Давай, давай, я его вышколю, – сказал бородатый солдат, – у меня человеком будет. Сразу поймет,
Егор подошел к Сазонову:
– Что же мне делать, Никанор Ильич?
Тот, порывшись в кармане, вынул полтину:
– Слетай на деревню в шинок, добудь бутылку «смирновки».
– Не пойду! – решительно заявил Егор.
– Чаво ты сказал? – бородатый огромной черной пятерней потянулся к Егору. Но тот схватил лежавшее на верстаке дуло винтовки и тяжелым концом замахнулся на обидчика:
– Только тронь – голову размозжу.
Мастер бросился между ними:
– Это что? Под суд захотели, курицыны дети? Клади ствол, Шпагин! Чего взбесился?
– Пусть не лезет, – выдохнул Егор.
– И ты хорош, Никанор Ильич, нечего сказать. Ну чего измываешься над парнем?
– Я ему еще втемяшу как-нибудь кулаком по затылку. На кого руку подымает, сморчок!
– Я те втемяшу, дурья голова. Ишь, взъершился… Доложит ротному, и пойдешь в окопы как пить дать.
Сазанов отошел, сел на скамейку, тяжело дыша.
– Ну вот что, Шпагин, – миролюбиво тронул его мастер, – попетушился и будя. И чтобы никому ни слова. Понял?
Егор молча кивнул.
– Ну и ладно. А ремеслу сам буду тебя учить. Айда!
Он привел Егора в кузню, где на верстаке лежали поврежденные винтовочные стволы.
– Вот, поначалу будешь учиться выправлять стволы. Сумеешь?
– Попытаю, думаю, что смогу.
Егор взял лежавший на верстаке молоток и, положив ствол на наковальню, замахнулся.
– Э, погоди, – остановил мастер, – этак ты их не выправишь, а изуродуешь… А вот поди-ка сюда. Положи вот этот дубовый чурачок на бабку. Так, ладно. Хорошо… Вот у тебя и наковальня. Понял?
Порывшись в ящике, мастер достал деревянный молоток.
– Чуешь? Клади-ка теперь ствол на чурак. Хорошо! А теперь гляди.
И, поворачивая левой рукой ствол, мастер стал осторожно ударять по нему деревянным молотком.
Потом поднял ствол в вытянутых руках, посмотрел на свет:
– Так, ладно… давай-ка вот еще здесь, у мушки, разок-другой ударим…
Когда ствол был выправлен, мастер дал его осмотреть Егору:
– Ну, понимаешь, что к чему, садовая голова?
– Понимаю!
– То-то! А то ишь, чуть не убил Никанора-то. И меня бы мог под острог подвести. Довольно и так немцы бьют нашего брата. Надо друг друга жалеть, а не убивать.
– Да я разве, если бы не он…
– Ну-ну, ладно, будет об этом. Дело-то уразумел ли?
– А чего тут… работать смогу.
– Только дадут ли работать-то?
– А что?
– Да вон вчера соседнюю дивизию немцы начисто расколошматили. Наши еле прорыв заткнули. Народу полегло видимо-невидимо. А что завтра будет – бог весть…
11
В последующие дни на фронте опять установилось затишье. И хотя чувствовалось, что эта тишина ненадежна (по ночам с той и с другой стороны слышались передвижения), в тылах, даже самых ближайших, жили спокойно. Мастеровые из ремонтной команды вставали по трубе, завтракали и шли на работу.