Русские сказки в обработке писателей
Шрифт:
— Я сказала — достоинства, а не весь боекомплект. Раз грудь есть, ее надо показать.
— Каким образом? Если я буду всем демонстрировать этот, извините за выражение, фрагмент, то меня в психушку заберут.
— Надень кофту с большим вырезом!
— С большим вырезом меня мама не выпустит!
— А с маленьким вырезом ты всю жизнь просидишь со своей мамой! Вдвоем! — бесилась Наташка. — Бесхарактерная ты! В двадцать лет уже можно иметь свое мнение!
— У меня есть мнение, но это ничего не меняет. Если ты сможешь переспорить мою маму, то флаг тебе в руки!
Со дня
— Вот зараза! — с любовью говорила Наташа, глядя на дочь, — Вылитый папашка, ни дна ему ни покрышки!
— Зато я умная в тебя, — бдительно купировала разговоры о Федоре девочка. Она стеснялась, когда мама начинала при посторонних людях замысловато ругаться на бывшего супруга.
Он так и остался самой больной темой в Наташкиной судьбе. Галя подозревала, что, несмотря ни на что, подруга продолжает любить своего любвеобильного и частенько выпивающего Федьку, а потому рану старалась не бередить. Тем более что у нее самой ничего не сложилось.
Светлана Николаевна свято верила, что при таком подходе к жизни и не сложится.
— Вот Наташенька — молодец! Золото, а не девка! Она-то никогда одна не останется, даже если замуж не выйдет. И работа хорошая, и за собой следит. Не то что ты! Умеет человек устроиться! Она прямо не отходя от прилавка мужика найти может. А вот кого ты в своей школе найдешь — это большой вопрос!
— Мама, может, мне тоже пойти торговать на рынок? — парировала Галя скорее по привычке, нежели пытаясь что-то доказать.
У мамы всегда находилось свое непоколебимое мнение по любому вопросу, и переубеждать ее — занятие, мягко говоря, бессмысленное. Тем более что вставить в мамины монологи хоть словечко не смог бы даже Сократ. Полезнее для нервных клеток было бы промолчать, но Галя считала своим долгом хоть как-то заявить миру о наличии собственного мнения. Это немного прибавляло уверенности и позволяло чувствовать себя менее ущербной.
С годами из неуклюжей толстушки Галина превратилась в умеренно полную женщину с приятным мягким лицом, которое немного портили очки. И характер у нее сложился под стать внешности: мягкий, покорный и какой-то податливый. Галя не умела спорить, хотя и бурлила иногда внутри, как перегревшийся паровой котел.
— Ты тряпка, — раздражалась иногда Наташка. — Нельзя позволять собой помыкать. Не удивлюсь, если даже дети тобой командуют. На тебе же каждый норовит потоптаться, причем во всех смыслах! А ты и рада. Тоже мне, груша боксерская!
— Я не рада, — оправдывалась Галя. — Я нервы берегу. Все равно у каждого своя точка зрения, на которой человек стоит, и доказывать друг другу что-либо нет смысла. Люди не слышат окружающих и отстаивают лишь свою позицию.
— У половой тряпки тоже со всеми нормальные отношения: на швабру намотали — хорошо, ноги вытерли — тоже неплохо! Тебя такая позиция устраивает?
— Ты утрируешь!
— Да нет же, смягчаю! А могу объяснить вполне доступным русским языком! Хочешь?
— Нет, — торопливо постаралась нейтрализовать ее благие намерения Галочка. Доступный русский язык в исполнении подруги был ужасен.
Галя действительно отличалась добротой и, возможно, чрезмерным терпением. Дети в школе ее обожали, хотя, конечно, это не мешало им садиться любимой учительнице на голову. Но Галочка любила их как родных. Своих она завести не успела. И это становилось еще одним поводом для бесед с мамой, которая вдруг смертельно возжелала внуков. Светлана Николаевна драматически заламывала руки и вещала о загубленной жизни.
— Ничегошеньки я после себя не оставила! — обращалась она к заоконному пространству. Ну просто воплощение мировой скорби!
— А я? — тихо вклинивалась в напряженный монолог Галя.
— Я имею в виду — хорошего, — спокойно поясняла мама, после чего вновь входила в любимый образ и продолжала сотрясать воздух стенаниями об одинокой старости.
С возрастом и без того далеко не сахарный характер Светланы Николаевны вконец испортился, и она получала какое-то тайное удовольствие от ежедневных скандалов с дочерью. Галя уже привыкла к театральным постановкам, происходящим в их маленькой квартирке, поэтому не принимала всерьез мамины роли, хотя некоторые реплики очень больно ранили ее дочерние чувства. Заливая слезами подушку, Галя душила горькие рыдания, рвущиеся наружу, чтобы не дать маме еще одну тему для обсуждения.
Подруга дочери, Наташа, внезапно стала для Светланы Николаевны путеводной звездой. Если бы не доброта Галины, она могла бы возненавидеть бывшую одноклассницу, круглосуточно приводимую в пример мамой. А ведь когда-то она называла подругу дочери шалавой и, многозначительно воздевая палец к потолку, наставляла дочь: «Никогда не делай, как Наташа, — кончишь под забором!»
В те времена Галочке было совершенно непонятно, почему красавица Наташка должна всенепременно «кончить под забором». Теперь ситуация прояснилась, но мамины прогнозы не оправдались. Зато произошла переоценка ценностей. И на сегодняшний день формулировка звучала так: «Вот если бы ты слушалась тогда Наташеньку, то сейчас не сидела бы у меня на голове старой девой и не плакалась о бесцельно прожитой жизни».
На самом деле Галя поплакалась маме только однажды, о чем теперь страшно жалела. Помощи она никакой не получила, зато Светлана Николаевна сделала массу неправильных выводов. А что не поняла, то додумала. И теперь мамины выступления день ото дня обрастали новыми объяснениями Галочкиных неудач.
— Кстати, к нам в эти выходные придет Тата с племянником, — Светлана Николаевна резко сменила тему очередного разговора «о наболевшем».