Русские снега
Шрифт:
— Каким офицерам? — опешили Ваня с Марусей.
— Которые у нас были, двое, — заторопился Никишка. — Грелись возле печи. Сабли — во! И звездочки на пятках.
Гости переглянулись.
— Куда они делись? — спросил Ваня.
— Сели на коней и ускакали.
— Вы видели коней?
— Да, в окно. И слышно было… кавалеристы, — вперебой докладывали братья.
— Мне тоже показалось, что у крыльца конские следы, тихо сказал Ваня. — Но я подумал…
Что он подумал, не договорил, вышел. Вернувшись, доложил матери:
— Следы есть, но
— Посмотри, что я у них нашла, — тихонько сказала Маруся и протянула ему на ладони четыре винтовочных патрона. Он взял их, так же тихо спросил:
— Откуда?
— Отобрала… — она кивнула в сторону ребятишек. — Никита заколачивал вот этот, как гвоздь, в половицу, молотком по шляпке.
— М-да… Где они взяли этот товар? Насколько я могу судить, это настоящие боевые патроны.
— Наверно, гости подарили.
— Офицеры? Они что, туго соображают?
— Небось, ухарцы у них стибрили. И не только эти.
Разговор между ними произошел быстро, ребятишки не слышали.
— Мужики! — бодро сказал Ваня. — Есть интересная игра, но вот этих штучек надо еще пять. Понимаете? Тогда состоится увлекательная партия.
Патроны лежали у него на ладони, новенькие, сияющие, будто золотые — они притягивали взгляд. «Мужики» молчали.
— Еще пять штук! — стал уговаривать Ваня. — Иначе не получится. Давайте, выкладывайте, и сыграем. Ну? Илья! Никита!
Они переглянулись и сказали чуть не в один голос:
— У нас больше нет.
Смотрели при этом честными глазами, просто невозможно было им не верить.
— Ну, хоть две штучки, а? Будет много грохоту, дыма и огня. Потом играйте уж без нас. Ну!
Они дружно помотали головами: нету, мол.
— Алешка, а у тебя?
Алешка замотал головенкой сильней всех.
— Жалко… Ну, на нет и суда нет, — решил Ваня, пряча патроны себе в карман…
4.
Дымоход над трубой Шурыгиных пробивали вдвоем: Ваня и мать. Когда выбрались наверх, на волю, замерли, пораженные.
Прямо над ними было чистое небо, настолько густо усыпанное звездами, что это озадачивало. Тишина стояла оглушительная! — только потрескивало что-то благозвучно то ли в ушах, то ли в окружающем морозном воздухе. Вокруг простиралась равнина — белый снег уходил в темень, обретая едва заметный голубоватый оттенок. Казалось, равнина имела совершенно круглую форму, как грампластинка, и они, двое, совместно являли собой что-то вроде того штырька, что в центре ее.
— Красиво как… — сказала Маруся, вздрагивая и голосом, и всем телом.
— Ты озябла, мам?
— Нет… Это я от страха. Никогда не видела такого неба. Тебе не страшно, Вань?
— Вот если бы Полярная звезда съехала к горизонту, я испугался бы. Но она, слава Богу, на месте.
Они стояли рядом, только головы да плечи наружу; даже дыхание затаивали — так тихо было.
— Я не узнаю этого неба, — растерянно говорила Маруся. Ведь ни одного знакомого созвездия! Слишком много звезд, а некоторые очень уж крупны.
Над самым горизонтом бесшумно
Звезды исчезали, заслоняемые этим летящим объектом, а на его боку светились оранжевые огни, расположенные в линию; короткий луч щупал землю внизу — так плывущая утка выискивает на дне водоема корм.
Все отчетливей становились обтекаемые очертания небесного корабля, и словно бы сияние запечатлелось над ним… в форме угловатых парусов на трех высоких мачтах!
Несколько мгновений спустя, с необыкновенной отчетливостью Сорокоумовы увидели, как отделилось от него нечто белое и круглое, с просвечивающим внутри голубоватым шаром наподобие желтка в курином яйце: то есть середина, где полагалось быть желтку, была наполнена голубоватым светом. Оно стало плавно спускаться, пересекло линию горизонта, взрывая снег, на расстоянии этак в километре или даже менее… на фоне снега очертания его вырисовывались уже не так резко, хотя и вполне отчетливо. В голубоватой сердцевине можно было различить несколько человеческих фигурок… да, именно человеческих, — отчетливо видны были головы, руки, ноги…
«Яйцо» вошло в соприкосновение с поверхностью снега на расстоянии этак километра от деревни Лучкино и скрылось, утонуло. Тотчас же еще одно «яичко» отделилось, но не стало спускаться вниз, как первое, а заскользило наискось, приостановилось и двинулось дальше, после чего скрылось.
Ваня с Марусей проследили за его полетом, а когда оглянулись, большого корабля уже не было: то ли улетел, то ли растворился, растаял.
— Почему ты молчишь, Вань? — спросила потрясенная Маруся. — У меня ум за разум… Что это такое?
Он пожал плечами.
— Но ты же видел! Скажи хоть что-нибудь.
— Дело ясное: прилетел неопознанный летающий объект… с него сошли мужички в лаптях или босиком…
— Какие мужички?
— А вот те, что мы встретили давеча.
— Откуда же они взялись?
— Спроси что-нибудь полегче. Вот и белые офицеры тоже… может и они оттуда.
— Неужто в самом деле прилетели? Что ты такое говоришь, Ваня!
Маруся даже возмутилась, то ли на сына сердясь, то ли на «мужиков» да «белых офицеров».
— Не напрягайся, — посоветовал сын, — а то крыша поедет. Относись как к делу обычному. Подумаешь, корабль в небе! Подумаешь, инопланетяне в лаптях! Пусть гуляют… Завтра, глядишь, кваском нас угостят. Абсурд, конечно, но уж такова наша жизнь: все перевернуто с ног на голову.
Он хотел рассказать матери, как угодил давеча в чужую баню, но решил пока не делать этого.
5.
По пути домой неясная догадка или призрачное воспоминание мучило его: он видел, видел ранее этот плывущий по небу парусный дирижабль… и то, как от него медленно и плавно отделилось нечто меньшее по размеру, с размытыми очертаниями, похожее на яичко с мерцающим «желтком».