Русские современники Возрождения
Шрифт:
В лето 6934. Мор был велик во Пскове и в Новгороде Великом, и в Торжку, и в Тфери, на Волоце, и в Дмитрове, и на Москве и во всех градех русских и сёлех.
В лето 6935. Мор был велик во градех русских.
В лето 6936. Княвь великий Витофт со многими силами приходил на Великий Новгород».
Принципы построения летописного рассказа отличают его от памятников исторического повествования, написанных по византийскому образцу — хроник и хронографов, где употреблялись иные, гораздо более обширные единицы изложения — обычно царствования тех или иных императоров. Б летописи рассказ строится по годам,
Летописи представляют собою обширные сборники исторического повествования за век или несколько веков — своды; исключение составляют разве что некоторые краткие летописчики или летописцы нового типа, начавшие появляться лишь с XVI века. Почти все известные нам летописи (включая древнюю «Повесть временных лет» начала XII в.) уже опирались на более ранние своды, соединяя их тексты и дополняя новым материалом. За сохранившимися летописными сводами стоят их источники — не дошедшие до нас своды, протографы доступных нам летописных текстов.
Были ли летописцы «апологетами» князей? Иногда бывали, а иногда нет. Древнейшие летописные своды середины и конца XI века (судя по тексту, сохранившемуся в Новгородской I и в «Повести временных лет») обнаруживали резко критическое отношение к киевскому князю Святополку Изяславичу; составители самой «Повести временных лет» начала XII в. сумели найти общий язык со Святополком, а потом и с его двоюродным братом и преемником Владимиром Мономахом. Но все эти летописи были сводами Печерского монастыря и, следовательно, менял свою позицию в данном случае по отдельный летописец, а монастырь в целом. И уже этот факт свидетельствовал о том, что древнейшие летописи не обязательно исходили из «княжеской канцелярии», а могли создаваться и в других местах.
Летописи на Руси и в последующие века далеко не всегда были княжескими; они велись, например, в Новгороде и в Пскове, где власть князя бывала временной и формальной. Колоссальный объем и широкий временной охват, свойственный большинству сводов, делал для частных лиц невозможным составление их в сколько-нибудь полном виде; однако использовать предшествующий свод и создать на его основе свою, индивидуально обработанную (обычно в последней части) версию его мог отдельный книгописец — то в монастыре, то при дворе какого-либо иерарха — митрополита или епископа.
В середине XV века в России был составлен обширный летописный свод, занявший в истории русского летописания важнейшее, едва ли не центральное место, по не получивший у исследователей сколько-нибудь прочного определения. Его называют то «сводом 1448 года», то «Новгородско-Софийским сводом 30-х годов», то еще как-нибудь. Текст «свода 1448 г.» (примем это обозначение условно) дошел до нас в летописях XV века, именуемых в пауке Софийской I и Новгородской IV — до конца первой четверти XV века они в основном совпадают. Почти не существует летописей, начиная со второй половины XV века и включая XVI век, в основе которых по лежал бы упомянутый свод.
По широте влияния на последующее летописание этот свод едва ли уступает «Повести временных лет», с которой начинается огромное большинство русских летописей. Но если имя вероятного составителя «Повести временных лет» — Нестора — достаточно известно, то личность «Нестора XV века», создателя «свода 1448 г.», остается загадочной. Где составлен был этот свод? Несмотря на многочисленность его новгородских известий, «свод 1448 г.» имеет общерусский характер; описывая конфликты новгородцев
Но какова была судьба самой митрополии в эти годы? В 1430 г. умер митрополит Фотий, и именно после его смерти борьба за великокняжеский престол приняла наиболее острые формы. В 1434 г. митрополитом всея Руси стал, с благословения константинопольского патриарха, смоленский епископ Герасим, но он, как пояснил псковский летописец, «на Москву не поеха, заве (потому что) князи руския воюются и секутся о княжении великом». Оставаясь в Смоленске, Герасим руководил оттуда общерусскими церковными делами — в 1434 г. к нему ездил благословляться новгородский архиепископ Евфимий II. Пребывание Герасима на митрополичьем престоле было недолгим — в 1435 г. его заподозрил в измене и сжег литовский великий князь.
В 1437 г. патриарх назначил русским митрополитом грека Исидора, игумена одного из Константинопольских монастырей. Византия переживала в то время трагический момент своей истории: к стенам Константинополя, оставшегося последним клочком земли некогда могущественной империи, подступали турки, готовые завоевать город; спасти его могла только помощь западных христиан — католиков. Исидор стал одним из активнейших сторонников унии (объединения) с католиками, но на Руси унию не признали. В связи с этим летописи обычно избегают упоминать о его митрополичьей деятельности. Однако из отдельных сообщений известно все же, что с весны до осени 1437 г. Исидор выполнял свои святительские обязанности в Москве, а затем полгода провел в Новгороде и Пскове. После поездки в Италию и подписания унии Исидор в 1441 г. снова приехал на Русь и продолжал считаться митрополитом, даже скреплял договоры между князьями. Но потом он все же вынужден был уехать, и митрополия вновь стала вакантной.
О следующем митрополите — бывшем рязанском владыке Ионе мы уже кое-что знаем: в 1446 г. он помог Шемяке захватить детей Василия Темного — будущего Ивана III с братом — и был за это поставлен на митрополию. Василий Темный простил Ионе его службу Шемяке. А. А. Зимин справедливо объяснил это довольно неожиданное решение великого князя тем, что «сильные мира сего любят сторонников с сомнительной репутацией: те всегда стараются быть преданными»{23}.Но шемякиного митрополита не признали остальные князья; для них он оставался только рязанским епископом, и ему предстояло еще добиваться митрополичьего престола.
Однако если митрополичий престол в 1430–1448 гг. не раз оставался пустым, то митрополия, как учреждение — старцы, казначеи, печатники, дьяки, — вся канцелярия митрополита — продолжала действовать все эти годы. Где же мог находиться двор митрополита в то время, когда святительский престол занимал смоленский владыка Герасим, а затем Исидор, пребывавший по нескольку месяцев в Москве, Новгороде и Пскове? Видимо, двор был «в пути», перемещался вместе с митрополитами; в паиболео острые моменты феодальной войны оп мог находиться скорое в Новгороде, чем в Москве. И это обстоятельство должно было сказаться на «своде 1448 г.»: в отличие от более ранней Троицкой летописи он широко привлекал материалы внемосковского, особенно новгородского, летописания.