Русские – успешный народ. Как прирастала русская земля
Шрифт:
В 1658 г., после досмотра служилого Никиты Гладкова, выявившего «худые и полые и горелые места, и редкую засеку» между Тиинском и Малым Черемшаном, на уязвимом месте был поставлен Биларский острог. Сюда перевели 100 стрельцов с семействами. Судя по их прозвищам «Нижегородец», «Самарянин», «Ветчанин», были они опять-таки набраны из свободных охочих людей, сходившихся на камский фронтир отовсюду. [296]
«Без легкости передвижения, коренящейся в характере русского человека, мы вряд ли встретились бы с такими сравнительно скорым заселением здешнего
296
Перетяткович.Поволжье в XVII в. С. 168, 169.
Правительство решало одновременно два вопроса: как в огромной стране, с опаснейшими границами и протяженнейшим фронтиром, обеспечить материальную базу для войска (отсюда прикрепление владельческих крестьян, оформленное Соборным Уложением 1649 г.) и как обеспечить заселение окраин служилым и крестьянским людом (отсюда наличие открытых каналов для перемещений населения на окраины)…
В начале 1660-х гг. в Симбирском уезде служилые люди стали самостоятельно отыскивать себе свободную землю.
Отводу земель была посвящена 40 статья 16 главы Уложения: «Украинных городов детем боярским, которые бьют челом государю в поместье на порозжия земли в дикое поле, давати из порозжих земель из диких поль».
После того как служилому приглянулась та или иная земелька, он просил местного воеводу назначить человека для ее отвода. Назначенный воеводою «откащик» отправлялся «на порозжую землю на дикое поле». Брал он «с собою тутошних и сторонних людей сколько пригоже», расспрашивал их о найденной челобитчиком земле. Если те показывали, «что эта земля ни в поместье, ни в оброк никому не отдана и от засечных крепостей в дальних местах», то она отводилась челобитчику.
Заметим, что в процедуре не участвовал ни один чиновник.
Также и крестьяне с 1660-х гг. занимали «за валом на Крымской стороне», то есть ниже Симбирска, Арбугинскую землю — здесь ранее находились лишь рыбные ловли Покровского Нижнететюшского монастыря. Крестьянские слободы были защищены Арбугинской чертой и приписаны к дворцовому ведомству; сенные же покосы находились на левой, более опасной стороне Волги. Рента у крестьян дворцовых слобод на Арбугинских полях была натуральной и не очень обременительной — пахать десятинную государственную пашню.
Большая группа захребетников из левобережного Белоярского города перешла на правую сторону Волги, на речку Сенгилейку. И по их челобитью правительство отвело им в 1666 г. «земли и сенные покосы против Белаго Яру на нагорной стороне по речке Сенгилейке с вершины и до Волги реки», где они получили статус станичных казаков.
На следующий год, учитывая угрозу набегов, симбирский воевода Дашков «перевел их с той земли жить для крепости от башкирского разоренья к Волге реке на городище, промеж Тушны и Сенгилейки». [297]
297
Перетяткович.Поволжье в XVII в. С. 191.
Последняя
Весьма глубокие следы на средней и нижней Волге оставила разинщина. Марксистские и либеральные историки трактовали ее как движение угнетенного крестьянства Поволжья против крепостничества и самодержавия. Однако движущими силами бунта были вовсе не поволжские крестьяне.
«Учала им (казакам) на Дону быть скудость большая — на Черное море проходить им не мочно, учинены от Турских людей крепости,и они… пошли на Волгу, и с Волги на море без ведома войскового атамана Корнила Яковлева… да к ним же приставали на Волге и на Яике из Астрахани и из иных городов всякие вольные люди».
Действительно, в это время турки перекрыли выходы с Дона в море, становилось все больше крепостей, которые следили за порядком на Волге. Это обстоятельство касалось не только ногаев и калмыков, но и русских разбойников, ходящих в походы «для зипуна». [298]
Исследователи не видят в это время абсолютного обнищания крестьянства поволжского региона. Напротив, описи имущества показывают у него определенную степень достатка. Так, в дворцовой Теньковской волости, в Свияжском уезде, в среднем у крестьян по 2 коровы и по 2 лошади, по 5 и более овец и по нескольку свиней.
298
Там же. С. 192.
У дворцовых крестьян Царевококшайского уезда число скотины не уступает теньковским.
В Кукарской слободе, чьи земли не отличались плодородием, крупного рогатого скота в среднем хозяйстве было поменее: 2 коровы с лошадью или 2 лошади с коровой, зато имелось несколько десятков овец.
Барщина у владельческих крестьян выросла действительно до 0,69 десятины на душу (1660-е гг.). Однако барщинная повинность еще страшно далека от своих исторических максимумов.
Скорее всего, корни мятежа находились за пределами региона.
Последние десятилетия XVII в. — самые холодные в письменной истории России. Снижение урожаев сильнее всего затронуло северные районы страны. Там по оскудевшим хозяйствам больнее всего ударял рост податей, связанный с затяжными войнами, и переход на подворное обложение, не учитывающее имущественное расслоение.
Но, в отличие от европейских собратьев, русский мужик всегда знал, что страна его огромна. Крестьяне, в том числе владельческие, уходили из регионов, где падали урожаи, на юг и юго-восток.
Насколько служилые люди центра были заинтересованы в прикреплении крестьян, настолько служилые люди окраин — в приеме беглых.
В Саранском уезде, на Симбирской черте, в 1660-х гг. сыщики сообщали, что «саранские помещики и вотчинники и всяких чинов люди многих беглых людей у себя укрывают и таят».
Беглые, безусловно, способствовали разжиганию разинского бунта — избавляясь таким образом от появления сыщиков.
В распространении бунта сыграла роль и шаткость стрельцов. Стрельцы не сильно отличались от казаков по своему происхождению, вербовались из гулящих людей, «которые ни в каких службах не бывали и в тяглах ни за кем не бывали», что по тем временам нередко означало разбойное прошлое.