Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIVвв.). Курс лекций
Шрифт:
По определению А. А. Гогешвили,
«...во всей древнерусской литературе, духовной и светской, неискушенному читателю прежде всего бросаются в глаза не жанровые различия, не черты пресловутого…исторического монументализма или…монументального историзма, а все то же качество центонности, компилятивности, сборности…Слово Даниила Заточника может служить классическим хрестоматийным примером применения центонного метода в творчестве древнерусских авторов. Фрагменты, цитаты и парафразы из Псалтири, Притчей Соломоновых, Деяний и Посланий Апостольских соседствуют с грубоватой житейской мудростью, с поговорками и присловьями явно скоморошеского репертуара. Подчас эти элементы даже не связаны сколько-нибудь различимой логикой повествования, каким-то подобием сюжета, напоминая разнокалиберные бусины, нанизанные на нить желания автора снова оказаться в милости у своего князя. Однако этого нельзя сказать в отношении формы и
И далее:
«...Поразительно это канонизированное мышление средневекового человека, даже конкретную, во многом специфическую ситуацию сводящего к библейскому прецеденту, описывающего…злобу дня в библейских оборотах, фразах и образах. Вот куда, а не к…феодальной действительности, восходит…этикетность стиля древнерусской письменности» [20] .
Другими словами, теория центона переносит акцент с формы на исходное содержание цитат, утраченный, но подразумеваемый контекст, из которого они вырваны. Новое же произведение, состоящее из центонов, больше напоминает не мозаику (как пишет С. С. Аверинцев и с которой Д. С. Лихачев сравнивает, скажем, летопись), а коллаж. Каждая составляющая его продолжает невидимо пребывать в прежнем знакомом читателю и узнаваемом им тексте и, одновременно, включается в новые семантические связи, образуя принципиально новый текст. Естественно, это не исключает присутствия в источнике того, что называется литературным этикетом. Но и он, как представляется, начинает выполнять еще одну указательную функцию. Помимо идеального обозначения того, к какому классу явлений общественной жизни относится описываемое явление (вспомним Д. С. Лихачева: этикет становится формой и существом идеализации), он еще и отсылает к текстам, в которых описывается существо и сущность происходящего. Этикетная формула становится знаком дорожного движения, помогая читателю ориентироваться не только в данном тексте, но и в том текстовом поле, которое его породило, окружает и, в значительной степени, раскрывает.
20
ГогешвилиА.А. Три источника Слова о полку Игореве: Исследование. М., 1999.
Таким образом, произведение, основанное на центонном принципе, помимо буквального имеет несколько скрытых смысловых уровней, каждый из которых может быть восстановлен посредством текстологического анализа. При этом особое значение приобретает выявление цитат, формирующих текст, выяснение их происхождения и исходного контекста. Принципиально важным представляется то, что такая реконструкция смыслов произведения собственно, его понимание верифицируема. Этим она существенно отличается от постмодернистских интерпретаций интерпретаций, ничем не ограниченных и подчиненных чаще всего не столько логике самого анализируемого произведения, сколько потребностям концепции, которую исповедует интерпретатор.
Есть и еще одна очень важная особенность данного курса лекций. Некоторые из моих критиков совершенно справедливо обращали внимание на то, что при антропологической заявке в предшествующем курсе практически отсутствовали персоналии. К сожалению, это вполне естественно. Вплоть до XII в. мы практически не располагаем необходимой информацией даже, так сказать, о первых лицах нашей истории. Конечно, можно было бы остановиться на восприятии летописцами и нашими современниками ярких и достаточно часто вспоминаемых нами Владимира Святославича или, скажем, Владимира Мономаха. Однако я не счел для того времени это необходимым и возможным. Теперь же, приступая к новому периоду истории Руси, полагаю, появляется необходимость в некоторых случаях
Говоря о процессах, которые оказались решающими для судеб целых регионов и народов, в традиционных учебных курсах истории как-то не принято останавливаться на одной отдельно взятой личности, ставить ее в центр изложения. Правда, это замечание больше относится как раз к рассматриваемому нами периоду. Когда же речь заходит о Новом или новейшем времени, историки, напротив, весьма склонны поговорить именно о личностях: Петре I, Наполеоне, Ленине, Сталине, Гитлере, etc. и их роли в истории. Исключения для более раннего времени весьма редки скажем, Иван Грозный, которому авторы большинства учебников и учебных пособий склонны выделять отдельные параграфы или даже главы (иногда и не одну).
Тем не менее, в истории нашей страны XII–XIV вв. есть ряд общественных деятелей, которые, несомненно, являются знаковыми фигурами. Для наших современников это, прежде всего, Александр Невский. Во время социологического опроса в 1994 г. его единственного из персонажей отечественной истории до XVI в.! причислили к самым выдающимся людям всех времен и народов 8 % опрошенных соотечественников, родившихся во второй половине 60-х гг. уходящего века. Он занял в этом почетном перечне 19-е место сразу после А. И. Солженицына и непосредственно перед Л. И. Брежневым. (Любопытно отметить, что всего за пять лет до этого в подобный список никто из исторических лиц, действовавших на исторической арене Руси до XVIII в., вообще не попал.) Со значительным отрывом от него следовали в первой сотне имен Иван Грозный (5 %, 30-е место) и Дмитрий Донской (2 %, 60-е место) [21] .
21
См.: ЛевинсонА.Г. Массовые представления об исторических личностях //Одиссей: Человек в истории. 1996: Ремесло историка на исходе XX в. М., 1996. С. 262.
Такие результаты вполне предсказуемы, поскольку в школьном курсе истории именно эти персонажи относятся к числу самых упоминаемых. Естественно, при современном обилии всевозможных по качеству и объему школьных учебников учет подобных количеств дело чрезвычайно трудоемкое. Поэтому сошлемся на результаты последнего (и, боюсь, первого) именного контент-анализа, проведенного в самом конце советской эпохи Валерием Храповым:
Психологи утверждают, что прочное запоминание обеспечивается как минимум двадцатикратным повторением того или иного образа, понятия в различных сочетаниях. Примем число упоминаний свыше 20 за критерий отбора основных персонажей нашей истории и мы поймем, кого вольно или невольно дают учебники в герои нашим детям. Вот кто упомянут в сумме по пяти учебникам свыше двадцати раз (в скобках последовательно перечислено количество упоминаний в учебниках для четвертого, седьмого, восьмого, девятого и десятого классов):
1. Ленин В. И. 844 (161 + 10+105+540+28) 185 (35+143+5+1 + 1)
2. Петр I 185 (35+143+5+1+1)
3. Суворов А. В. 93 (22+61+8+0+2)
4. Наполеон Бонапарт 68 (0+0+68+0+0)
5. Герцен А. И. 68 (0+0+68+0+0)
6. Пугачев Е. И. 65 (15+47+2+0+1)
7. Кутузов М. И. 58 (10+2+45+0+1)
8. Ломоносов М. В. 49 (20+26+0+0+3)
9. Белинский В. Г. 46 (0+0+46+0+0)
10. Горький А. М. 46 (0+0+1+23+22)
11. Пушкин А. С. 45 (8+8+24+1+4)
12. Чернышевский Н. Г. 45 (0+0+45+0+0)
13. Разин С. Т. 41 (7+32+2+0+0)
14. Радищев А. Н. 41 (0+38+3+0+0)
15. Хмельницкий Б. 50 (15+34+0+0+1)
16. Екатерина II 34 (2+31+ 1+0+0)
17. Карл XII (Швеция) 34 (9+25+0+0+0)
18. Адмирал Колчак 36 (10+0+0+23)
19. Николай I 33 (2+0+31 +0+0)
20. Иван Грозный 31 (1+28+1+0+1)
21. Сталин И. В. 31 (3+0+0+10+18)
22. Маркс К. 29 (4+5+17+2+1)
23. Князь Владимир Красное Солнышко 29 (2+27+0+0+0)
24. Дмитрий Донской 29 (14+ 15+0+0+0)
25. Генерал Деникин 29 (10+0+0+ 19+0)
26. Фрунзе М. В. 28 (12+0+0+ 15+ 1)
27. Александр Невский 26 (12+ 11+0+ 1+2)
28. Ушаков Ф. Ф. 26 (1 +25+0+0+0)
29. Алексеев Петр 25 (22+0+ 3+0+0)
30. Энгельс Ф. 23 (3+3+14+2+1)
31. Шевченко Т. Г. 22 (0+0+18+1+3)
32. Князь Святослав 22 (2+20+0+0+0)
33. Иван III 21 (4+ 17+0+0+0)
Итого: на тридцать три имени и фамилии 2249 упоминаний из всех упоминаний по пяти учебникам [22] .
22
Храпов В. Кого дают в герои нашим детям//3нание сила. 1990. 3. С. 62.