Русский диверсант
Шрифт:
— Немцев тоже уводить с собой.
Танкист догнал Воронцова, переспросил.
— Я же сказал: с собой.
— Зачем они нам, Курсант? Лишняя обуза. Штыками их, по-тихому, и все дела…
— Прекратить разговоры! Если кто посмеет пальцем тронуть хоть одного пленного, расстреляю как не выполнившего приказ в боевой обстановке. Выполнять!
Немцев погнали следом за телегами. Они, мгновенно протрезвев, быстро бежали вместе со всеми. Только спавший на первой телеге все еще безмятежно лежал на мешках
— Полевкина обул? — спросил Воронцов Нелюбина и кивнул на разутого немца.
— Обул.
— А френч кто взял?
— Не знаю.
— Вам только волю дай. — И, повернувшись к обозу, крикнул: — Раздевать немцев запрещаю! Они — пленные! К пленным относиться с достоинством! Вы — бойцы Красной Армии! Не забывайте об этом!
И тут среди бойцов поднялся галдеж. Каждый из них уже присмотрел для себя обнову. Лишение трофея восприняли как несправедливость, вытерпеть которую было нельзя.
— Да придушить их тут, чтобы и патронов не тратить! — закричали в колонне.
— Таскай их еще с собой по лесу…
И тотчас по колонне вспыхнуло разом — будто к огню поднесли облитые бензином факелы, и они, охваченные единым пламенем, разгорались с каждым мгновением все сильнее и сильнее:
— Братцы! А правда, чего мы их ведем?
— Может, ты, Курсант, и кормить их прикажешь?
— Да какой он нам командир? Мы его и не знаем!
— Дави, братва, фрицев!
— Разбирай продукты! А то, похоже, командир нас и кормить не собирается!
Колонна остановилась. Немцы, сбившись в кучу, стояли возле повозок. Они затравленно смотрели по сторонам. Один из них что-то сказал, и они тотчас начали быстро раздеваться. Одежду и сапоги кидали под ноги. Одежда тут же с ожесточением расхватывалась.
Нелюбин толкнул Воронцова, шепнул:
— Надо что-то делать.
— Петров, — окликнул Воронцов танкиста, — отведи-ка своих. Вон туда, к березе, разверни шеренгой и возьми на изготовку.
— Но, командир…
— Я тебе приказываю.
Танкисты, Григорьев и стрелок Калюжный тут же выстроились на полянке и вскинули винтовки.
— Товарищи бойцы! — крикнул Воронцов. — Немедленно прекратить грабеж!
— Это не грабеж, командир. Видал бы ты, Курсант, как они нас обдирали.
— Чего ты их жалеешь? Провели бы тебя в колонне, по-другому бы заговорил.
— А я говорю — прекратить! Немедленно!
— Да пошел ты! — тут же отозвалась толпа злым, уверенным эхом.
— Ты нам не начальник! И не тебе нам правилку устраивать!
И тогда он, сделав полуоборот к шеренге танкистов, стоявших на изготовку, скомандовал:
— Отделение, заряжай!
Клацнули затворы. Толпа сразу
— А теперь слушай мою команду! — Воронцов стоял против них, не снимая с плеча винтовки. Он знал, что Нелюбин и Смирнов рядом и что они готовы открыть огонь при первой же попытке приблизиться к нему. — В одну шеренгу — стройсь!
Бойцы быстро построились.
— Все награбленное сложить перед собой! Все до последней спички! Повторять не буду. Не выполнившие приказ будут расстреляны как мародеры, запятнавшие честь Красной Армии в боевой обстановке. Даю минуту!
На землю полетели кйтели, пилотки, штаны, разные мелкие предметы. Труднее всего расставались с сапогами.
— У кого нет сапог, выйти из строя.
Вышли двое, артиллерист и пехотинец. Обутые в опорки, они переминались с ноги на ногу, посматривали на ворох одежды и обуви, сваленной перед строем.
— Подберите себе по ноге. Свое отдайте пленным.
Воронцов внимательно осмотрел шеренгу.
— Вы и вы, — указал он на двоих бойцов. У одного из них гимнастерка была разорвана на спине, не хватало одного рукава, на другом, кроме замызганной нательной рубахи, ничего и вовсе не было.
— Возьмите себе то, что подойдет. Остальное — вернуть, — приказал он одному из них. — А вы зашейте свою гимнастерку. Ее еще можно носить. При первой же возможности что-нибудь вам подберем.
Когда обутые и одетые снова заняли место в строю и немцы разобрали остатки своей одежды и обуви, Воронцов сказал:
— Если кто не желает идти с отрядом или сомневается во мне и своих непосредственных командирах, выйти из строя! Не бойтесь, мстить вам никто не будет. Я не позволю. Выйти и сложить оружие. И можете идти куда хотите. Хоть снова в плен.
— Нет, командир, кто в плен хотел, там остались, на дороге, — отозвался один из бойцов, который больше всех кричал во время бузы.
— Ваша фамилия? — Воронцов посмотрел на бойца. Ростом тот был не ниже, но постарше и пошире в плечах. На голове грязная повязка. Взгляд решительный, нагловатый. Такие хорошо держатся в бою.
— Рядовой Дюбин, — представился тот и сделал шаг вперед.
— Рядовой Дюбин, вы своей несознательностью только что поставили весь отряд под угрозу гибели. Другого такого случая быть не должно. И не будет. С этой минуты мы — боевое подразделение. Под ружьем я вас через фронт не поведу. Назад теперь тоже дороги нет. У кого есть возражения или заявления?
— Есть заявление! — поднял руку боец небольшого роста. Он где-то еще в лесу, до стычки на дороге, подобрал каску и теперь ходил в ней. Каска казалась большой и сидела на голове бойца как гриб. Под ремешком торчал острый подбородок.