Русский Дух
Шрифт:
Оло гордо расправил плечи и столь резко тряхнул головой, что с нее слетели кучки пепла. Юноша проорал голосом полным гнева:
– Ты не прав! Чагунеско зверь и маньяк. Я расскажу тебе, что было со мной. Происходило все это два года назад. В нашем селе партизаны останавливались редко, но все же я поддерживал с ними связь, а мой младший брат Пит, не смотря на свой малый возраст, умудрился поступить на летные курсы.
Пит кивнул.
– Он неплохой летчик и смело пошел на таран.
– Подтвердил Тигров.
Оло слегка поперхнувшись в горло, попало жженым деревом, продолжил:
– За последние три года в нашей деревне ни разу не пролилась кровь. Но они все же пришли, когда наступили легкие сумерки, деревню окружили карательные войска. Он выгнали всех, больше тысячи мирных жителей из хат, и ударами прикладов загнали в машины.
Оро показал пальцем на едва заметный шрам:
– Мне повезло, штык скользнул по ребрам. Затем нас бросили в железобетонный бункер, включили шланги и обильно полили холодной водой. Затем вывели на мороз, у многих женщин на руках были грудные дети и они умерли в результате истязаний. После нас загнали в бронированные герметически закупоренные вагоны.
В них было очень холодно и вместе с тем душно. От нехватки воздуха только в нашем вагоне погибло два десятка детей и примерно столько же стариков. Потом эти звери все же пустили немного воздуха, но нас стала доставить жажда. Конвоиры издевались над нами, а на просьбу попить, справляли в нас малую нужду. Когда, наконец, поезд остановился, и нас принялись выгружать, люди не выдержали и словно звери набросились на отливающий фиолетовым цветом снег. Конвоиры открыли огонь на поражение, спустили сокобр. Это были особые специально откормленные животные, ужасающие пасти легко перекусывали руки и ноги.
Нас сбили в кучу и погнали по снегу как гонят на бойню скот. Посему было видно, что тут и раньше проходили такие несчастные как мы. Вдоль дороги валялся мусор и закоченевшие сильно изуродованные трупы. Стоял сильный мороз, а многие люди, особенно дети, брели босиком. Да и на мне что лучше, чем совсем ничего, только легкие сандалии. Моя сестра не могла идти, и я взвалил ее на спину. От природы я очень сильный, титан для своего возраста, и поэтому мог идти даже с такой поклажей, но многие другие ребята выбивались из сил. Кто отставал того загрызали чудовищные сокобры. Один из моих друзей предложил свою помощь и мы, соорудив носилки, понесли вдвоем несчастную девушку. Некоторые из детей отморозили ноги и движимые состраданием я и Кито посадили их на носилки. Как нам было тяжело, но физическая нагрузка согревала. Выжав последние соки, пригнали нас к уничтоженной извергами дерене. Были видны глубокие воронки от вакуумных бомб, сожженные в пепел строения, все это было обнесено колючей проволокой. Стоящие по бокам вышки ощетинились пулеметами, особенно зловеще смотрелись шестиствольные огнеметы. Нас сбросили на снег, мы были голодны, негде сварить пищу. Люди корчились от холода, корчились, плакали. Наш дядя крепкий деревенский мужик схватился руками из проволоку и потребовал дать хлеба. В ответ по нему ударили огнеметом, вспыхнув восковым факелом, дядя упал в снег. Через полчаса он скончался. Наша сестра металась и стонала, иней покрыл ее ресницы, девушка умирала от холода. Возле сгоревшего хлева мы нашли кучу навоза, разгребли его голыми руками. На дне он был теплый, шел пар. Разослали одеяло, положили сестру и маленьких детишек сверху прикрыли дерюгой.
Затем нас снова погнали, путь напоминал схождение в преисподнюю. Мать не хотела отдать ребенка, тогда ее облили бензином, и подожги заживо, а ребенка бросили голодной сокобре. Затем я видел, как на женщину спустили специально натасканную пчело-ворону, она раздробила череп, затем выклевала глаз ребенку.
Таская носилки, мы в конец уморились. Чуть отстал и на тебя натравливаю сокобру. Несколько раз меня кусали за ноги, били палками и прикладом. Путь был услан сплошными трупами. Нас гнали через замершее болото, многие проваливались и тонули, потом шли мимо замершего водопада. Каратели забавлялись, сталкивая узников в низ. Сестра бредила, и сопровождавшие нас изверги сбросили ее с носилок и вместе с тремя детьми живьем закопали в снег. Сверху проехал средний
– Вам холодно так пойдите, согрейтесь.
Нас снова построили в поредевшую колонну, и повели на лютую смерть. Лагерь аннигиляции встретил нас высокими бетонными стенами и амбразурами дотов. Спали мы под открытым небом, замерзали и умирали, часто шел мокрый снег, вокруг нас громоздили штабеля неубранных трупов. Часто нас строили в шеренги и через колючую проволоку кидали хлеб. Кому удавалась схватить угощение, в того стреляли или живьем палили огнем. Иногда делали так, когда люди спали, ставили мину, а сверху клали еду. Стоит дотронуться следует взрыв, кому повезло, того убило сразу, иные еще долго живут и мучаются. В меня самого попало осколком, сломав три ребра, двое суток я висел между жизнью и смертью.
Оло показал глубокий шрам на боку. Ударили первые капли поначалу робкого и трепетного дождя. Владимир стер каплю с лба, подушки пальцев ощутили, что шрам от пореза осколком исчез и кожа лба снова стала гладенькой. Все же стэлзаны, что-то сделали для него хорошее, а у этого юноши-подростка, наверняка в сырую погоду мучительно ноет бок:
– Это ужасно, но потом тебя перевели в другой концлагерь?
– Спросил пораженный рассказом боец Тигров.
Оло неподдельно тяжело вздохнул:
– Да! Иначе я бы погиб, на моих глазах умерли почти все жители моего села, многие мои родственники, племянники, братья. Кто-то донес, что я связан с партизанами и с меня сорвали лохмотья и вылили четыре ведра холодной воды. Потом, видно беспокоясь, что я замерзну, подогрели паяльной лампой. Могли убить, но видимо решили, что я еще могу пригодиться живым. Тот лагерь смерти, откуда вы освободили меня - просто курорт по сравнению ледяным лагерем аннигиляции. Хотя бы из-за климата. Невероятно, но до чего мучительными могут быть морозы, а выпадающий раз в сто лет на равнины снег жгучим. Теперь ты понял, почему я их ненавижу?
Тигров кивнул, дождь постепенно усиливался, подул свежий ветер:
– Я доберусь до диктатора Чагунеско и выпотрошу ему кишки. Как жаль, что с нами нет Лихо Разорвирова. С ним было бы легче.
Оло вытянул шею:
– Лихо из ваших, суперлюдей?
Тигров горячо кивнул:
– Верно, он, кстати, обещал направиться в след за нами если мы чересчур задержимся.
Пит проверил прицел автомата:
– Как знать может этот наш друг уже в пути!
Лихо Разорвиров мини-солдат Пурпурного Созвездия, а на этой планете пусть и самозваный, но сын верховного бога с царским величием играл свою роль. В-первую очередь это выражалось наглостью и надменностью. Особенно активно маленький стэлзан доставал бывших придворных и немногих уцелевших в ходе бунта знатных рыцарей. Вар Драка по прозвищу "Нежная кобра" всячески поощряла агрессивные замашки Лихо.
– Если правитель хочет добиться уважения со стороны народа, то он должен быть жесток и беспощаден.
Лихо снисходительно похлопал "нежную кобру" по груди:
– Это азбучно! Такие прописные истины известные даже младенцам!
Керим-барс, назначенный правой рукой диктатора-малолетки и его заместитель Гризлик дружно закивали в знак одобрения. Мальчишкам особенно если ни познали кнут рабства, всегда свойственен радикализм:
– Эти господа разжирели, давно пора сделать богачей рабами, а рабов господами!
Лихо подбросил в воздух серебряную тарелку и тремя резкими взмахами разрубил ее на шестнадцать частей. Юный воитель резко вскочил:
– Мне уже надоело сидеть здесь, я намерен совершить поход и захватить столицу и религиозный центр этой планеты!
В широкое окно влетела большая шестикрылая стрекоза. К ее внушительной пасти было привязано письмо, запечатанное алмазной свастикой. Вар Драка сняла драгоценный пергамент и почтительно поклонилась сыну Раварры. Шпионка стала заливаться соловьем: