Русский экзорцист (Отчитывающий)
Шрифт:
Лезвие легко раздвинуло кожные покровы и побежало вверх по руке, оставляя за собой быстро заполняющийся кровью разрез. Главное - не затронуть вену. Но чувства были так обострены, а пальцы так послушны, что Дима по-настоящему ощутил себя не знающим ошибок и сомнений творцом, сменившим глину на человеческую плоть. Он промокнул кровь и перешел к другому голубому ручейку, несущему жизнь к изящным пальчикам. Время от времени, когда он видел, что девушка впадает в ступор и не воспринимает происходящее, он давал ей понюхать нашатырь. Наконец Дима отложил скальпель и оценивающе взглянул на свою работу. Вся рука от запястья до плеча стала похожа на географическую
Расширив разрезы над бицепсом, Дима развернул полоски кожи наподобие лепестков розы, открыв медиальную вену и алые волокна мышечной ткани.
– Ты станешь красивая. И не просто красивая, а неповторимая, прошептал он, склонившись к ее лицу.
Он сосредоточенно работал над ее руками весь остаток ночи. Здесь нельзя было спешить - слишком близко вены, слишком велик риск повредить их. Под утро Дима ощутил, что усталость притупила внимание и пальцы утратили необходимую чувствительность. Он зашил последний разрез, смыл потеки крови с рук девушки. Поставив ей капельницу с глюкозой и расстегнув ремешок на затылке, вынул кляп. Она не сразу смогла закрыть рот - челюстные мышцы затекли и не слушались. На подбородок потекла слюна. Он видел, как она языком ощупывает зубы и десны, и понял, что язык тоже потерял чувствительность. Наконец она закрыла рот, сглотнула слюну и, скосив глаза, взглянула ему в лицо. Дима успокаивающе кивнул, мол, порядок, не переживай так. Девушка облизала губы и сказала тихо, почти шепотом:
– Не мучай меня, пожалуйста. Отпусти. Ну, отпусти, ну я очень, очень прошу.
В этой просьбе было столько детской обиды на несправедливость и неадекватность наказания совершенному проступку, что у него навернулись слезы. Он склонился к ней и, закрыв глаза, прижался щекой к влажному лицу.
– Бедная моя, - прошептал он.
– Прости, я не могу тебя отпустить. Не могу.
Дима отстранился и посмотрел ей в глаза,
– Как тебя зовут?
– Св...
– голос девушки прервался и она судорожно всхлипнула.
– Света. У меня есть парень. Он убьет тебя.
Дима покачал головой.
– Он скоро забудет тебя. Ну, не плачь, не плачь. Давай-ка я, - своим платком он вытер дорожки слез.
– Вот так. Поверь мне, все будет хорошо.
– Но мне больно, - жалобно сказала она, - мне очень больно и страшно.
Губы девушки задрожали, и бессильные слезы опять потекли по лицу. Дима отошел к столу, быстро сделал дозу и, наполнив шприц, ввел жидкость в капельницу.
– Сейчас все пройдет, - пообещал он, - сейчас.
Он увидел, что она ощутила приход, и по тому, как закрылись глаза и искривленные страданием губы тронула робкая улыбка незнакомого наслаждения, понял, что это ее первый опыт.
Дима дождался, пока она уснет, и отстегнул фиксирующие ремни. Голова девушки свесилась набок. Выражение детской
– Итак, ты не уберег ее.
Волохов стоял, облокотившись о парапет набережной, и плевал в серую мутную воду. По Москва-реке плыли окурки, щепки, пустые пластиковые бутылки и радужные бензиновые пятна. Прошел буксир. Грязная пена билась о каменные стены набережной.
– Чего молчишь?
– Александр Ярославович, стоя спиной к реке, разглядывал кремлевские стены.
Накрапывал дождь, стены были бурыми, как промокшая шерсть поднятого оттепелью из берлоги медведя. Тополь, упавший во время бури, повредил несколько зубцов и рабочие восстанавливали их, стоя в выдвижной корзине аварийной машины.
– Что мне было, привязывать ее?
– Волохов в очередной раз плюнул в проплывающий окурок и промахнулся.
– Да что угодно, - взорвался Александр Ярославович, - дома запирать, веревками вязать, снотворным поить. Все что угодно!
– Что теперь говорить...
– Да уж, теперь говорить нечего. Прекрати наконец плеваться!
Волохов повернулся спиной к реке, сунул руки в карманы куртки и прислонился к парапету. Глаза у него были покрасневшие, щетина на подбородке придавала вид разбойничий и устрашающий.
Александр Ярославович брезгливо посмотрел на него.
– Ты что, опять в лесу ночуешь?
– В радиусе километра от дома его не было, - не отвечая, сказал Волохов, - возле ресторана тоже, я бы почувствовал. Значит, или действовал сообщник, или след больше не ощущается. Я предполагаю второе. После того, как я э-э... успокоил его подручных, он решил действовать самостоятельно.
– Теперь уже неважно, что он решил, - раздраженно заметил Александр Ярославович, - ты отдал ему инициативу...
– Мы отдали инициативу, - внешне спокойно поправил Волохов.
Александр Ярославович засопел, сдерживаясь.
– Хорошо, мы отдали инициативу. Сидели и ждали, когда он придет. Что мы сейчас имеем? У нас есть пророчество, есть труп диггера, есть убийство отца Василия, - Александр Ярославович загибал пальцы, - есть похищенная девица. Наконец, есть изуродованный покойник. Ты можешь попросить помощи у тех людей, к которым он приходил под видом священника?
– А кого искать? В чьем он теле, мы не знаем.
– Тогда, я полагаю, надо исходить из пророчества.
Волохов опустил глаза и медленно заговорил, вспоминая.
– В лето жаркое, когда какие-то там гадости овладеют народом серым и убогим...
– Не ерничай.
– ...возьмет он деву красную - деву он взял. Сломит веру ее неокрепшую - веры, как таковой, у девы и не было. Окружит ее чрево знаками бесовскими - это как понимать? И зачнет с ней врага рода человеческого злым семенем...
– Вот! Я думаю, исходить надо из этого. Он может менять облик, но зачать захочет естественным образом. Я думаю, изначально, он в мужском теле.