Русский хор
Шрифт:
Тетенька в ту осень тоже вела себя необычно, волновалась без причины.
Произносила вдруг как одно целое без перерывов. «Алёшенька у Анри волосы крашеные совсем рыжий парик перестал надевать у нас и не нужно волосы выцветать стали говорит про хор про голоса а надо не строить в ряды а думать дело дай такому Анри волю он всех построит ты помни ты к немцу держись порядок у него характер воспитывай немец учит драть мужика ты смело гляди немец одевается как мужик потому как это правильно а Анри несусветно все тутти да диспозиция подразумеваю не слышит ход времени мне твою маменьку жаль».
Он не знал, как на такое ответить, сказал только:
«А
«Да откуда у нас в Томилине, пусть и во снах, водиться стало такое?»
«Может, из блаженной страны прилетела, тетенька».
«Да где может лежать такая блаженная страна?»
«Может, за Нижними Пердунами, тетенька».
Она указала рукой — уйди. Но не рассердилась.
Алёша послушно вышел и на крыльце задохнулся чистым воздухом.
Тихая-тихая осенняя речка Кукуман невдалеке устремлялась в лес, совсем терялась в густых кустах. А куда течет, где кончается? Может, правда уходит в соленое море? Может, правда, если плыть на лодке, увидишь большую воду?
И сам уже понимал, что надо учиться.
Сносно говорил по-немецки, сам герр Риккерт сдержанно одобрял.
Немного стал говорить по-французски, Анри считал, что больше и не надо.
Мон амур… Амбассер ма петит фема… Все же тетушке эти слова старался не повторять, обходился совсем простыми. И держался смирно. «Никто не имеет, повеся голову и потупя глаза, вниз по улице ходить или на людей косо взглядовать, но прямо, а не согнувшись ступать и голову держать прямо ж, а на людей глядеть весело и приятно, с благообразным постоянством, чтоб не сказали: он лукаво на людей смотрит». Тетеньке не нравились слова, которым кавалер Анри Давид учил Алёшеньку. В его возрасте, считала, нужны другие. Но, вздыхала, может, и эти пригодятся. Требовала от Анри многого, даже выговаривала ему за спорные деревеньки: «Почему дело ни с места?»
Такая и кукушку перекукует, но кавалер в ответ весело всплескивал руками.
«Да как сдвинуть дело, любезная Марья Никитишна? Кто у вас мерил землю? Безмерно живете, ни дорог, ни меток. Начнешь расспрос, в ответ указывают: вон от устья речушки до сухой березы — это ваша земля, а от сухой березы на болото, а оттуда на взгорки до лисьих нор — тоже ваша. А соседи на это говорят: нет, до лисьих нор — это их земля. И вообще, — начинал кипятиться Анри, — что за приметы? Повалит ветром сухую березу, увезут ее на дрова, тогда к чему примеряться? В дальней Бурловке церковь поставили, главы покрыты белым железом, так и сверкает в приличной кротости, а ведь и они самым краем, но залезли на вашу землю».
«Ну так вези подарки в губернию».
Господи, помилуй тетеньку, думал про себя Алёша.
Теперь иногда сидел перед нею точно как Тришка — дурачок деревенский.
Надо на вопросы отвечать, а в голове никаких мыслей нет. А тетенька от него слов ждала. А он не знал — каких. И немец не подсказывал. А французу Анри не до того было. Тетенька выходила к обеду хмурая, перед кавалером Анри Давидом по ее указанию ставили теперь другую чашу с умным напоминанием: «Не злись, смирись, человече, желаешь славы земныя, за то не наследишь небесныя».
Ну и пусть. Алёша вдруг научился врать.
А все потому, что повадился слушать девок.
У Анри хор с ними не получился — времени на это не было, и тетенька сердилась: и без того в светлые праздники плясали и
«Ваши дикие русские пляски давно отменять надо».
«Так нельзя, — возражала тетенька. — Чем заменить такое?»
«Степенным польским менуэтом, — находился Анри. — Так теперь в Петербурхе делается. Сам государь любит менуэт и резвый английский контрданс. Пленные шведские офицеры много учат танцевать русских дам и кавалеров».
«Учить — дело простое. Переучивать трудно. Наши танцы привычнее».
«Государь прикажет, привыкнете к новым».
«Это еще к каким?»
«А к таким, где становятся кавалеры и дамы, как в экосезе».
Тетенька невольно крестилась: «Что за слова ты высказываешь, Анри?»
«Совсем простые, но чувственные, — с удовольствием объяснял француз. — Экосез — это когда кавалер кланяется даме и ближайшему кавалеру, а дама следует его примеру, и, сделав круг, оба весело возвращаются на свое место».
Тогда немец вмешивался. «На той неделе урядник проезжал. Соседу из Севастьяновки сообщил, что в столице на отмели против острова Котлин государь заложил новую крепость в честь святых Петра и Павла, хочет загородиться от чужого флота…»
«А в менуэтах, любезная Марья Никитишна, — не слушал немца француз, — дамам предоставляется выбор. Кого хочешь, так и будет. А кавалер, кончивший танец с выбравшею его дамою, обязан в свою очередь выбрать другую даму и, протанцевав с нею, перестать, а дама продолжает танцевать с другим кавалером…»
«А еще говорил урядник, государь нынче ставит Адмиралтейство, желает флот завести. Говорят, башню поставил на реке Неве, на шпиле грозный кораблик…»
«А турки как же?» — вспоминала, пугалась тетенька.
«А турков замирят. Сперва побьют, а потом замирят. А новые башни обнесут высоким земляным валом со рвом и палисадом, с бастионами, обращенными к реке Неве, с корабельными пушками…»
Тетенька сжимала виски руками. У нее и с Нижними Пердунами никак не сладится какой год, а государю такая тяжесть — то турок, то швед, то католики нападают. Немец на раздумья Марьи Никитишны важно поднимал умную голову, он как бы отталкивал легкомысленного француза. Не о выборе кавалеров герр Риккерт говорил, а о новых зданиях, кораблях, пушках, якорях. О том, как ставятся для нужд армии и флота железные и оружейные заводы в Олонецком крае, как под страхом смертной казни запрещается рубить корабельный лес. Вон уже из Казанской и Нижегородской губерний сплавляют по Волге и ее притокам плоты, а в окрестностях высаживают новые дубовые леса. А для острастки ослушникам-порубщикам по берегам часто-часто расставлены виселицы с ясным пояснением, для чего поставлены.
«А хор запоет под флейты и барабаны…»
«А кораблям матрозы нужны, чтобы снасть ставить…»
Тетенька вздыхала, смотрела грозно, терла виски уксусом.
Отчаивалась. «Совсем запутали запугали еще дожди пойдут мужики балуются а вы про католиков турков да экозес и всякие менуэты в Нижних Пердунах контрданс не введешь если пороть даже каждого второго у них и без того коровы тонут в навозе Алёшу лучше учите ему многое надо знать…»
Потом сосед с людьми набежал со стороны Нижних Пердунов.