Русский историк А. Н. Попов и его монография «Отечественная Война 1812 года»
Шрифт:
В сущности, монография А. Н. Попова — первое и, пожалуй, последнее обстоятельное исследование на русском языке о закулисной стороне войны, исследование того, что скрывалось за кровавой стороной сражений, о том, чем жила страна, подвергшаяся нашествию полчищ неприятелей, о чем думали люди в эти месяцы, к чему их призывали, как организовывался отпор врагу и т. п.
Отметим главные особенности этой монографии А. Н. Попова.
ПЕРВОЕ. Широчайшая источниковая база исследования: количество привлеченного историком документального, мемуарного, эпистолярного, научно-исследовательского материала на четырех языках (кроме русского, на французском, немецком и английском) просто поражает. Приблизительный подсчет показывает, что он использовал
ВТОРОЕ. Наряду с военными действиями 1812 года в предшествующие войне и последующие годы велась интенсивная дипломатическая борьба, невидимая миру, скрытая от общества и ставшая доступной для исследователей этой эпохи лишь десятилетия спустя. Эта борьба осталась практически вне рамок монографий Бутурлина, Михайловского-Данилевского и Богдановича.
Закулисная деятельность европейских кабинетов, тайная дипломатическая борьба самым существенным образом воздействовали на военные планы противоборствующих сторон, и Попов одним из первых обратил на это самое пристальное внимание. Особенно много места этому уделено в главах, завершающих монографию. Это понятно и оправданно: дипломатическая активность русского правительства в последние месяцы 1812 г. резко усилилась, что во многом предопределило успех кампании 1813–1814 гг.
ТРЕТЬЕ. В своем исследовании Попов не ушел от освещения сложных и болезненных вопросов и проблем, связанных с взаимоотношениями между высшими военачальниками русской армии в ходе войны 1812 года. Он постоянно пытался отыскать смысл событий, докопаться до скрытых пружин действий и причин поступков тех или иных исторических персонажей, государственных деятелей и в первую очередь военачальников, объяснить постоянно возникавшие в лихую годину неприятные для страны и для армии ситуации, часто очень непростые, возникавшие и по причинам сугубо субъективным.
Автор сознательно не обходит острые вопросы, связанные с взаимоотношениями Барклая де Толли с Багратионом, Кутузова с Беннигсеном, Ермоловым, Чичаговым, английским генералом Вильсоном. В этом же плане рассматриваются те или иные решения Кутузова, которые зачастую резко критиковались его соратниками-генералами и современниками событий, сложные и напряженные ситуации, которые часто возникали в Главной квартире объединенной русской армии. Эти вопросы, как правило, замалчивались (или о них писалось глухо, невнятно) многими историками войны 1812 года, как русскими дореволюционными, так и практически всеми советскими, упрощавшими историю. Особенно это касалось фельдмаршала Кутузова, которого советские историки возвели в ранг непререкаемого авторитета. В монографии Попова война предстает как сложная, пестрая канва событий, определяемых не всегда объективными причинами, но и случайными обстоятельствами, где иногда исход боевого эпизода зависит от сшибки многих мнений и интересов и генеральских амбиций. Особая удача Попова — выписанная им фигура Кутузова, сложная, противоречивая, отнюдь не одномерная.
ЧЕТВЕРТОЕ. А. Н. Попов с привлечением большого документального материала и свидетельств современников сумел показать, что война была Отечественной, народной. При этом автор в соответствии с исторической правдой показал, что патриотический настрой в русском обществе, общенародный характер войны, всесословность отпора врагу возникли не вопреки царскому правительству (или при их равнодушии и безразличии), как об этом много лет писали советские историки, а были инициированы, в том числе лично Александром I, быстро осознавшим грозившую России и династии страшную опасность.
Какие выводы можно сделать из картины событий, представленных пером А. Н. Попова? Что автор постарался выделить особенно отчетливо, на что он акцентировал внимание читателя?
Во-первых. Потерпела крах излюбленная
Во-вторых. Неясность политических целей войны пагубным образом сказывается на достижении целей военно-стратегических. Не этим ли можно объяснить неоправданно-длительное и роковое пребывание в Москве Великой армии? В чем состояла политическая цель Наполеона в кампании 1812 года? Не в эфемерной ли уверенности, что в результате победы над русской армией в одном сражении или после взятия Москвы Александр I непременно запросит мира, начнутся мирные переговоры, которые будут проходить, как обычно, под диктовку Наполеона, и кампания уже тем самым будет признана выигранной им? Но когда выяснилось, что Александр I ни при каких условиях не пойдет на мирные переговоры, пока неприятель находится в пределах Российской империи, все военно-стратегические и политические соображения Наполеона оказались несостоятельными, а захват Москвы стал не победой, не успехом, а ловушкой для Великой армии.
В-третьих. Сумма ошибок полководца, даже гениального, в ходе одной кампании не должна превышать некоего предела, определенной планки, которую Наполеон безусловно превзошел в кампанию 1812 года. Об отдельных ошибках и просчетах Наполеона историки — русские и французские — много писали и до Попова (при этом их мнения далеко не всегда совпадали), но лишь в его монографии показано впервые, как последовательное, неумолимое накопление этих просчетов привело в конце концов к гибели Великой армии.
В-четвертых. Превосходство в численности войск — пехоты, кавалерии, артиллерии — является, конечно, первостепенным фактором, но оно должно сопровождаться расчетным обоснованием и надлежащим обеспечением продовольствованием и фуражированием армии на всех этапах планируемой кампании, воздействием на ее боеспособность растянутости операционной (коммуникационной) линии, по возможности точным топографическим обеспечением театра военных действий, учетом климатических и погодных условий России. Как показала кампания 1812 года (и это четко изображено в монографии Попова), надлежащего учета этих важнейших факторов и условий ведения военных действий Наполеоном не было.
В-пятых. Многонациональный состав Великой армии явился скорее отрицательным фактором, влиявшим на ее боеспособность. Если польские, итальянские, баварские, вюртембергские и некоторые другие части сражались не хуже французских и внесли немалый вклад в первоначальные успехи Великой армии, то австрийские, саксонские, прусские (последние — на заключительном этапе кампании) войска были скорее статистами на театре военных действий.
В заключение хотелось бы обратить внимание на прекрасный язык, которым написана монография, а некоторые эпизоды захватывающе интересны. Так, весьма яркое впечатление остается от приведенной Поповым переписки графа (впоследствии князя) Меттерниха, многолетнего руководителя внешней политики Австрии, считавшегося, это отмечает и А. Н. Попов, дипломатическим гением Европы. В этой переписке Меттерних предстает циничным и лживым политиком, взгляды которого не только не соответствовали велениям времени, обстоятельствам, в которых находилась тогда Австрия, но были прямо направлены, как и его действия, против России, которую он откровенно ненавидел. Его взгляды и политика, как правило, не соотносились с очевидными политическим реалиями, складывавшимися в Европе в результате краха похода Наполеона в Россию. Тем удивительнее, что после окончания войн с Наполеоном граф Меттерних стал одним из конструкторов послевоенного устройства Европы и творцом системы Священного союза.