Русский капкан
Шрифт:
К этому времени раненые красноармейцы уже были отправлены на подводах в Плесецк.
– Убитых похороним в Емце, в сквере перед железнодорожным вокзалом, – распорядился Филипповский и приказал передать председателю поселкового совета к утру изготовить двенадцать гробов – по числу павших за идею революции.
– А что делать с пленными? – спрашивали друг друга командиры. Таковых оказалось около пятидесяти. В большинстве это были американцы из экспедиционного корпуса, приплывшие на крейсере «Олимпия».
Некоторые матросы – возбужденные боем – предлагали вывести их на болото и там расстрелять.
– Нельзя. Пленных не расстреливают, – предупреждали командиры, чтоб не допустить самосуда.
Было оправдание такой жестокой меры:
– Они же наших братишек на Мудьюге не лобызали.
– Да и то – все равно кормить нечем.
– Сами голодные.
Антропов, человек молодой, но рассудительный, предложил построить пленных в колонну и по железной дороге погнать пешим порядком до Вологды, а там губернское начальство пусть само разбирается, куда их определить, может, они для революции сгодятся?
Ему возражали:
– Сколько же надо конвоиров?
Раздавались и дельные предложения:
– Сначала всех допросить, как они оказались в России – добровольно или по принуждению? Кто добровольно – тех расстреляем.
Некоторых все же допросили. Среди матросов нашлись знатоки английского, ходившие на кораблях под британским флагом. Пленные почти в один голос отвечали, что они бедные, простые фермеры, что их погнали на войну по мобилизации и что к русским товарищам никто из их зла не питал.
– Нам приказывали стрелять – и мы стреляли.
Первые пленные были из штата Иллинойс, о русских слышали, что где-то по ту сторону океана есть такое индейское племя, от американских индейцев оно отличаются разве что цветом кожи. Русских можно брать в плен, даже не снимая с плеча винчестера.
Среди пленных нашлись и те, кто в признаниях не скрывал своих желаний обогатиться, поправить свое материальное положение.
– Дома нам говорили, что в России ждет нас Клондайк. Но здесь убивают. Это плохая война.
Филипповскому доложили, о чем толкуют пленные. Ругнувшись, командир отряда махнул рукой:
– Пусть янки забирают своих раненых и катятся ко всем чертям!
Но, получив свободу, катиться далеко пленные не стали. Вечером они уже были в Обозерской, в своем 339-м пехотном полку. Им выдали оружие взамен брошенному на поле боя, стали готовить к новым сражениям.
Из Архангельска в Обзерскую пришел состав из двух вагонов: один пассажирский зеленого цвета, один – красного цвета, в каких обычно перевозят лошадей. На вагоне стояла цифра «18».
Из пассажирского вагона вышла группа русских офицеров, среди них два полковника и
– Евгений Карлович, начальник станции приглашает вас откушать, – сказал один из них, вернувшийся из станционного здания.
– Откушаю после дела. – И тут же спросил: – А почему нет начальника гарнизона? Он – кто?
– Американец, Евгений Карлович.
– Ему не передали, что мы прибудем сегодня к ночи?… А впрочем, без союзников обойдемся. Дело пустяковое – на полчаса. Не будем привлекать внимание. До утра управимся.
Начальник гарнизона, сопровождаемый начальником станции, прибыл вскоре. Коротко представился:
– Подполковник Стюарт, командир 339-го пехотного полка.
– Мы, кажется, с вами уже знакомы, я – генерал-губернатор Северного края.
То, что человек в штатском генерал, не произвело на подполковника никакого впечатления, а то, что он губернатор, говорило о многом. Сам правитель Северного края прибыл на какую-то железнодорожную станцию, видимо, неспроста.
– Мою телеграмму вы получили?
– Еще вчера.
– Место приготовлено?
– Как было приказано.
– Далеко отсюда?
– Рядом. За железнодорожными путями.
– Показывайте. А вы, Семен Михеевич, – генерал-губернатор показал на одного из полковников, – ведите арестантов. Наручники не снимать.
– В клетке имеется одна женщина, – сказал русский полковник. – Она, как и все арестованные, тоже в наручниках. – Как с ней поступить?
– Как с любым преступником. Коварство женщины беспредельно. Офицеру пора это знать.
Над Обозерской все еще господствовала белая ночь. Накрапывал дождь. За железнодорожными путями до самого леса лежали сумерки.
Огни в поселке еще не зажигали, только над перроном горел большой, как на паровозе, керосиновый фонарь.
В отдалении на запасных путях стояли два вагона – зеленый и красный. Туда и направился полковник.
Из вагона долго никто не показывался. Быстро светало. Ветер с Беломорья отгонял иссиня-черную тучу на восток. Небо очищалось, приобретало розовый оттенок. Вот-вот взойдет солнце. Под высокими соснами пластался туман, он тоже принимал розовый оттенок.
В розовом тумане дорога петляла под соснами. Отпечатаны свежие следы обуви с шипами. Кто-то прошел нынешней ночью. Следы привели на небольшое сельское кладбище. Бросилось в глаза много свежих могил. Кладбище несомненно раздвинуло свои границы, когда строилась железная дорога.