Русский клан
Шрифт:
— Надо. Сведи-ка меня со старшим. Дело есть.
Цыган в Питере не любили. Не любили простые люди. И не любили те самые бугры, в число которых так старался попасть Денис. Неприязнь к этому кочевому народу складывалась из множества факторов. Хрестоматийные грязь, воровство и бродяжий образ жизни уже никого особенно не удивляли. Но основной причиной всенародной нелюбви к цыганам были наркотики. Таборы больше напоминали лаборатории на колесах, где изготавливался едва ли не весь спектр наркотических веществ. Причем качество было весьма и весьма сомнительным.
Рогожин легко нарушал гласные и негласные запреты. Фактически для него не существовало ничего подобного. Денис умел, когда хотел этого, выходить к нужным людям, внушать им уважение и доверие.
Буквально через два рукопожатия Рогожин вышел на барона.
Этот цыган буквально сошел с киноафиши. Седая короткая борода, курчавые, на вид как проволока волосы, цепкие глаза из-под кустистых бровей, глубокие морщины. Если к этому добавить красную рубаху с широкими рукавами, толстый пояс и сапоги, то портрет Будулая становился полным.
Барон дураком не был. Он понимал, что одним вольным напористым ветром, пестрой степью да гаданием по руке сыт не будешь. Ему нужен был человек, который ввел бы его товар в огромный Питер.
— А не боишься? — спросил барон у Рогожина.
— Я?
Барон развел руками: извини, мол, и потащил гостя, с которым был знаком уже неделю, к стоянке большегрузных автомобилей. Там, в огромном рефрижераторе, была размещена лаборатория.
— Заходи, — кивнул барон. — Тут все есть…
Несколько курчавых голов повернулись в сторону распахнувшейся двери. Охрана равнодушно смотрела на вошедших.
— Все, что хочешь, в любых количествах. — Барон прошел мимо столов с пробирками. Мимо белых фартуков. Мимо гудящих морозильных камер. — Тут, здесь и сейчас, героин. Синтетический товар. Втыкает…
Цыган зажмурился.
— Пробовал? — хмуро спросил Рогожин.
— Нет. — Барон покачал головой. — Не увлекаюсь.
— Так откуда ж знаешь? — Денис усмехнулся.
— Хочешь проверить?
— Я что, выгляжу как наркоман?
— Э-э… — Цыган поднял ладонь. — Я вижу, что ты не употребляешь дрянь. Я с наркоманами дел не имею. Не надежно. Пойдем, кое-что покажу.
Барон подхватил со стола пакетик, и они вышли.
Денис не сильно удивился, когда цыган привез дорогого гостя в публичный дом. Свой, цыганский.
Мимо узеньких комнатенок старой, заброшенной общаги, мимо девочки, увлеченно делающей минет кому-то в коридоре, мимо дешевого, грязного бардака они вошли в помещение, где царили ковры. На стенах, на полу. В темноте Рогожину показалось, что и на потолке. Повсюду. Ковры, подушки. Все мягкое, пестрое.
— Садись, Денис. — Барон плюхнулся на подушки. — Девочки!!!
В комнату кто-то вошел, мягкие руки обвили шею Рогожина.
— Барон, ты не обижайся, но… — начал было гость.
— Не переживай. Девочки качественные, для себя держу, — перебил его цыган. — Давайте сюда малышку.
В комнату вошла молоденькая толстушка.
— Держи, Лена. — Барон кинул героин девушке. Та не поймала. Бросилась на
Потом была свечка, подкопченная ложечка, машинка. Укол.
Глядя, как извивается в полутьме комнаты полное, киселем вздрагивающее тело, Рогожин понял, за что питерские не любили кочевников.
Но цыгане были необходимы Денису.
Под Санкт-Петербургом.
Февраль 2025 года
Дом Полянских
Они поженились пять лет назад, через год после окончания университета. И это можно было бы назвать браком по расчету, если бы не их нежная привязанность друг к другу. Супруги очень хорошо понимали, что такое семья. Работая вместе в одной юридической конторе, они слишком много сталкивались с разводами и знали, к чему может привести слепое, всепоглощающее чувство. Лариса с присущей всем женщинам подозрительностью до сих пор переживала: можно ли считать браком союз, заключенный по расчету, если он основан на разуме, а не на бурных чувствах?
Доверие. Камень преткновения множества семей. И самая главная основа. Кирпичная стена, за которой близкие друг другу люди чувствуют себя в безопасности. Лариса понимала, что недоверие — это скорее женская болезнь, нежели мужская. И длится она веками. Мужчина-самец стремится к полигамии. Частая смена партнерш — залог многочисленного здорового потомства. Женщина же, понимая необходимость присутствия рядом сильного защитника, всеми силами старается его удержать. Так и детей воспитать проще, и за будущее можно не сильно беспокоиться. Мужик мамонта завсегда в пещеру притащит.
А иначе… до голодной смерти недалеко. Ведь надо и детей поднять, и самой прокормиться, и от медведя кто-то должен оборонить.
«Моногамия, — как-то сказал Миша, — это такой пещерный пережиток, который более продвинутые в этом смысле арабы уже изжили».
Арабы, может быть, изжили, но вот Лариса так и не смогла.
День за днем ее грызла ревность. Беспочвенная, а потому наиболее опасная. Как паразит, питающийся страхами и сомнениями своего хозяина. Дурное это и гадкое чувство боролось в Ларисе с доверием, порожденным разумом и любовью к мужу.
«Не стоит так себя накручивать», — думала она, чувствуя уколы стыда.
Сверху, из комнаты дочери, доносилось чье-то хриплое пение.
Пятилетняя Наташа, укладывая куклу в кровать, слушала очень старую постановку «Алиса в Стране Чудес», совсем недавно выпущенную на DVD.
Лариса поднялась наверх и зашла к ней в комнату.
Наташа подняла голову и просияла. Бросив все игрушки, она подбежала к маме.
— Мама, мама, мамочка! — захлебываясь от накативших эмоций, заговорил ребенок. — У нас сегодня такое было! Я забыла тебе рассказать. Колька и Лешка подрались. И их наказали. — После этого запал кончился, Наташа замолчала, вглядываясь в лицо матери. Какой эффект произвело на любимую мамочку это известие? И как ей самой относиться к этому?