Русский лабиринт (сборник)
Шрифт:
– Пою, когда компания хорошая. Народные, правда, только.
– Народные самые жизненные и есть, – сказал Юра, – вот увидишь, как простые люди отдыхают.
Стас подождал все-таки, когда окончится песня, потом только ответил:
– Можно подумать, что я народа не знаю.
– Ты, Стасик, москвич…
– Я питерский вообще-то, – перебил Станислав.
– Все равно столичный, – продолжала Наташа, – с детства к городу привык, а там – маленький городок, считай, деревня. Воздух другой, люди другие…Каждый как на ладони, все все друг про друга знают. Жизнь, в общем,
– Да я уж по России поездил, слава Богу, и городков и сел повидал, и как люди там живут, знаю. В Москве вообще жизни нет – одышка какая-то. Люди не живут, крутятся, вертятся, выжимают все, что можно и нельзя, из себя и других. Деньги, деньги и еще раз деньги, каким способом – никому не интересно.
– А мне нравится, – не совсем последовательно возразила Наташа, – жизнь бьет ключом, движуха. А в Лотошине скука смертная – мужики только пьют да по бабам гуляют.
– А бабы там будто не пьют и еб…ся, – подключился Юра.
– Юрик, не пошли. Конечно, пьют и трахаются, но иначе как-то.
Мужчины одновременно рассмеялись.
– Иначе – это как? – спросил Юра.
– Да, как это? Особенно второе, – уточнил Станислав.
– И нечего ржать, – сама же смеясь, сказала Наташа, – там по-другому все, без злобы как-то. Вот там про гулящую женщину знают, к примеру, что она гулящая, но больше жалеют, чем осуждают. А в Москве никто никого толком не знает и, главное, не хочет знать. Кто гуляет, с кем гуляет, абсолютно никого не интересует – равнодушная свобода.
– Ты это к чему? – насторожился Юра.
– Я вообще, – успокоительно добавила Наташа.
– Недаром говорят, русская баба не дает, а жалеет, – продолжил тему Станислав, – какое-то, но чувство. А в Москве, как в Америке, – чистый секс. Как гимнастика – для поддержания тонуса. Вместо милого – бойфренд, вместо трапезы – ланч, вместо здравиц – «хэппи берсдэй ту ю». Измельчали, одним словом.
– А что, лучше, как наш мужик – напьется на этой самой трапезе так, что лыка не вяжет, глаза мутные, рубаха расстегнута до пупа, хмель в кулаках заиграет, и пошел все крушить, что не по нраву, – возразила Наташа, – денег домой не приносит, все пропивает с такой же пьянью да еще своим православием гордится – мол, мы не америкосы какие-нибудь, у нас вера своя, душа. А жена его больше его получает, дом держит да над детьми трясется. Как от такого не гулять-то? И без всякой Америки измельчали, сами собой. Уж лучше бойфренд с кредитками, чем милый – от сивухи стылый.
Немного помолчали. Юра сделал какой-то вираж и выехал на полосу посвободнее. Движение вперед всех приободрило. По радио пошла веселая песня, и разговор повернул на другое. Через два с небольшим часа вся компания сидела уже на маленькой кухоньке Наташиных родителей, Любови Николаевны и Александра Семеновича, и пила долгожданную беленькую под рассыпчатую картошечку и огурчики домашнего засола.
Ночевали на даче – до нее от дома Наташиных родителей идти было минут десять. Станислав, пока шли, все вздыхал да смотрел на звезды.
– Чего загрустил, Саныч? – спросил Юра, держа одной рукой невесту за талию.
– Да так…Вы вот молодожены, а
Друзья знали, что Станиславова жена не только его бросила, но и попыталась отнять детей и все имущество.
– Бабу тебе нужно, только ласковую, – подсказал верное средство Юра.
– А где взять-то такую? Тем более здесь и среди ночи? – еще раз вздохнул Станислав.
– Ну ночью, не ночью, а завтра посмотрим, – загадочно сказала Наташа.
– Что, есть такая? – оживился Станислав. – А сегодня нельзя?
– Да полчетвертого уже, какая баба? – Юра пожал плечами.
– А мы ее разбудим. Серенадой. Где ее балкон?
Все засмеялись.
– До завтра потерпи, есть одна – ласковая, незамужняя, то, что нужно, – приподняла завесу Наташа.
– Красивая? – подозрительно спросил Станислав.
Юра так вкусно причмокнул губами, что Наташа дернула своего жениха за рукав.
– Звезда, а не женщина.
– Нет, правда, симпатяшка. Подруга с детства, – подтвердила Наташа, – я ей про тебя уже рассказывала.
– А она что? – Станислав явно приободрился.
– А это ты завтра увидишь, что. Тут все от тебя зависит. – Наташа хитро посмотрела на Станислава.
– Это завтра, а сегодня… – Станислав опять вздохнул. – А зовут-то как?
– Любаня, – нараспев сказала Наташа.
– Любаня, – так же нараспев повторил Станислав, – красивое имя.
Дача оказалась совсем небольшим срубом о двух комнатах, с маленькой кухней и большой собакой в конуре за крыльцом. Удобства были во дворе – в темноте ходить туда было небезопасно, особенно человеку городскому. Станислав решил перенести умывальные и другие процедуры на утро и постарался побыстрее заснуть в предвкушении завтрашнего дня. Молодожены за дощатой стенкой сделали все возможное, чтобы сон Станиславу не шел, но утомление от долгой езды и водка пересилили, и эта ночь стала прошлым.
Деревенское утро в России отличается от городского не только свежим воздухом и живыми будильниками на заборах. В нем, даже если и не очень солнечно, все-таки разлито что-то парное, теплое, вкусное. А если светит солнце, то оно и не просто светит, а, словно приветливая хозяйка, улыбается каждому пробудившемуся, как желанному гостю на этой земле, желая ему счастливого дня. Станислав открыл глаза и потянулся в постели – от вчерашней усталости не осталось и следа. Наташа уже хлопотала на небольшой кухне, Юра рубил дрова на мангал – из-за окна доносилось звонкое хряпанье топора. Станислав быстро оделся, свернул постель по-военному и вышел на крыльцо. Июньское солнце приглашало рассесться на завалинке, запыхать сигареткой и ни о чем не думать. Но впереди был праздник, а любой праздник нуждается в подготовке. На правах гостя Станислав мог бы и избежать работы, но другу семьи слоняться без дела было бы неловко. Станислав спустился в сад, поздоровался с Юрой, послал воздушный поцелуй Наташе, высунувшейся из окна кухни, и пошел совершать утренние процедуры в угол сада. Через минут двадцать окончательно бодрый и в прекрасном настроении Станислав присоединился к друзьям – ему был поручено резать и мариновать шашлык.