Русский лабиринт (сборник)
Шрифт:
– Кто ж меня повезет в таком виде? И в метро не пустят, – возражал было Валентин, показывая обильно обрызганные кровью рукава водолазки и брюки.
Девушка за регистратурным окном пожала плечиками и углубилась в медкарты тех, кому «повезло» больше. Валентин хотел сплюнуть в сердцах, но вспомнил, что это все-таки больница, плевать не стал и с досадой толккнул дверь.
Уже совсем рассвело, по Ленинскому проспекту неслись машины – люди выживали в этом городе, кто как умел. Валентин голосовал долго, даже успел замерзнуть, все-таки его вид отпугивал издалека. Наконец-то остановилась какая-то замызганная
– До «Сокола»? Пятьсот рублей устроит, дарагой?
Это было дороговато, но Валентин уже зверски устал для торговли. Хотя ехать с кавказцем по понятным причинам не хотелось, но другие национальности не останавливались.
...
2008
Газпром и Яблоко
Писатель Леонид Антонович Серегин был уже давно маститым. Дело литературного признания имеет свои четкие степени – от «молодого», вне зависимости от возраста, до гения. Маститость была где-то посередине между крупным и великим и шла к его высокому лбу, седым бровям над мудрыми глазами и даже лысине. Серегин писал просто – мог себе позволить, потому что ясно представлял себе, о чем пишет. Поэтому его проза была настоящей – без лишних изысков и умствований и хорошо впитывалась. И неудивительно, что его регулярно приглашали на разные творческие вечера, корпоративные встречи с читателями, если сказать по-современному. Вот и сейчас он собирался на такую встречу, да не куда-нибудь, а в Газпром. Точнее – в бибилиотеку Газпрома на встречу с детьми газпромовских работников. Серегин много писал и для детей, совершенно разделяя точку зрения классика, что для них надо писать, как для взрослых, только лучше.
Корпоративная библиотека была больше похожа на оранжерею – кругом разные ухоженные цветы, аквариум с экзотическими рыбами, был даже небольшой фонтан. Вода из него плескалась шепотом, настраивая на уютное чтение. За солидными стеклами в массивных шкафах причесанно стояли книги с красивыми и ровными корешками – никакая книжка не выделялась из установленного для них порядка. За округлыми столами из красного дерева под цвет шкафов сидели такие же ухоженные, как цветы, дети. В их глазах светилась вежливость. Серегин сразу отметил, что эта вежливость покрывала позолотой воспитания отсутствие всякого интереса к встрече с известным, для них – детским, писателем. На некоторых столах лежали распечатки из Интернета – книжки самого Серегина в этой библиотеке не было.
– Два месяца, как открылись, вы уж извините, Леонид Антонович, вашу книгу еще не успели выписать, – смущенно объяснила пожилая библиотекараша, ответственная за проведение мероприятия. – Вот, скачали из сети, что нашли.
– А что нашли? – уточнил Серегин.
Библиотекарша замялась – было понятно, что в распечатки она не вчитывалась.
– Я имею в виду, что хотелось бы знать, что именно ребята успели прочитать, что с ними обсуждать, ну… понимаете…
– Рассказы вся… Ваши то есть рассказы, Леонид Антонович.
Серегин не стал дальше пытать пошедшую красными пятнами библиотекаршу, все-таки его пригласили
Серегин знал секрет, как заинтересовать разговором детей разного возраста – говорить с ними серьезно, но просто, как он и писал. Перед ним сидели шестнадцать – восемнадцать пятиклассников – два параллельных класса, в газпромовской школе более десяти человек в классе не училось.
– Ребята, кто из вас не любит животных? – начал Серегин, обводя глазами младое племя.
Дети переглянулись – вопрос показался им странным. Разве бывают люди, которые не любят животных?
– Значит, все любят. А любить – это значит знать. Вот кто знает, отчего крокодил плачет?
Дети снова переглянулись. Кто-то углубился в распечатки, как будто там был ответ на вопрос.
– Я знаю, – сказал какой-то прилизанный мальчик.
– И почему же?
– Крокодил вымывает из глаз соринки всякие, чтобы лучше видеть добычу.
Дети уставились на Серегина – что скажет писатель?
– Правильно, отсюда и выражение – «крокодиловы слезы». Так говорят, когда кто-то из людей притворяется, что кого-то жалеет или о ком-то грустит.
Дети заулыбались и немного расслабились – мол, знай наших.
– Вот у вас бывает такое, что кого-то совсем не хочется жалеть, а признаться в этом никак нельзя – стыдно или заругают? – не снижал темпа Серегин.
Дети снова задумались. Кто-то стал шушукаться с соседом – видно, напоминал о подобном случае.
– У Маши Красильниковой всегда так, – решилась одна девочка с недобрыми глазами, – она всегда притворяется. Даже когда смеется, притворяется, и плачет когда – тем более.
– Ты-то откуда знаешь? Сама списываешь у меня, а притворяешься, что тебе пятерки за мозги ставят, – немедленно парировала другая девочка, очевидно, сама Маша Красильникова.
Дети завелись. Библиотека превратилась в ристалище – ученики разделились на два почти равных лагеря. Серегин спокойно выжидал, хотя библиотекарша снова начала покрываться пятнами. Только когда в ход пошли аргументы, у чьего папы должность выше, Серегин, как древнеримский трибун, поднял руку.
– А известно ли кому, отчего…
Пауза была мастерской – все затихли.
– Отчего медведь сосет зимой лапу?
Мальчики усмехнулись, девочки смущенно захихикали. «Рановато что-то им так реагировать», – подумал про себя Серегин, но невозмутимо обвел глазами зал. По озорным огонькам в глазах было ясно, что готов любой ответ, кроме правильного. Руку поднял тот же прилизанный мальчик. Серегин кивнул.
– Медведи сосут лапу в берлоге, потому что спят, а раз спят, то не могут есть, а когда лапу сосут, им кажется, что они едят, ну… молоко там или… в общем, как из соски.
Мальчик сел, довольный собой – он знал наверняка, что ответ верный. «Умненький, странно, что без очков, а то был бы на Знайку похож», – подумал про себя Серегин, поощрительно улыбаясь.
– Именно так. Как тебя зовут?
– Илья его зовут, – ответила за мальчика девочка с недобрыми глазами, – у него папу недавно уволили.
– Не уволили, а перевели на другую работу, – вспыхнул Илья, повернувшись к недоброжелательнице.
– А еще уголовное дело завели, – подлила керосина Маша Красильникова.