Русский легион Царьграда

Нуртазин Сергей

– Слушай! Слу-шай! Слу-шай!

Мороз осильнел, словно хотел испытать стойкость молодого дружинника, но теплое, струящееся внутри чувство, родившееся в душе Мечеслава, согревало его в эту ночь. Он впервые назвал девушку по имени, и имя ее было прекрасно! Радиныч вглядывался в темную даль, а в голове все крутились и крутились слова Рады, он искал и находил в них какой-то особый смысл. Юноша постоянно возвращался к ее голосу, вспоминал ее глаза, ее брови, ее ресницы, ее губы. Все было прекрасно в ней, и нежно, и трепетно. Он

страдал сладко, мучительно, он жил сейчас далеко отсюда, там, где ему выпало счастье защищать ее, такую маленькую, хрупкую. «Любая моя! Рада! Рада! Рада!»

– Да ты никак в дрему впал, парень? То не дело! Не углядишь ворога, погубишь всех нас вместе с девой, с коей давеча речи вел, – вырывая его из мечтаний, строго проговорил старшой.

– Прости, Викулич, моя вина, боле не бывать этому, – Мечеслав виновато опустил голову.

– Да чего уж там… На первый раз простимо. Вскоре Дажбог явится, а там и замена нам будет.

Наступило утро, дружинники во главе с Викуличем вернулись из сторожи. Войдя с холода в теплоту молодечной, Мечеслав ощутил приятную истому, захотелось поскорее снять доспех, лечь на лавку и уснуть. Но не пришлось. К освободившемуся от доспехов радимичу подошел Злат:

– Орм просил передать, что князь отсылает его гонцом в Полоцк. Перед отъездом он наведается к Лычку. Ищи варяга там.

* * *

Простившись с Лычком и старухой, Орм, пригибаясь, вышел из избы. Следом, притворив за собой дверь, покинула избу Рада. Он повернулся, их взгляды встретились.

– До свидания, Рада, – сказал Орм.

– До свидания. Надолго ли ты? – потупив взгляд, вымолвила девушка.

– Как с княжьим делом управлюсь, так и вернусь, а надолго ли, кто ведает? Ты, если Будила снова за старое примется, Мечеслава кликни, я с ним перемолвлю, он поможет, он мне брат.

– А я? – подняв глаза, взволнованно спросила Рада.

– Ты?

– Я кто тебе?

– Ты? Ты… Ну, вроде как сестра, – отведя взгляд, невнятно произнес Орм.

– Не сестра, – твердо произнесла девушка.

– Кто же?

– Люб ты мне, Орм! Давно люб! Только не смела я молвить!

Темно-голубые с синевой глаза девушки светились любовью. Северный воин, побывавший во многих сражениях и многое испытавший в своей жизни, сказал:

– Не молод я, и жизнь моя воинская, опасная, да и что тебе я, пришлый? Ноне здесь, а завтра след простыл.

– Не люба я тебе? – упавшим голосом спросила Рада.

– Да я… Пора мне, вон и Мечеслав появился.

Орм шагнул к коню и, отвязав, взял его под уздцы.

– Вернусь из Полоцка, поговорим, – бросил на прощание.

– Я буду ждать! Возвращайся скорее! – сказала Рада. Орм кивнул девушке и приветственно махнул приближающемуся на коне Мечеславу.

– Здравствуй, брат!

– Здравствуй, Орм! Здравствуй, Рада! Насилу поспел, думал, не застану, – сказал Мечеслав, натягивая поводья.

–

Поскачем, проводишь меня до городских ворот. Прощай, Рада!

– До свиданья, Орм!

Рада ждала, что Орм обернется и даст ей понять, что она любима, но всадники скрылись за ближайшим поворотом, а Орм так и не обернулся, оставив ее в терзающем душу неведении.

* * *

Все больше и больше вступала зима в свои права. Злые морозы сковали ледяными цепями могутный Днепр, укрылась озябшая земля белым корзном, спряталась до весны от людского взора. Справил люд славянский зимний праздник Корочун.

Жизнь Мечеслава текла размеренно. Он упражнялся в искусстве ратном, ездил на ловы княжьи, палаты его охранял и с порученьями гонял гонцом на Соколе то во Вручий, то в Берестово, то в Любеч. В свободное время ходил к Раде, помогал дров наколоть, за бабкой да за братом ее приглядывал. Он был счастлив слышать голос девушки, видеть ее глаза, наблюдать, как она прядет, прибирает в маленькой, но уютной светелке, как ходит, улыбается. Рада часто спрашивала об Орме, нет ли от него вестей, но вестей не было. Мечеслав и сам не знал, жив ли, здоров ли побратим, или случилась с ним беда.

Однажды Мечеслав провожал ее от Будилы до дому. Ранняя зимняя темень уже опустилась на город. Они молча шли по белому, хрустящему под ногами снегу, серповидная луна освещала им путь. Мечеслав тайком посматривал на Раду. Любовался ее лицом, приобретшем в свете луны особую таинственную красоту и загадочность. Ему невыносимо захотелось открыться ей. Не выдержал, взял ее за плечи и, развернув к себе лицом, неуклюже-нежно поцеловал в губы. Она испуганно посмотрела на него жалким взглядом.

– Не надобно этого, – сказала и быстро зашагала прочь. Мечеслав нагнал ее, мир для него рухнул, жизнь потеряла смысл.

Они так и дошли в молчании до жилища Рады, она прикрыла за собой дверь, не простившись и не сказав ему ни слова.

Несколько дней ходил Мечеслав сам не свой. Невыносимо было сознавать, что не люб ей. Наконец не выдержав, пошел к Раде, и весь вечер просидел, разговаривая со старухой и братом Рады, бросая короткие ждущие взгляды на девушку. Но она будто не замечала его. Когда он, попрощавшись, покинул избу, Рада вышла следом и, окликнув, грустно сказала:

– Мечеславушка, не надобно тебе ходить сюда.

Мечеслав хотел возразить, но она уже вошла в избу.

После этого стала жизнь Мечеслава серой, как осеннее небо, ничто не радовало его глаз, ничто его не веселило, ничто не могло отвлечь от грустных мыслей. Вскоре явился из Полоцка Орм.

– Здравствуй, брат! – сказал он, обнимая Мечеслава. Затем, отстранившись и оглядев его, спросил: – Что кручинит тебя? Стряслось чего? Не обидел ли кто?

– Все у меня по-доброму, – ответил Мечеслав.

– Таишься… Не иначе как дева сердце твое полонила. Аль не так?