Русский мир и Тибет. Том 1
Шрифт:
Империя Мин
В некитайской историографии принято считать, что во времена китайской империи Мин Тибет оставался независимым от соседа, в то время как в самом Китае распространена точка зрения, отражающая старую китаецентристскую традицию.
«Мин ши» утверждает, что императоры Мин создали институт внешнего надзора, в обязанности которого входило руководство тибетской администрацией в то время как тибетские официальные лица должны были подтвердить прежние должности и титулы, данные им ранее юаньским императором, а руководителям тибетских буддийских школ даровались
Однако же, Таррелл В. Уайли считает, что цензура, действовавшая во времена, когда была написана книга, вынуждала автора исказить историю китайско-тибетских отношений ради прославления минских императоров.
Существует гипотеза, что имел место чисто формальный сюзеренитет, но отношения прервались окончательно, когда император Цзяцзин (1521—1567) принялся принуждать придворных исповедовать конфуцианство в ущерб буддизму.
Хельмут Хоффман полагает, что минское господство над Тибетом имело чисто номинальный характер, и по сути дела, сводилось к тому, что при Минском дворе время от времени появлялись тибетские эмиссары с приношениями для правящего императора, а тот имел формальное право даровать титулы правящим ламам при том, что не мог реально вмешаться в дела управления.
Авторы из КНР Ван Цзявэй и Ньима Гьялцен, не соглашаясь с подобных предположений, утверждали, что власть минского императора над Тибетом была вполне реальной и тибетцы не передавали по наследству дарованные императором титулы, но вынуждены были посещать Пекин, чтобы получать их из рук императора.
Мелвин С. Голдстейн в свою очередь, пишет, что империя Мин не имела подлинных рычагов воздействия на Тибет, так как многочисленные титулования, полученные тибетскими руководителями, бывшими уже у власти, не давали им дополнительных полномочий, как то было во времена Юаньской империя; с его точки зрения «Минским императорам приходилось считаться с реальным положением вещей».
Некоторые исследователи также указывают, что во многих работах недооценивается религиозная составляющая в отношениях Минского двора с тибетскими ламами
Другие обращают внимание на торговый аспект отношений, замечая, что из-за постоянной нужды в лошадях, империя Мин придавала исключительное значение меновой торговле, где лошадей получали в обмен на китайский чай. Идут также споры о том, насколько мог Минский двор де-факто влиять на сменявшие друг друга у власти кланы властителей Тибета – Пхагмодру (1354—1436), Ринбунг (1436—1565), и Цангпа (1565—1642)
В течение XIV столетия предпринималось несколько попыток вооруженного вторжения в Тибет, но его жители успешно отражали подобные вылазки.
Патрисия Эбрей, Томас Лэйярд, Ван Цзявэй и Ньима Гьялцен единодушны в том, что Минская империя, в отличие от Монгольской, не имела на тибетской территории постоянных гарнизонов
Император Ваньли (1572—1620) пытался, начиная с 1578 года, строить отношения с соседями на принципах монголо-тибетского альянса, что в свою очередь обусловило Цинскую (1644—1912) политику по отношению к Тибету и оказанную в это время поддержку Далай-ламы и буддийской школе Гэлуг.
В конце XVI столетия,
По мнению большинства исследователей, Тибет не был частью империи Мин. Внешние атрибуты подчинения служили в основном для «внутреннего пользования» в Китае – легитимации власти императора Срединного государства как владыки мира в глазах подданных.
Так, в официальном списке «данников» империи Мин было более 100 территорий, многие из которых даже не имели границ с Китаем: Бадахшан, Аравия, Самарканд и т. д. «Данниками» объявляли все государства, из которых приходили послы, купцы и т. д.
Далее империю Мин сменила империя Цин и снова Тибет оказался в сфере ее влияния.
Империя Цин
После падения империи Мин Китай был завоеван маньчжурами и стал неотъемлемой частью маньчжурской империи Цин. Маньчжурский император Айсиньгиоро Сюанье, правивший под девизом «Канси», ставил своей целью разгром Джунгарского ханства и покорение Тибета. Политическая обстановка в этих странах облегчала реализацию политики Пекина.
В 1705—1710 годах в Тибете разгорелась вооружённая борьба за власть между хошутским правителем Лхавзан-ханом и тибетским регентом Сангье-гьяцо (Санчжай Чжамцо).
Пытаясь установить своё влияние в Тибете, Сюанье поддержал хошутов.
В Пекине хорошо понимали, что цинское господство в Монголии не может быть прочным без его религиозной поддержки из Лхасы, без благожелательного для маньчжуров воздействия далай-лам на буддийскую церковь Монголии.
Тем не менее, на данном этапе Сюанье стремился ослабить правителей Лхасы руками хошутов, чтобы впоследствии подчинить и тех, и других.
В Джунгарии после смерти Галдана ойратским ханом стал его племянник Цэван Рабдан.
Он вновь объединил все четыре ойратских аймака, восстановив распавшееся было Джунгарское ханство. Будучи сторонником независимости, новый хан отклонил неоднократные предложения Сюанье стать «данником» богдохана.
Обе стороны активно готовились к новой схватке.
Цэван Рабдан потребовал от Сюанье вернуть захваченные у Галдана земли к востоку и северу от Латая.
В Пекине отвергли это требование. Со своей стороны, император настаивал на предоставлении самостоятельности каждому из четырёх княжеств-аймаков. Это значило фактически взорвать изнутри единство Ойратского государства и предельно ослабить центральную власть хана на фоне феодальной раздробленности.
Естественный отказ Цэван Рабдана ускорил схватку. В 1715 году началась вторая война между Цинской империей и Джунгарским ханством, которая велась с переменным успехом, не давая явного перевеса ни одной из сторон.
Цэван Рабдан силами своего вассала Цэрэн Дондуба-старшего в 1717 году захватил Тибет. Воспользовавшись этим, Сюанье в 1720 году направил в Лхасу две колонны войск – из Сычуани и Цинхая – под командованием Гэрби и Янь Синя, конницу халхаских князей, а также поднял против ойратов тибетское ополчение из районов нынешнего Сикана.