Русский неореализм. Идеология, поэтика, творческая эволюция

Давыдова Татьяна Тимофеевна

В произведениях неореалистов 1920-х гг. существует множество генетических связей и сравнительно-типологических схождений, с одной стороны, с работами зарубежных и русских философов и психологов, с другой стороны, с эстетикой иэссеистикойВяч. И. Иванова, В.Я. Брюсова, А.А. Блока, прозой Б.А. Пильняка. Неореалисты глубоко осмысливают ведущие тенденции в существовании России и Европы в XX в., в частности, размышляют о «метафизике» техники и техническом прогрессе, о свободе и счастье, о возможности создания совершенного, гармоничного человека; прослеживают закономерности разных этапов русской истории. Эти размышления

воплотились в центральных произведениях данного периода. «Мы» Замятина и «Чевенгур» Платонова участвуют в диалоге с идеями теоретиков Пролеткульта А.А. Богданова и А.К. Гастева, являясь в то же время новаторскими в художественно-философском и жанровом отношениях романами-антиутопиями, главная идейная функция которых – спор с утопией. Трагическая судьба человечества в XX в. запечатлена здесь с помощью переосмысленных мотивов из Библии и «Фауста», «Гамлета» и «Дон Кихота».

Особое место в драматургии Замятина занимают комедия-«игра» «Блоха» и романтическая трагедия «Атилла», Булгакова – памфлет «Багровый остров». «Блоха» тесно связана с эстетическими исканиями условного театра, характерными для драматургии Блока, Ремизова, с театральными идеями Мейерхольда и Евреинова, традициями русского фольклора и эстетическими принципами итальянской «комедии масок». Анализ «Атиллы» раскрывает, наряду с мифологизаторской, и другую тенденцию – грубое руководство творческой деятельностью со стороны партийных органов. «Багровый остров» осуждает гражданскую войну, преследует своей целью борьбу за свободу творчества.

В 1931–1937 гг., проведенных за рубежом, деятельность Ремизова, Шмелева, Замятина становится более многогранной: их произведения переводят на иностранные языки, они пишут литературно– критические и публицистические статьи, выступают с лекциями на темы русской культуры. Замятин также сотрудничает с французским театром и кинематографом. Шмелев становится широко известным благодаря своим «Солнцу мертвых» и «Лету Господню…». Таким образом, неореалисты-эмигранты получают более широкую, чем в предыдущие десятилетия, аудиторию, и их творчество в более полной мере, чем раньше, становится фактом мировой культуры.

В мировоззрении Замятина в данный период соединяются неприятие тех негативных тенденций общественного развития, которые он видел в Советском Союзе, критическое отношение к западноевропейской цивилизации с верой в обновление, которое должны были принести стареющей Европе более молодые «хуны»-русские. В творчестве Замятина и неореалистов, оставшихся в России, – Толстого, Чапыгина и Шишкова – преобладает историческая тема. Ей посвящены замятинский неоконченный роман «Бич Божий», исторические романы Чапыгина «Гулящие люди» и Шишкова «Емельян Пугачев».

Наряду с этой тенденцией в русской прозе 1930-х гг. очень важны и другие проблемы – художника, психологии творчества, взаимоотношений творца с обществом. Они поставлены в романах Пришвина «Кащеева цепь» и Булгакова «Мастер и Маргарита» и комедиях Булгакова «Блаженство» и «Иван Васильевич».

Пришвин создал тип трагического цивилизованного героя-творца, «синтезирующего» готовность Христа принести себя в жертву ради всего живого, а также энергичность, стремление к знаниям и героизм Фауста с цельностью «естественного» человека Ж.-Ж. Руссо и Л.Н. Толстого.

Булгаковский мастер также является трагическим героем: он

не выдерживает гнета тоталитарного общества и предает лучшее в себе – перестает творить, напоминая тем самым Фауста, останавливающего в финале трагедии прекрасное мгновение. Тем самым концепция личности у Пришвина и Булгакова, как и у Замятина, резко отличается от просветительской оптимистической веры в человека у автора «Фауста». У Булгакова и Замятина чрезвычайно активны дьявольские силы, несущие в мир хаос и разрушение. Но наказывают они грешников и разрушают во имя добра – в этом отступление обоих авторов от христианской этики и убеждений Гёте.

В неореалистической прозе этих лет развивается тенденция, зародившаяся во второй половине 1920-х гг., – переход к более простой внешне, несказовой манере, при сохранении орнаментальности. При этом в творчестве Замятина, Пришвина, Булгакова, Чапыгина и Шишкова 1930-х гг., как и в их произведениях предыдущего этапа, преобладают неореалистическая субъективистская картина мира и соответствующие художественные способы ее создания (тип психологизма и хронотопа).

Роль Ремизова, Шмелева, Замятина, Пришвина, Толстого, Булгакова и Платонова в русской литературе первой трети XX в. трудно переоценить. В их творчестве сконцентрирован ряд ее ведущих идейных и художественных тенденций, все они – писатели-философы, создавшие в необыкновенно трудных исторических условиях исключительно сложные, многогранные высокохудожественные произведения.

Список использованной литературы

Произведения, наброски, письма неореалистов

1. Булгаков М.А. Собрание сочинений: В 5 т. М., 1989–1990. Т. 1–5.

2. Булгаков М.А. Собрание сочинений: В 10 т. М., 1995–2000. Т. 1—10.

3. Булгаков М.А., Замятин Е.И., Замятина Л.Н. Из переписки (1928–1936) (Публ. В.В. Бузник) // Рус. лит. Д., 1989. № 4. С. 178–188.

4. Дикий А.Д. Переписка с Е.И. Замятиным и Б.М. Кустодиевым по поводу спектакля «Блоха» // Дикий А.Д. Избранное. М., 1976. С. 327–396.

5. Замятин Е.И. Автобиография / Публ. А.Ю. Галушкина // Странник. М., 1991. Вып. 1. С. 12–14.

6. Замятин Е.И. Алатырь // Рус. мысль. М.; Пг., 1915. № 8. С. 9 – 38.

7. Замятин Е.И. Африканский гость / Публ. А.Н. Тюрина // Лепта. 1994. № 18. С. 108–138.

8. Замятин Е.И. Бич Божий: (Черновой вариант романа) / Послесловие И. Ерыкаловой // Новый журн. Нью-Йорк, 1999. № 214. С. 5—44.

9. [Замятин Е.И. Блоха: Фрагменты текста]: Из архива БДТ / Публ. Т.Т. Давыдовой // Федосеева Л.Г. Марина Цветаева. Путь в вечность. М., 1992. С. 55–58.

10. Замятин Е.И. Житие Блохи. Д., 1929.

11. Замятин Е.И. Закулисы // Как мы пишем. Д., 1930. С. 29–47.